А ащё в энту ночь расцветал Жар-цвет, так именовали беросы растение, у которого разрезанный побег листа выходил из земли и разворачивал свой зелёный стебель. Растет Жар-цвет у лесах, любит влажны земли, густы, непроходимы чащобы. Да цветёть, гутаритси у байках, он лишь два раза в году. Первый раз, во первом зимнем, холодном месяце на двадцать второе снежаня, в саму длинну ночь у году. И кады распускаетси, да зелёны листоньки разворачиваеть, да Жар-цвета лепесточки раскрываеть, кажет лежащего во маковке, такусенького малюсенького, точно зернятко Бога Крышню сынка Вышни… Начинаеть с той ноченьки расти Крышня, а сообща с ним ростит и день деньской. У ночь же на двадцать второе кресеня Крышня станет сувсем большеньким. Жар-цвет цветёть токмо мгновение, а после увядаеть, и вкупе с ним начинаеть вуменьшатси Крышня, да день деньской… Беросы молвят, чё ежели увидеть тот чудный Жар-цвет, да ащё и Крышню, быть тобе смелым и доблестным воином, заступником бероской земли.
Оттогось мальчонки, да отроки желаючи испытать свову долюшку, да приобресть ту доблесть ночами на Иванушку ищуть во лесах тот цвет. И покуда старши братья, сёстры, отцы, матери, деды, бабки не видять али тока делають вид, шо не видять, уходят во тёмны, наполненны духами дубравы и бродять во надежде разыскать то чудо чудное Жар-цвет, да получить ту смелость, доблесть воина и заступника.
Вот и Борил энтой ноченькой шел искать тот цвет… Жар-цвет… Он-то ничем не отличалси от своих сверстников, робяток, отроков двенадцати-тринадцати годков… Хотя неть! отличалси, был он и выше, и крепче своих ровесников, да оно и понятно почему. У него во роду усе были богатырьми… и отец, и дед, и прадед, и старши братцы… а вже он и вовсе удалси, такой славный мальчоночка. Глянешь на него и сразу не дашь ему евойны двенадцать годков… Скажешь, чё пареньку тому леть пятнадцать не меньче… такой крепенький вон был, будто гриб-боровичок, в обьчем истинный берос. И имя ему отец ладное выбрал да дал – Борил, значало оно борящийся. Да и сам егось отец борцом был, не раз хаживал со ножом на медведя, будучи тем ищё крепышом. Токмо два годка вже минуло як помер он. Зимой на него медведь-шатун напал… ужотко бился… бился Воила (так его величали) да верно стар стал… Ведмедя одолел, обаче и сам вельми покалеченным домой возвярнулси, и аки обавник не старалси ему помочь да излечить, вскорости почил.
Помер значить…
Но опосля собя деток оставил жить… И детушек тех было много… одиннадцать ребятушек, сынков четверо: двое старшеньких Пересвет и Соловей, да двое младших Борил и Млад, а меже ними, братцами, поместилось ищё семь сёстриц.
И к тому времени, як начилси энтов сказ про Борила, и старши братцы, и усе семь сестриц вжесь семьями обзавелись… семьями да детками. Тока у младшей сёстры, той кыя на четыре годка была старче Борилки, деток пока не було, занеже вона весной, во первом месяце во соковике, замуж вышла, да ушла жить в свову избёнку, шо деревенский люд зараз поставил для молодой семьи. И днесь Борил, Млад да матушка жили у семье Пересвета и его жёнушки Златы, уж дюже у неё волосья были распрекрасного цвета, такого редро-жёлтого. У них тады четверо девчушечек росло, да усе раскрасавицы были, як и их матушка, с такими же точно златыми волосами. Пересвет, аки старший, токмо и мог братцам заменить отца. Да вон был добрым, светлым таким, николиже ни шумел попусту, ни гикал, а меньшого Младушку и вовсе баловал, понимаючи, шо мальчоночке без отца худо.
И нонешней ноченькой, як и иные робятки, Борил да Млад, ему недавно восемь лет миновало, да был он, аки можно понять и пониже, и похудей старшего братца, искали у лесу Жар-цвет…
– И, шо… каков он энтов Жар-цвет? – вопросил Млад у Борила, вон шел след у след за старчим братцем во темной ночи по лесу.
Мерцающие во чорном небушке звёздны светила посылали серебристо-голубой свет, пробивающийся сквозе густы кроны деревов, и блёкло освещали то чернолесье. Плотной стеной виднелси окрестъ мрачный, словно чужой лес, в котором росли всяки могутны со крепкими, да мощными у обхвате стволами дерева: дубы, липы, вязы и каштаны. Казалось он энтов гай был живым и тихонько поглядывал, скрезь ветви да листву, на шагающих робят, почитай не издаваючи звуков. Под ногами братцев лишь изредка хрустнет лежащий сучок-отросток аль еле слышно идей-то высоко у ветвях дерева ухнеть бородата неясыть да округлив свои, и без того круглы, глазищи, бляснёть пужающе их лучистым светом на мальчишечек.
– Каков, каков, – негромко вымолвил Борила, идущий упереди со светочом во руках, иде на длинной рукояти был укреплён пучок веток пропитанный смолой, полыхающий ярким пламенем, освещая собе и брату торенку во тёмной дубраве. – Як же егось знаеть, Младушка, каков вон… его ж не так-то лягко сыскать. Ты, чё думаешь егось усяк могёть зреть? Ан, неть! Не усяк… Он энтов Жар-цвет не кажится абы кому, а тока тому кто во душе своей несёть смелость, кто подобен нашему Асуру Вышне, и ничавось ни страшитси… ни пужаитси.
– А ты пужаишьси? – прошептал Млад.
Да тут же остановилси, опасливо оглянулси назад… Он упервые пробиралси во том лесу ночью и уж, правду бачить, оченно боялси, страшилси и пужалси, одначе, пред таким смелым старшим братцем, каким был Борилка, стыдилси не только о том калякать, но, и, то казать. А посему шёл позадь него и часточко сице, абы Борила не видал, озиралси и также часто зрел у там за спиной высоких великанов… то ли велетов, то ли мамаев, ужо то не можно вбыло разобрать. Они протягивали ко няму свои длинны, древовидны руки и кажись костлявы персты. Они зыркали на негось огромными кумачовыми светящими очами, раскрывали здоровущи рты, заполненные острыми, будто лезвие ножа, зубами какого-то бурого цвету, а по их гладкой поверхности тёкла униз густа, кровава слюна… Инолды Младу, ано, чудилось, аки громко чавкають те велеты, або мамаи, и хлюпають, може сглатывая таких же як и вон робятишек.
Вух! испуганно выдыхал из собе Младушка и нагоняя братца вжималси в его широку спину, вздрагивал усем тельцем. Борил оборачивалси, ласковенько улыбалси и приподняв светоч, обводил им дубравушку, и тадыличи Млад глубоко вдыхал, видя предь собой лишь дерева мощные да красивые точно богатыри. Лес был тих и спокоен… впрочем, инде до робят долетали песни, говор да тихие звуки погудки, шо наигрывали на кугиклах, жалейки, свирели, рожке и варганах люди из их деревеньки, каковые там за чернолесьем и реченькой, праздновали и славили Купалову ноченьку.
– Неть, – мгновение спустя ответил Борил брату. – Я не страшусь и ты не боись… Занеже неможно беросу бояться, то стыдно братец… Да и таче ежели ты у душу свову разочек пустишь тот страх. Вон у тама и поселитси, пустит ростки, и ты егось Младушка отнуду не выковоришь, не вырвешь и будеть он век твоей душеньке вуказывать.
Вмале братья миновали высокий лиственный гай, под каковым окормя тонкой, вихрастой травы да низеньких, плятущихся кустиков ожина ещё речённой ежовой ягодой, за востры колюки, покрывающие те стебли, ничавось не стлалось и вышли во чистый лесок, иде под невысокой ольхой с чёрно-бурой корой, во влажной оземе и густой поросли трав хоронилси Жар-цвет. Борил шёл медленно так, шоб меньшой братец поспевал за ним, и не пугалси, а тот явно трусовато тулилси к спине старшого, намереваяся в случае вопасности укрытьси за ней.
– А, шо? – опять загутарил Млад, абы хоть реченькой изгнать тот страх из души. – Почему балабонять, что Крышня у том цвете таится, он же Бог, сын самого Вышни.
– Ну, энто так калякають, для красна словечка, – ответствовал Борил и опустив светоч ко самой землице разглядел чуток топку почву под ногами, настолько сыру, чё у ней словно во болотце утопали босы ноги. – Для красна словца так сказывають… Оно як с двадцать второго снежаня, ночь начинаеть укорачиватьси, а день супротив ростит… Эвонто поворот природы с лютой зимушки на вёсну и лето, обещание тепла и пробуждение матушки-землицы. Поелику и кажуть, чё Крышня наш тоже растёть. А с двадцать второго кресеня, кады на Бел Свете сама коротка ночь… усё меняетси и ноне короче будять становиться день, а ночь ростит. И вкупе со днём, светом уменьшаетси добро, уменьшаетси кабы власть Крышни. Ожидаеть берос прихода холода, овсени и зимушки, да готовитси к ней… – Борилка миг медлил, а посем паче тихим голосом, будто страшась напужать Жар-цвет, аль духов, продолжил, – он, Асур Крышня, сын самого Вышни и Майи Богини, шо явилась у Бел Свет из цветка чудного. Кады Крышня родилси, он принёс у Бел Свет людям Звёздную книгу, у каковой заключена уся мудрость, знания, обычаи и вера наша в Асуров. Засим Крышня победил ЧерноБоже, оный обрушил на земли Бел Света холода и льды, оный вукрал усё… усё тепло и вогонь… сице-то. Посему не токмо беросы, но и иные людски племяна стали гибнуть. Тадысь наш Крышня воседлал свово богатырского коня… с белой гривой, долгой… долгой, развевающейси по ветру да стелющейси по небушку, а у ней поблескивали, перьливались звёзды ясные, звёзды златые, чё из самого Вырай-саду. Сам-то конь тоже бел, и хвост у няго белый, а копыта златые, из очей пламя пышить, из ноздрей дым столбом валить… Ужотко такой расчудесный конь был, шо не опишешь евось усей зачурованности. Прилётел на том коне Крышня к чеврую дальнего моря-окияна, да сразилси с ЧерноБоже. Победил егось зло пожирающее Бел Свет, изогнал усех демонов и дасуней, а опосля возвернул людям тёпло и вогонь. Оттогось беросы и почитають Крышню, каковой и знания нам подарил, и от смерти спас.
Борил закончив свой сказ, смолк, да тот же миг остановилси, зане увидал упереди в скользящей тьме мелькнувший златистый лепесток, похожий на лоскуток пламени. Млад, шагающий позади, прямо-таки налетел на старшего братца и испуганно вопросил:
– Чавось?
– Показалось… чавой-то бляснуло упереди, – произнёс взволнованным голосом Борилка и вгляделси удаль. – Постоишь туто-ва со светочём, али я ево затушу? Оно як Жар-цвет не покажитси, коли у тобе во руках огнь.
– Нет! Нет! не туши! – встревожено и поспешно кликнул Млад да протянул руку к светочу. – Нут-ка, я подержу… да постою тутась, а ты сам сходь, глянь-ка. Може те то просто чудилось.
– Добре, – согласно молвил старший братец кумекая, чё Млад боитси, и развернувшись перьдал ему светоч. – Ты, туто-ва стой, ни куды ни ходь… А коли, чё я тобе позову… сице ты у тот же миг туши огонь, да бяги ко мне, вразумел?
– Вразумел, – произнёс Млад принимая светоч, и немедля принялси озиратьси, озаряючи тем веским вугнем усё окрестъ собе, стараяся изгнать полыхающим светом весь страх из зарослей леска, да из своей душеньки.
А Борил, который в отличие от свово меньшого брата ничавось не боялси, ужо смело потопал дальче… тудыкась, иде яму померещилси блеснувший златистый лепесток пламени. Чем дальче продвигалси Борилка тем паче труднее приходилось ему шагать, сыра оземь под ногами превратилася у вязкое болотистое месиво и кажный раз утопая почти по колено, мальчик прямо-таки выдёргивал, вытаскивая ноги из энтой грязной жижи.
– А… а… а..! – нежданно весьма звонко раздалось позади няго, то гикал Млад.
– Чё… чё? – также громко кликнул Борил и повернув голову, глянул на стоящего со светочём младшего братца.
Тока днесь Младушка не стоял, а судя по мерцанию движущегося пламени, вулепётывал, туды откедова братья пришли… туды у сторону реченьки и деревеньки.
– Погодь! Погодь! – загамил меньшому братцу во след Борилка, вже сожалеючи, шо вуставил там егось водного, да сожалеючи, шо и вобче взял с собой.
Но Млад, то було видно по медленно затухающему свету светоча, не слыхал старшего брата и оченно скоро уносил ноги, из энтих топких, мрачных мест.
– Ах, ты?! – разучарованно и обеспокоенно молвил Борил, пытаясь вытащить застрявши у топкой грязи ноги.
Но ноги яму не подчинялись, не жёлая покидать облюбованных ими мест. Малец ащё малеша вглядывалси у тёмну ноченьку, следуя взглядом за младчим братом, который прерывисто освещал свой путь вспышками жёлто-рыжего пламени светоча. Кады ж эвонтов свет померк окончательно, он резко повертал свой стан и подавшись уперёдь, согнулси да опёрси правой рукой о штой-то твёрдое, по-видимому, об оземь, а левой ухватилси за каки-то крепкие ветви кустарничка. И, не мешкая, резво да бойко выдярнул праву, а опосля леву ногу и шагнул впредь, иде аки вон, правильно догадилси была плотна землица. Борилка встал на твёрду почву и выпрямилси.
Глава вторая. Жар-цвет
И стояло Бореньке испрямитси як абие прямо пред собой увидал мальчик тонкий златистого цвета стебель, который был свёрнут, наподобие поразительно закрученной улитки, и покоилси на земле прячась у густой листве Жар-цвета. Лишь Борила на него взглянул, як тутась же принялся он разворачиватьси, подымаясь увыспрь и устремляя туды же свову могучу похожу на яйцо головку златого цвета. Это чудно соцветие, впрочем аки и сам стебель, дюже быстро росли, а внегда стебель поравнялси со лицом отрока, растение на маленько замерло… Чуток же погодя вельми медленно, подобно набухающей ранней вясной почке на веточке, стал раздаваться у сторону, расширяясь во серёдке. Вспучивалась и сама удлиненна, яйцеподобна головка соцветья во серёдочке. Унезапно послышалась тихая игра на скрыпке, така тихая… тихая… едва слышимая. Засим энту мелодию подхватила балалайка, жалейка, свирель и наконец зазвучал глухой голос варгана, того самого музыкального вунструмента, каковой вёл свово имячко от Бога Сварога, сварганившего Бел Свет, да и сам варган. Миг спустя Борилка уловил тончайший аромат мёда, пыльцы и цветущей вёсной пятилепестковой маткиной душки, кою ищё величали пахучей фиялкой. Жар-цвет издал слабо различимую трель, и на его цветущей, усё дотоль сомкнутой, златой поверхности появилось восемь тонких, точно разрезавших головку, нитей. И тогды смыкающие цветок удлиненны концы лепестков дрогнули, да принялися отделятьси друг от дружки, неторопливо разворачиваясь и распрямляясь.
Мальчуган, лицезреющий за у тем несравненным действом, отступил назадь, бояся навредить раскрывающемуся Жар-цвету, один из лепестков кыего отворялси у его направлении. Лепестки неторопливо расставались, расходились у стороны и Борила видал, аки ярко озаряя околот ольхову кулигу раскрывалси изумительный, таинственный цвет. А у того цвета были смаглые язычковы лепёстки, испускающие злато-солнечный свет, и крупна корзинка унутри, белого цвета. В ширшину Жар-цвет достигал не меньче маховой сажени, на егось лепестки приходилось по два локтя длины, а усё востальное составляла та сама корзинка, оная будто б покатым бугром вылезала увысь, вроде як тут же разрастаясь уширь. Кадыка лепестки полностью распрямились, вытянулись и у таком положении застыли, да наигрыш музыкальных вунструментов стих, окрестъ наступила торжественна тишь. Лес нежданно наполнилси запахом цветов, а вверх во далёко небо, покрытое звёздными светилами, прямо из серёдки корзинки выбившись, вылётел мощный белый столп света. Он был таким ярым, таким слепящим, чё от того нестерпимогу сияния Борила поспешно сомкнул очи, и ано подняв руки, прикрыл дланями лицо. Но вжесь чрез мгновение, мальчик вуслыхал рокотанье небес, словно зачиналась гроза, и Бог Перун рассыпал гром и молнии в вышине, а посем звучный, выразительно-мужественный голос, молвил:
– Борил, сын Воила, открой очи!
Мальчоночка абие отворил свои крупны, зелены с карими брызгами, глаза, и, задравши голову, уставилси на того, кто гутарил, да отступил назадь, абы сподручней було обозреть говорившего. И тады на белой, покатой корзиночке Жар-цвета, в прозрачно-светящемся, белым светом, тумане, он узрел Бога. То без усякого сумления был сам Асур Крышня, высокий, крепкий и ужотко зрелый годками Бог. Он был красив, той мужественной, божественной красой какая свойственна усему светлому и чистому. У Бога была бела кожа лица и рук, светло-пошеничные почти ковыльного цвета волосья, оные озарялись восьмиконечной, солнечной звёздой сверкающей над его главой да раскидывающей тот свет вкруг няго. Высокий лоб и малость широковатый, як усех беросов нос, алые полные губы и тёмно-голубые очи, такие точно сотришь ты удаль на летне высоко небушко любуясь егось голубизной. Асур был одет у белы тонки штаны да лёгку, белу рубаху, расшитую по вороту и низу, таку прозрачну, чё зрелось его налитое мощью тело. Рубаха пущенная на выпуск була опоясана красно-златым плетёным поясом, а на ногах Крышни имелись красны сапоги с тонкими, кручёными снурками упереди, шоб крепко обхватить голень. Асур смотрел на отрока и улыбалси, да сияли не токмо евойны уста, но и тёмно-голубые очи… И сам он увесь дивно светилси и кожа лица, и рук озарялась, тем изумительным, светлым и чистым, белым светом.
– Борил, сын Воила, – усё тем же звучным, мужественным голосом сказал Крышня. – Зачем ты пришел в лес в ночь на Купала, что ты искал тут?
– Я… я… я, – заплетающимся от волнения и восхищения языком пролепетал мальчик, стараясь справитси с собой и опустив главу, едва заметно поклонилси Богу. А засим наново зекнул прямо у лико Крышни, да вяще бодрым голосом загутарил, – я причёл у лес, абы сыскать Жар-цвет и стать смелым и доблестным воином.
– Смелым и доблестным, – протянул Асур и качнул своей божественной головой, а вкупе с ней заколыхалася из стороны у сторону сияющая светом звёзда. – Но если ты мечтаешь стать доблестным воином должен ты биться тогда за народ. Должен отвагой да кровью своей доказать смелость и любовь к беросам, к земле своей, к вере своей. Так лишь мальчик, можно добиться доблести… Затем ли ты пришёл сюда?