– Меня – Юрий Котлов.
– Вы похожи на порядочного человека.
– Спасибо.
Еврей помялся:
– Я ювелир, мне нужен человек для охраны.
– Ну так наберите вот таких удальцов, что выходят на кулачках драться, в чем проблема?
– Нет-нет, мне не надо людей, которые плохо владеют кулаками. Я наблюдал за вами во время боя: вы не потеряли самообладания, редко били сами и не давали ударить вас противнику. Способ вашего боя как-то резко отличается от общепринятого, вероятно, вы этому учились в Персии или еще где-то. Я не видел, чтобы русичи дрались ногами.
– Видите ли, уважаемый Изя! У меня свое, пусть и маленькое, дело, и мне не хотелось бы бросать его для того, чтобы махать кулаками. Этот бой – так, прихоть, желание немного осадить самонадеянного удальца. Мне бы хотелось работать головой.
Изя пожевал губами, подумал, высморкался в платок – большая редкость здесь, продолжил:
– Хорошо, вы не хотите постоянную работу, но один-то раз можете съездить со мной?
– Куда и на сколько?
– Во Владимир. Поездка, думаю, займет две седьмицы.
– Сколько платите?
– С моим коштом – десять рублей серебром.
Я немного подумал. Десять рублей – сумма немаленькая. Кивнул, соглашаясь.
– Но два рубля – задаток.
Изя повздыхал, но достал из поясной калиты два рубля и отдал.
– Подойдешь завтра с утра ко вторым петухам к Покровским воротам, жди там.
– Буду.
Я развернулся и пошел на торг. Предложение побыть охранником было неожиданным, но и пускать все на самотек было нельзя. Слишком прочно была вбита в мое сознание необходимость обстоятельной и вдумчивой подготовки – к операции ли, к чему другому.
Пошел к рядам оружейников. Кроме ножа, у меня ничего не было, а нож – крайнее средство, когда ничего другого уже не осталось. У первых лавок я встал: на чем остановить выбор? Лук – оружие неплохое, да учиться им владеть надо сызмальства; сабля хороша для конного, мечом в одночасье тоже владеть не научишься.
Глаза мои блуждали по смертоносному железу, не зная, на чем остановить выбор. Из-за прилавка вышел степенный мужик с окладистой бородой и в кожаном фартуке. Скорее всего кузнец, что и сработал это все.
– Что хочешь, мил-человек? У меня все есть, выбирай, к чему душа лежит.
– Подскажи, уважаемый, не знаю, что делать. В опасную дорогу собираюсь, оружие попроще хочу взять: так, чтобы привыкать долго не пришлось, но и с оружным справиться.
– Воинский опыт есть ли?
– Нет.
Не мог же я ему сказать, что после института пришлось год отслужить в разведбате, командиром медицинского взвода. И на учениях по болотам ползать, и научиться маскироваться, и стрелять из «калашникова». Эх, сейчас бы сюда «калашникова», все проблемы отпали бы.
– Тогда возьми арбалет. Силой, я смотрю, тебя Бог не обидел, тетиву натянешь. Постреляешь немного, быстро набьешь руку. А еще предложу боевой топор, ежели сила есть – ни один рыцарь, даже в полном доспехе, не устоит, любые латы пробьет, о кольчуге даже не говорю.
– Давай посмотрим.
Продавец вытащил из-за прилавка арбалет, оружие с виду совсем не грозное. Так, можно сказать, ложе от ружья, если бы не плечи лука. Сбоку от ложа торчала деревянная рейка, усиленная железной полосой.
– А это что? – указал я на рейку.
– Да это же «козья нога», тетиву натягивать! Руками не совладать, спину сломаешь.
Кузнец вытащил из небольшого колчана арбалетный болт – коротенькую, сантиметров двадцать пять, стрелку с куцым оперением, показал, как укладывать в желоб. Подняв арбалет вверх, нажал на спуск. С громким щелчком болт врезался в бревенчатый навес, пробив почти насквозь бревно толщиной чуть не с мое бедро. Лишь оперение торчало.
– Берешь?
– Беру, болтов к нему поболее дай.
– Отдаю с колчаном, тут два десятка будет. Топор показывать ли?
– А то!
Мастер снял со стены устрашающего вида железяку. С одной стороны топорища – небольшой ширины лезвие, с другой, вместо обуха, – острый стальной шип, слегка загнутый. Ручка длинная, отполированная, ясеневая. Я взял в руку – сидит удобно, хоть и тяжеловат, килограмма два с лишним.
Кузнец выжидающе посмотрел на меня:
– Ну как?
– Хорош топор, тоже возьму.
Мы еще долго торговались, но все-таки договорились: я отдал за железо два рубля, что получил авансом от Изи, и часть оставшихся от рукопашного боя денег.
Придя домой, заявил Дарье, что уйду на пару седьмиц. Пошел на задний двор и попробовал зарядить арбалет и выстрелить из него по стене бани. Получилось неплохо. Еще бы потренироваться, да болты вытащить из бревен было невозможно – они уходили вглубь почти полностью. Эдак и в путешествие отправляться не с чем будет. Поужинав, улегся спать, наказав Дарье разбудить при первых петухах. Собирать вещи в дорогу не понадобилось: у меня их не было.
Глава II
Дарья растолкала меня, когда было еще темно. Быстро вскочил, умылся, позавтракал вчерашними пирожками, запив сытом, засунул за пояс топор, забросил за плечи арбалет с колчаном. Прощание с Дарьей было коротким – крепко поцеловал и, не оглядываясь, вышел со двора.
Где находятся Покровские ворота, я уже знал. Полчаса быстрого хода по спящему еще городу – и вот я на месте. Изя был уже тут. Он сидел на повозке, на дне которой лежал прикрытый рогожей груз. На второй подводе сидели двое парней. Изя подвел меня к ним:
– Мои люди, тоже охрана – Кузьма и Соломон, мой племянник. Садись ко мне на подводу, поехали. Надо сегодня успеть верст тридцать проехать. Пока ведро, не дай бог дожди зарядят – не поспеть.
Мы уселись на подводу; солнце еще не встало, но темнота уходила, уступая место наступавшему дню. Вокруг уже серо, но видно было метров на десять-пятнадцать. Охранники, благосклонно приняв от Изи монету в руки, распахнули одну половину ворот, и мы выехали.
Долго тянулись посады и пригороды; движения не было, пыли тоже. Воздух был чист и свеж. Не прошло и пары часов, как навстречу стали попадаться крестьянские телеги, верховые всадники, пешие путники, идущие в Москву. Над дорогой стоял туман из пыли, щедро садившийся на одежду, подводы, лошадей.
В обед, когда уже захотелось кушать, а от тряски на подводе ныли внутренности, мы свернули с наезженного тракта и через несколько минут добрались до небольшой деревушки. Видимо, Изя дорогу знал, так как подъехали к третьей избе с краю и въехали во двор. Оба охранника соскочили с телеги, привязали лошадей, разнуздали и стали их кормить. Изя откинул рогожу, мы оба взяли по тяжелой сумке и вошли в дом.
Здесь, в большой и чистой комнате, стоял длинный стол, на который хозяйка скоро стала ставить еду – щи в глиняных мисках, исходящие мясным духом и паром, запеченную курицу с грудой гречневой каши вокруг на большом оловянном блюде, отварную рыбу, ломти хлеба и кружки с пенистым пивом. Похоже, Изю здесь уже ждали, и бывал он в этой избе не раз.
Ополоснув руки, все четверо уселись за стол. Охранники пробормотали молитву и перекрестились, я, дабы не привлекать внимания, последовал их примеру. Дружно налегли на еду, на свежем воздухе да от тряской подводы у молодых мужиков аппетит был отменный. Схарчили все быстро, поблагодарили хозяйку. Изя расплатился, и, подхватив тяжелые сумки, мы снова погрузились и продолжили путь.
К вечеру, когда уже начало темнеть, съехали с тракта и переночевали в деревушке. Похоже, у Изи на всем пути были купленные места, где он мог столоваться и ночевать. Шустрый малый. Спали все в одной комнате, не раздеваясь, с оружием под рукой, сам Изя – на полатях с сумками под подушкой, а мы, трое охранников, на полу, на набитых сеном матрасах.
К концу второго дня миновали Покров, в ночь третьего – ночевали в Костерево. Погода благоприятствовала; укладываясь спать, Изя мечтательно произнес:
– Хорошо бы завтра до Собинки добраться, а там – Юрьевец да Владимир.
Четвертый день был похож на предыдущие, только тракт стал у́же, телег и людей по мере удаления от Москвы – значительно меньше.
Тут все и произошло. Мы проезжали маленький хуторок в три избы, когда из-за поворота выскочили всадники. Со второй телеги закричали:
– Татары, арбан! Тикайте!
Я столкнул с телеги замешкавшегося Изю, бросил ему сумы с грузом. Тот их подхватил и бросился в ближайшую избу, причем так быстро, что я, зная вес сумок, просто подивился.
Я сунул за пояс боевой топор, «козьей ножкой» стал натягивать тетиву. Рядом со мной со стуком вонзились в телегу две стрелы. Я упал на пыльную землю, наложил болт на готовый арбалет, прицелился и выстрелил. Конного как ураганом сорвало с лошади. По другую сторону дороги щелкал луком Кузьма, лук был у него одного. Еще два татарина упали с лошадей. Но и татары успели налететь, зарубить Кузьму и Соломона. Меня от татар удачно прикрывали телеги.
Я успел еще раз взвести тетиву и наложить болт. Вовремя! Из-за второй телеги появился верховой татарин. На нем был короткий кафтан с нашитыми металлическими бляхами, правой рукой он размахивал саблей, в левой держал небольшой круглый щит. Я вскинул арбалет и выстрелил. Татарин, заметив мое движение, попытался поднять щит и прикрыться. Куда там! Болт пробил деревянный щит вместе с татарином, тело завалилось назад, сабля выпала из руки.
С той стороны дороги прямо с лошади соскочил на телегу татарин и кинулся на меня, дико визжа. Отбросив арбалет, я рывком выдернул из-за пояса топор и успел подставить его под удар сабли. Бам! Удар, хруст, и лезвие сабли переломилось у рукояти. Ну да, это вам, басурмане, топор, а не сабелька.
Перехватив топор поудобнее, я хэкнул от напряжения и всадил татарину в грудь. Лезвие вошло по самое топорище, и враг стал заваливаться назад. Черт, лезвие вошло настолько глубоко, что татарин падал вместе с топором. Лишь когда он свалился, я смог вытащить топор из тела, да и то, упершись ногой.
За подводой что-то визгливо кричали на татарском, из-за телеги и лошади выбежали трое пеших татар. На лошади здесь было просто не повернуться.
Против троих с неповоротливым топором и без щита и кольчуги было не устоять. Даже не имея здешнего боевого опыта, это было понятно.
Чтобы не получить саблю в спину, я бросился к избе. Дверь была заперта, я прижался спиной к стене. Все равно они не смогут все трое напасть спереди, только мешать друг другу будут, а против двоих шанс еще есть, рукоять боевого топора длинная, значительно длиннее сабельного лезвия. Продержаться бы. А до чего продержаться? Кто знает, что татары здесь, и кто придет на помощь? Да и что это за татары? То ли передовой разъезд более крупной группы, то ли весь десяток, что первоначально въезжал в деревню, был с Дикого поля: пограбить да рабов новых захватить, пройдя лесными тропами. От десятка пяток остался, но для одного меня много, еще бы хоть одного бойца.
Татары обступили меня полукругом. Потные, усатые, узкоглазые азиатские лица. В глазах – ярость и бешенство. Я понял, что биться придется насмерть. Гибели своих сотоварищей мне не простят.
За спинами татар раздался повелительный окрик, татары расступились. Шагах в десяти от меня стоял еще один татарин, похоже, их командир, в богатом халате, в железном шлеме-мисюрке, но самое отвратительное – в руке он держал лук. Конечно, чего жизнями сородичей рисковать, когда меня, как жука, можно пришпилить стрелой к стене.
В это мгновение из-за угла избы вылетел здоровенный мужик с вилами в руках и с воплем всадил их ближайшему татарину в спину; татарин не видел мужика, стоял лицом ко мне, за что и поплатился, завалившись телом вперед. Но и мужик недолго прожил. Татарский начальник пустил стрелу, и мужик, выронив вилы, упал со стрелой в груди. Татарин мгновенно выхватил из колчана еще одну стрелу и положил на лук.
Сейчас моя очередь умирать, понял я. Вжался спиной в стену, неожиданно почувствовал, что стена упруго поддается, как густой холодец; еще чуть нажал и, внезапно для себя, упал на спину, но уже в избе. В это же мгновение услышал стук стрелы в бревна стены, крик татар:
– Урус! Шайтан!
Чудо какое-то. Я поднялся, ощупал стену – бревна как бревна, никакого изъяна.
Размышлять о происшедшем было некогда. Надо спасать жизнь. На печке сидела испуганная крестьянка, прижимая к себе белобрысого сопливого мальчугана, под полати забился Изя, торчали лишь ноги, подрагивавшие от испуга.
Я огляделся – оконца маленькие, взрослому не пролезть, единственно, могут сорвать с оконца бычий пузырь и перестрелять из лука. Я встал сбоку от окна, от греха подальше. В голове что-то перемкнуло, и я неожиданно спросил:
– Изя, а что такое арбан?
Из-под полатей раздался приглушенный матрасом Изин голос:
– Десяток татарский.
Что же делать? В голову лезли разные мысли, но ничего путного. Снаружи раздался голос одного из татар на плохом русском:
– Выходи, чичаза изба жечь будима, кто выходит – плен, убиват нэ будим.
Все в избе притихли. Но вскоре запахло дымом, затрещала от огня соломенная крыша.
Баба с мальчуганом шустро спрыгнула с печи, подбежала к двери и вытащила деревянный запор. Через проем было видно, как ее быстро связали и подтолкнули к нашим телегам. Изя тоже не стал искушать судьбу: быстро перебирая руками, выбрался из-под полатей и засеменил к выходу. Двое татар тут же веревкой стянули ему сзади руки.
Что делать? Идти сдаваться? Но я уже наслышался о тяжкой судьбе попавших в плен. У Изи полно сородичей, его могут выкупить, что часто и происходило, но кто выкупит меня? Родственников нет, у Дарьи денег нет, да и будет ли она беспокоиться обо мне? Кто я ей? Так, переспали несколько раз, но ведь не родня, не жена. Женщина приятная, помог я ей немного встать на ноги с мелким, но доходным делом. Но! Даже в более благоприятных обстоятельствах меня предавали близкие люди, та же жена, например. Поэтому я не обольщался чужой помощью.
Так, решать надо быстро, изба наполняется дымом, времени немного. В голове засвербила мысль: «Я прошел сюда сквозь стену, пока не разобрался как; а нельзя ли таким же образом выйти? Окна и дверь только спереди, их стерегут татары, может быть, попробовать через заднюю глухую стену?»
Я засунул свой топор-клевец за пояс, подхватил в обе руки Изины сумы – не оставлять же их татарам? – и подошел к стене. На мгновение остановился в нерешительности. Сумасшедший дом просто, скажи кому – не поверят.
Я решился, двинулся на стену, наткнулся на бревна, поднажал. Тело стало погружаться, как в густой кисель. Голова прошла наружу, я покрутил ею, оглядываясь. Никого – ни татар, ни селян. Да и откуда взяться селянам? Отважные убиты, шустрые уже в лесу, а нерасторопные пленены татарами и связаны. Татары же наверняка успели осмотреть дом, убедились, что окон и дверей нет, чего же здесь стоять?
С некоторым усилием я прошел через стену, пригнувшись, бросился в близкие кусты малинника. Черт, как царапает! Найдя небольшую ямку, сложил туда обе сумы – не бегать же с ними, очень уж тяжелые; ладонями нагреб земли и присыпал. Не забыть бы теперь место. У дороги раздавались крики, женский и детский плач.
Через какое-то время, обшарив все три избы, татары погрузили узлы с добычей на обе Изины телеги и тронулись в обратную дорогу. Связанные пленники понуро брели за телегами, женщины оглядывались – удастся ли им вернуться в отчие дома?
Татары гарцевали на низких лохматых лошаденках. Я пересчитал – их оставалось четверо. Всего четверо уродов, да как их взять? У всех за спинами луки, коими пользуются басурманы неплохо. А у меня из оружия – только топор. Арбалет теперь, вместе с колчаном, уезжал на передней телеге.
Ага, вот и Изя бредет связанным, бросая исподтишка взгляды на горящую избу. Гадает небось – сгорел я или выбрался, прихватив его сумы?
Пока ничего не придумав, я пробирался вдоль дороги по лесу, стараясь не терять из виду обоз. Встанут же они на обед? Утомились небось, воюя с бабами и детишками. Нет, татары гнали обоз дальше и дальше, забирая к югу. Дорога становилась совсем уж узкой, малоезженой. Двое татар ехали впереди, двое замыкали колонну. Дети, устав плакать, замолчали.