Я чувствую свое глубокое дыхание, слабость заставляет меня лечь на прохладную траву и закрыть глаза. Будто примагниченная к этому месту, не могу заставить себя двигаться и перестать слышать шипение. Мое сердце пропускает удары, острая боль под лопаткой и онемение рук – это все приводит меня в дикий ужас. Из последних сил я привстаю и ползком забираюсь на деревянные лестницы с насекомыми, они ползут по моей одежде, проникают в волосы и кусают. Каждое движение причиняет мне нестерпимую боль, локтями отталкиваюсь от последней лестницы и падаю навзничь, поднявшись наверх.
– Что это, черт возьми, такое?! – Поднимаюсь через силу и принимаю вертикальное положение, на подогнутых ногах делаю шаги, постепенно удаляясь от этого места. Я не чувствую боли от врезающихся в стопы камней, со стороны может показаться, что я изрядно напилась. Меня качает из стороны в сторону, пока я, обнимая себя за плечи, бреду между улицами в поиске правильной дороги. Город-лабиринт путает меня все сильней. Все кружится вокруг, не могу разобрать, где именно сейчас нахожусь. Люди, проходящие мимо, горланят свои песни, музыка превращается в демонические звуки, лица замедленно искажаются, превращаясь в гримасы. Будто под сильнодействующим препаратом голова становится еще более тяжелой. Окончательно лишившись сил, я сажусь на тропинку, опираясь спиной на дом. Я расслабляюсь и позволяю ощущениям обрушиться на меня, захлестнуть по полной. Потеряв счет времени, я не могла больше контролировать себя и держать тяжелое тело, провалившись в бездну, я искала путь назад, но все тщетно.
Толчок, затем еще один, резкий запах, и я с трудом раскрываю глаза, чтобы увидеть столпившихся прохожих, обступивших меня со всех сторон. Мужчины и женщины роптали на мексиканском, пока я не остановилась на Эрнесто. Его темные глаза отражали печаль и переживание, я будто чувствовала его эмоции.
– Андреа, ты можешь встать? – Эрнесто берет меня за руку, но опускает, видя, что я не двигаюсь. – Я отнесу тебя домой, подожди немного, доктор уже в пути. – Я слушала его голос и хотела что-то сказать, но из меня вырвался нечленораздельный звук, который был не понятен для моих ушей. Нечто больше похожее на неизвестный диалект, лепет.
Он подхватил меня на руки, помогая мне удерживаться горизонтально. У меня не получалось обхватить его шею, так как в теле было странное онемение, обмочись я в эту самую минуту, точно не смогла бы почувствовать. Я снова открыла рот, и из меня полились бестолковые звуки, мои глаза расширились. Что, если у меня сейчас случился инсульт, я мозгами понимаю, но сказать не могу. А если я останусь недвижимой на всю жизнь? Господи! Смыкаю веки, внутри меня все сжимается от страха.
– Не надо плакать, ми аморе. Все хорошо, у тебя рана на ноге, надо ее срочно обработать и остановить кровь. Где же ты была все это время?! Я с ног сбился искать тебя, – говорит мужчина, – еще немного осталось, два дома и мы на месте.
Все, что мне остается делать, это моргать. Он почти бежит со мной на руках, пока я вишу на нем, сокрушаясь над тем, что мне страшно. Мой отец всю жизнь был инвалидом, и в данный момент я чувствую то же самое, что и он. Немощной, беспомощной и потерянной. Я с трудом понимаю, где мы, весь мир переворачивается передо мной, небо утопает в толстом слое тумана и туч.
– Мы дома, – дрожащим от усталости голосом говорит Эрнесто, и я уже слышу, как открываются железные ворота и деревянные двери.
– Что произошло? – паникует Кэрри, обхватывая мою голову, как только меня укладывают на диван. – Почему она молчит? – она обращается к мужчине, бегающему по комнате, судя по топоту.
– Она говорит, но я не знаю этот язык. Меня больше беспокоит то, что она не может двигаться. – Он подбегает ко мне, поправляет подушку под моей головой, Кэрри укладывает еще несколько, помогая мне принять положение полулежа, и они оба крутятся около меня. – Врач должен приехать с минуты на минуту, не закрывай двери.
– У нее кровь бежит из ноги, и она опухла! – чуть ли не визжит.
– Ты меня оглушила, открой дверь и прекращай паниковать, – говорит Эрнесто, осматривая мою ногу. – Кэрри, я прошу тебя, не ори ты мне в ухо.
Кэрри смотрит сначала на меня, расплывшуюся и напоминающую больше вздувшуюся пиньяту, потом на Эрнесто, резво обрабатывающего мою ногу перекисью.
– Я не хочу ее потерять, не могу, – уже тише произносит девушка.
Быстрые шаги входящего человека отражаются от стен. Маленький пузатый дядька, со стандартными усиками и густой темной шевелюрой отодвигает Эрнесто от моей ноги. Серьезный мужчина внимательно рассматривает мою рану, затем, не говоря не слова, поднимает мою кофту и слушает. Фонарик просвечивает мои глаза, ослепляя, доктор, не внушающий доверия, заглядывает в рот и, наконец, я вижу, как из саквояжа появляется шприц и ампула.
– Я поставлю капельницу, очень похоже на алкогольное опьянение и как следствие отравление. Очень надеюсь, что мы успели. – Узкая игла впивается мне в вену, оставляя растекаться невыносимую боль. – Эрнесто, держи ее.
Меня в буквальном смысле выворачивает наизнанку, я выкручиваюсь всем телом, как демон во время сеанса экзорцизма. Боль, прожигающая насквозь, тупая и острая, сильная и слабая, не имеющая определённого места. Это невыносимо, я слышу свой дикий крик, чувствую участившееся биение сердца, тяжелое дыхание. Как неприятное предвкушение, ожидание, когда ловкий убийца безмолвно вонзит в тебя острый кинжал и нанесет подлый удар в спину. Боль становится настолько невыносимой, я прекращаю сопротивляться и позволяю уничтожить меня. Они ошибаются…
– Ногу, доктор, она ее поранила, – отдаленно слышу голос моей подруги, – рана очень глубокая.
– Вот к чему приводит решение выпить лишнего, Эрнесто сказал, что у нее раньше были проблемы с алкоголем. Сколько она провела времени в клинике? Это не сработало. – Последнее, что я слышу перед тем, как отключиться.
Глава 7
Мне трудно дышать, на груди словно лежит огромный цементный блок и душит меня. Чувствую биение своего сердца, оно отбивает ритм, подобно молотку по наковальне. Голова жутко болит, сдавливает мои виски невидимой силой. Я чувствую себя растерзанной, размолотой на маленькие кусочки, собрать которые воедино будет практически невозможно.
– Она приходит в себя, – произносит незнакомый голос с выраженным акцентом, – в ее же интересах сделать это как можно скорее. – Кто-то бьет по моим щекам, вызывая неприятные ощущения.
– Не смейте трогать ее. Я буду свидетельствовать, что вы применяете грубую силу, – доносится голос Кэрри. – Вы не имеете никакого права вести себя подобным образом!
Пытаюсь открыть глаза, налившиеся свинцом, ледяное прикосновение, я хватаю воздух, нахлебавшись воды, и громко вздыхаю. Закашлявшись, я снова ощущаю на своих щеках грубые ладони, бьющие меня сильнее прошлого раза.
– Я звоню в полицию! – вопит Кэрри, и я изо всех сил стараюсь скинуть с себя это наваждение.
– Кем я и являюсь. Как бы вам не пришлось ответить за то, что мешаете полицейскому в задержании подозреваемого. Поэтому осторожнее, сеньорита, – грубо говорит мужчина и сжимает мое плечо. – Хватит придуриваться, вставай. – Меня резко приподнимают за плечи и встряхивают, как куклу.
Дышу глубже, очень медленно я раскрываю глаза, собрав все свои силы. Расплывчатое изображение незнакомого лица, приближающегося все ближе.
– Ты думаешь, я буду церемониться с тобой!? – Он резко дергает меня на себя, ставя в вертикальное положение.
Мои ноги подкашиваются, и я медленно оседаю на пол, не в силах устоять. Раскрываю сухие губы в попытке сказать хоть что-то. Мне тяжело сосредоточиться на ком бы то ни было. Я четко слышу тех, кто стоит сейчас в этой комнате.
– Вы же видите, ей плохо. Химена, позвони скорей своему племяннику, – впервые слышу, как плачет Кэрри, она отталкивает мужчину, когда он снова хватает меня больно за плечо, приподнимая. – Не трогайте ее, я сама помогу ей. – Она появляется передо мной слишком близко, расплываясь передо мной пятном. – Скажи мне, кому позвонить. Кто поможет?
Я вспоминаю нашу последнюю встречу с мужчиной, который каждую ночь приходит ко мне во снах. С человеком, который говорил, что я сама его избрала, и который попал под подозрение, хотя ничего не сделал мне плохого.
– На кого ты можешь положиться, Андреа!? – Меня снова грубо хватают за талию, прижимая к себе, плотное тело и стальной захват, неужели он не чувствует, что я не дам ему сдачи, мое тело сейчас больше напоминает сладкую вату, стоит надавить, и я растекаюсь. У меня нет никаких сил говорить, речь все никак не хочет воспроизводиться, я шевелю непослушным языком и сосредотачиваюсь только на одном слове. Несколько раз произношу его про себя и пробую сказать вслух.
– Меллон, – силы будто заканчиваются, как только я, наконец, произношу его имя.
– Не позволяй ему тебя избивать! – кричит за моей спиной подруга, пока меня волокут к машине. – Меллона я достану из-под земли!
– Брысь отсюда, – рявкает мужчина на галдящих детей, привычно собравшихся перед моим домом.
Я с трудом понимаю, что происходит, меня заталкивают в какое-то место, заполненное запахом табака, острых специй и чего-то затхлого. Желудок сжимается, едва я чувствую что-то мягкое под собой. Раскрываю глаза, когда полицейский убирает мои ноги в салон своей машины, громко ругаясь, и закрывает двери. Вонь становится просто невыносимой, сгибаюсь пополам, и меня рвет на черный резиновый коврик в моих ногах.
– Да чтоб тебя. – Слышу, как он шевелится на сидении, чувствую головой его рваные движения, обшивка грубо соприкасается с моим лицом. Раскрыв широко рот, с трудом дышу, тело снова наливается тяжестью, ноги немеют. Машина трогается с места, судя по покачивающим движениям, затем, когда резко останавливается, заваливаюсь на бок прямо на пропитанное вонью сидение.
– Возьмите лекарства, – с мольбой в голосе говорит Кэрри, – надо сделать систему. У нее отравление.
– Да мне насрать, что у нее, пока мы не разберемся с ней, пусть хоть сдохнет. – На меня сверху летят мягкие пакеты с содержимым, ударяясь об мое лицо. Я зажмуриваюсь, медленно шевелю рукой, не в силах отодвинуться от двери, бьющей меня по голове. Мужчина будто специально едет по самой ужасной дороге в маниакальной надежде вытрясти из меня все внутренности. Не понимаю, что происходит, все кажется каким-то дурным сном. Еще немного, я проснусь, и не будет этого ужасного ощущения внутри меня, незнакомых людей и боли.
Под рев двигателя и ужасную езду, я замираю на месте, сжимаясь в клубок от резей внутри меня. Так странно ощущать себя затворницей, я вроде как стала привыкать к своей роли в обществе. Вливаться в обыденность, как река, нашедшая новое устье, соединяться с океаном жизни, играя по его правилам.
Я назвала его имя, мне больше некого звать на помощь. Не знаю, имею ли я хоть какое-то право просить Гранта. После всех его звонков и попыток со мной связаться, сама ясно дала понять, что мы больше не увидимся. Именно я поставила точку на нашем недолгом знакомстве. Верила ли я, что он может быть тем, кто так жестоко расправился с моими родителями? Или они действовали вместе, организовали, один отвлекал, второй поехал уничтожать мой смысл жизни? Как бы я не раскладывала эту теорию, не делила ее на мелкие части, чтобы собрать воедино, ничего не сходилось. Он не мог быть тем, кто превратил мою жизнь в ад. Меллон был загадкой, представляющейся моей второй половинкой, чудовищем, скрытым в теле прекрасного человека. Но не убийцей… Точно не таким, как Джаред.
Мой мозг отказывается понимать, для чего я связалась с одним из них, и почему меня так тянет к Гранту, зачем я назвала его. Может он не станет читать, отвечать, или Кэрри не найдет его контакта в моем телефоне.
Машина дергается и останавливается, я переваливаюсь, практически слетаю с кресел.
– И что я должен с тобой делать? – возмущается полицейский.
– Я, – глубокий вдох, – не могу, – хрип из разодранного сухого горла, словно внутри миллион разбитых осколков, – двигаться.
Не вижу его, но открытая дверь и легкий ветерок подсказывают, что человек стоит у меня в голове. Резким движением он разворачивает меня лицом к потолку, хватает за растрепанные волосы и тащит из машины, волоча по полу. Мои ноздри раздуваются от сдерживаемых рыданий, непослушные ноги, и вялое тело чувствует только боль, стертые в кровь руки и ободранные пятки об каменистую дорогу. Спиной ударяюсь обо что-то твердое и громко стону. Мужчина останавливается, видимо осознав, что делает что-то неправильно, опускает мои волосы, и я, не в состоянии удержать голову, ударяюсь об камни.
– Решила из себя разыграть жертву, сволочь? – Он снова хватает меня, но теперь за руку, выворачивая ключицы, дотаскивает до входа в полицейский участок и оставляет валяться на улице.
Это точно не сон, я не проснусь, и происходит нечто такое, за что меня готовы покалечить. Мне очень сложно сосредоточиться на мимо проходящих людях, они все делают вид, будто меня вообще здесь нет. Хотя еще вчера каждый из них готов был целовать мои следы. Какого хрена? Это все, о чем я думаю? Какого хрена произошло?!
– Лежит, красавица, решила притвориться умирающей. Осмотри ее, ты же раньше лечил лошадей. Буду я еще врача для нее вызывать, будто нет других дел. – Меня толкают в спину, затем подтягивают за подмышки, опирая на стену. – И смотри, чтобы не удрала. – Полицейский идет к машине и возвращается с системой, которую передала Кэрри. – На, держи, надеюсь, ты пустишь в ее вены воздух. Медленно сдохнет всем на радость. Лучше так, чем народ ее линчует, понимаешь, о чем я? Нам не нужны скандалы. – Пакеты летят мне в лицо, а я даже не могу отвернуться. – Потом заставь ее своими двумя оказаться там на скамье. – На моем запястье застёгивается браслет, и, судя по звону, на меня только что надели наручники.
Полицейский уходит, оставив меня с человеком, больше похожим на молодого студента, одетого, как сантехник. Его футболка перемазана грязью, лицо вытянуто, а в глазах плещется шок.
– Я думал, ты выглядишь иначе. – Даже не вымыв руки, он снимает колпачок с иглы, вешает на скамью мешок с инъекцией, перегибая ее в нескольких местах до образования воздушных пузырьков, и разглядывает мои вены. – Значит все-таки алкоголичка, вены хорошие.
Он протыкает мою вену, перетягивает на себя пакет, и, не отрываясь от моего лица, разглядывает меня так, словно я жуткое чудовище, исчадье ада, которое необходимо истребить. Как только по крови идет раствор, меня клонит в сон, не контролируя себя, отключаюсь, слегка свесив голову на бок.
Тень, в которой я была совсем недавно, исчезает и на смену ей приходит палящее солнце. Оно иссушает меня, наказывает за все те ошибки, что я раньше совершала. Кожа горит в тех местах, где солнечные лучи сжигают меня заживо, оно издевается надо мной точно так же, как этот детородный студент, выдергивающий иглу из-под моей кожи. Сколько раз он уже убирал систему и возвращал ее на место, теряя вену, будто это было сделано намеренно, поиздеваться надо мной лишний раз. Горячая грубая рука хлопает меня по щекам, я смотрю в глаза человеку, мучившему меня все это время. Он встает на ноги и заходит в помещение. Мне становится немного легче, но слабость и немощность уничтожают мои попытки вывернуть руку из наручников. Металл скрипит, соприкасаясь с поручнем, я осматриваю свои исколотые вены, на которых уже образовывается обширный синяк.
Конец ознакомительного фрагмента.