– Куда там, намного больше! Весь 152-мм гаубичный дивизион полег, когда немцы в тыл им зашли. Те пушки так просто не развернуть, пушкари своим делом были заняты. В общем, нет у нас больше дивизиона.
– Сволочь, я его сам пристрелю! – вскипел я окончательно, откинувшись на подушку. – Достань мне форму!
– Вот и Артур Николаевич так, за пистолет хватается, – произнес Телепин, усаживая меня на кровать. – И чуть тише добавил: – У него там пассия была, Зиночкой звали. Он её с бригады Воронина перевел, думал к себе поближе, да и безопасней, тяжелый артдивизион все-таки, чуть ли не в тылу находится. А тут из котла остатки немецкой дивизии решили прорваться. Были бы танки охранения, отбились бы.
Вон, один КВ-2 шороху навел, те сдаваться начали.
– Где эта гнида сейчас?
– У себя в бригаде. Наверное, в штаб армии победные реляции пишет. У нас-то штаба нет, а в армейском всем Мехлис заправляет.
Я вспомнил фильм о генерале Горбатове и о том, как к нему заглянул Мехлис. Результат – огромные потери, а пользы мизер. Так, срочно надо ехать туда и что-то делать. Ведерников угробит мой корпус, он же себя его командиром считает. Ну, пристрелит его Артур Николаевич, мстя за штаб, за артдивизион, за свою Зиночку, и что? Самого потом расстреляют! Жалко же, хороший мужик! Тут я вспомнил про Капралова.
– Где сейчас, подполковник Капралов?
– Так в штабе армии отирается, нашего-то нет. Он меня к вам и послал, узнать как вы там, и все это сообщить.
Понятно, Капралов тоже зуб на Ведерникова имеет, но из-за Мехлиса ничего тому сделать не может. Нужен я.
Вошла Ксения Михайловна и устроила нам взбучку. Мы сделали вид, что ничего не происходит, но как только она вышла из палаты, продолжили подготовку к побегу. Афанасий Петрович молодец, прихватил мою запасную форму с собой
Мы ехали на виллисе, который вел Лешка. Ему повезло, утром с моего разрешения виллис взяли Капралов с Лисицыным. Им по каким-то надобностям нужно было в штаб армии. Так, значит и Лисицын жив. Стоп! Командир – я, Вяземцев – заместитель, Телепин теперь будет моим замом по тылу. Значит, Лисицына теперь сделаю начальником штаба. Короче, были бы кости, а мясо, нарастет.
В штабе, армии отыскали Капралова. С помощью его грозной ксивы попали в армейский пункт связи. Оттуда я послал шифрограмму лично Сталину: «Срочно отзовите с фронта Мехлиса, а то будет как в Крыму в 1942. Танкист».
– Теперь, нужен взвод автоматчиков, – сказал я.
– Это зачем? – поинтересовался, Капралов.
– Арестовать Ведерникова! Или ты думаешь, я ему прощу смерть сотен людей?
– А, что сами не можем, представитель СМЕРШа, и вы как его непосредственный командир, генерал?
– Во-первых, автоматчики нужны для безопасности, во-вторых, для солидности, – пояснил я.
– Наконец-то вспомнили, что и вы смертны, – усмехнулся Капралов.
– Молчи уж, – огрызнулся я и осторожно потрогал руку, висящую на перевязи, – Ксения Михайловна меня убьет, за то, что я сбежал. Вот, послушался тебя и влип в историю! А сидел бы в танке, все, глядишь, и обошлось бы, – попенял я особисту.
– Значит карма у тебя, товарищ генерал, в истории влипать, – пошутил подполковник.
– Может быть, может быть, – согласился я.
В этот момент, раздался голос:
– А вы что здесь делаете? – Это был Горбатов.
– Да, вот прибыл доложить вам, что готов дальше исполнять, свои обязанности, – отрапортовал я ему.
– Но вы же серьезно ранены! – изумился Горбатов. – Да и приказ я уже подписал, о назначении на должность ком-кора полковника Ведерникова.
В это время вышел лейтенант с планшеткой и направился к мотоциклу.
– Отзовите вестового! Это из-за Ведерникова был разгромлен мой штаб и погиб артдивизион! – попросил я командарма.
– А я думал, «котел» на вас не вовремя вышел, – ответил он.
– Этот кретин, без моего ведома, снял роты охранения и оставил штаб и артдивизион без прикрытия! Кроме того, как мне сообщают, угробил свою бригаду, а теперь хочет взяться за корпус! Я хочу его арестовать! – выпалил я в волнении.
– Лейтенант, отставить! Ко мне! – крикнул Горбатов.
И вовремя, вестовой уже завел мотоцикл.
– Приказ я отозвать могу, но вот арестовать Ведерникова у вас вряд ли получится, – сказал командарм, разрывая пакет. Мехлис симпатизирует ему и в обиду не даст.
– Посмотрим, – сказал я.
– Вот сейчас он требует бросить в бой последние, резервы, утверждая, что немцы выдохлись, и нам хватит сил дойти до Днепра. Может надо-бы и рискнуть? А вдруг… – произнося это, командарм задумался.
– Не спешите, есть сведения, что к немцам подходят свежие дивизии, переброшенные с запада, в основном из Франции, – сообщил я.
– Откуда такие сведения? – обеспокоился Горбатов
– Пленный немец проболтался.
– Где он?
– К сожалению, умер от ран, – придумывал я на ходу, зная, что насчет дивизий это правда.
– Мы прорвались к своим авангардам, и то хорошо, Подтянутся резервы, и тогда вперед, до Днепра, – добавил я с уверенностью.
Горбатов все-таки сомневался. Соблазн был большой – продолжать наступление без задержки, пока враг отступает. Но я-то знал, чем все это закончится – бессмысленными огромными потерями.
И тут появился Мехлис, он куда-то спешил, но, увидев нас остановился.
– Товарищ Горбатов, меня срочно вызывают в Москву! Вы назначили полковника Ведерникова на корпус? Отличный командир, его часть, не смотря на потери, первая прорвалась, к нашим окруженцам. Я хочу внести предложение о присвоении товарищу Ведерникову звания генерал-майора и героя Советского Союза. Ну, так что там насчет назначения? – Мехлис ждал ответа.
– Но, – Горбатов замялся, – вот командир корпуса. Я не могу снять его с должности. Не за что и, кроме того, его назначал сам товарищ Сталин.
Горбатов указал на меня. Я постарался выглядеть бодрым и веселым, а что рука перебинтована, так это так, царапинка.
Мехлис посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Казалось представитель ставки, готов был сам добить меня, этим взглядом.
– Хорошо, что вы чувствуете себя нормально и готовы, не смотря на ранение, продолжать нести службу, – сказал Мехлис мне, направляясь к машине. Потом обратился к Горбатову: – Я слышал в вашей армии в результате бомбежки, погиб командир дивизии Шорохов. Так вот, назначьте на эту должность Ведерникова.
Эмка уехала. Я же в бессилии опустился на ступеньки. Мне было плохо, голова кружилась, все свои силы я потратил, чтобы не свалиться при Мехлисе.
Горбатов обеспокоено, глянул на меня и спросил:
– С тобой точно все нормально? – И сделал заключение. – Понятно, опять из госпиталя сбежал.
Я не успел ничего сказать. Прямо напротив нас остановился ЗИС с крытым кузовом, на брезенте которого, красовался красный крест.
– Вот вы где, голубчик! – с этим возгласом из кабины выскочила Ксения Михайловна, и, оправив форменную юбку, направилась к нам.
– Что, плохо? – А я предупреждала, с такой потерей крови лежать и лежать надо! Вы посмотрите на него! – Это было, уже обращение к Горбатову. – На нем лица нет!
– А что там? – ляпнул, я. И тут же пожалел об этом.
– Сказала бы я, да не при генерале будет сказано! – Ксения Михайловна грозно посмотрела на меня.
– Говорите, я разрешаю, – промолвил я.
Горбатов рассмеялся. Подполковник медицинской службы строго посмотрела уже на него. И тот моментально стих.
– Сейчас рядом со мной один генерал, и один больной, – сказала женщина. – И этот больной сейчас поедет со мной!
– Не могу, – сказал я, все же поднявшись со ступенек. – Поверьте, Ксения, если я сделаю это сейчас, то у вас пациентов окажется больше, чем вам бы хотелось.
– Все так серьезно? – подполковник взглянула на командарма.
Генерал-полковник только кивнул головой.
– Ясно, тогда я приставлю к вам Людочку, будете под постоянным присмотром! И во всем слушаться ее!
Она обернулась к машине и увидела Телепина, который старательно пытался укрыться за спиной Капралова.
– А вот еще один будущий пациент нашего госпиталя. А ну-ка идите сюда, товарищ капитан! Это значит, так называется: «Я только на минуточку загляну, командира проведаю, а вы пока девчата посмотрите, что я вам привез! Настоящий, парашютный шелк»!
Афанасий Петрович промолчал, да что он мог ответить, ведь, действительно, выкрал своего командира из госпиталя. Из кузова санитарной машины выпрыгнула Людочка. Сверху ей протянули сумку, и она тут же перекинула ее через плечо.
Ксения Михайловна, не дожидаясь оправдания Телепина, пошла ей навстречу.
– Ну вот, ППЖ, заявилась! – тихо, чуть ли не шепотом проговорил Афанасий Петрович.
Я все же услышал, и неодобрительно посмотрел на него. В ответ был взгляд полный осуждения. Чего это он, ведь раньше и виду не подавал, что знает о моих похождениях.
Людочка, получив инструкции, направилась к нам. Санитарная машина уехала вместе с докторшей.
– Ну, так что будем делать с Ведерниковым? – напомнил командарм о текущей проблеме.
Я уже понял, разрешения на арест полковника он не даст. Мехлис добьется своего и от нашего демарша ничего, кроме неприятностей не не выйдет.
– Вы как хотите, но в моем корпусе он служить не будет! – твердо сказал я.
– Тут вот еще, пришла директива, продолжил командарм, твоего замполита корпуса Брежнева отозвали приказом о переводе, на Кавказский фронт. Вчера улетел.
Вот как значит, все-таки попадет он на свою «Малую землю», подумал я. Даже не попрощались с Леонидом Ильичом. Но ничего, даст бог, свидимся.
Подошла Людочка, и, отдав честь, стала осматривать мою руку, заставив пошевелить пальцами. Что я и проделал, с улыбкой глядя ей в её карие глаза, стараясь в то же время, не заскрежетать зубами. Очевидно, она все же, что-то заметила в моем поведении. Потому что, раскрыв сумку и порывшись в ней, сказала:
– Товарищ генерал-майор, пройдемте в помещение! Вам необходимо сделать укол, а Вы ведь не будете прилюдно оголять свой зад?
Горбатов, не выдержав, от души расхохотался. Пришлось, подчиниться.
Корпус начал было закрепляться на захваченных рубежах, но подошли армейские части и сменили нас, заняв наши позиции, и тем самым давая возможность передохнуть, пополнить состав.
Я определил базу моего штаба рядом с расположением бригады Воронина. Людей не хватало. Федорчук, мой водитель, взял на себя функцию ординарца вместо погибшего Павла Панкова. Вот еще одна смерть, которую я не мог простить Ведерникову. А тот заявился на доклад как ни в чем, не бывало.
– Почему мы прекратили наступление? – начал Ведерников с ходу кричать на меня. – Нужно продолжать его, а не устраивать врагу передышку, – возмущался он.
Я, посмотрел на него с огромным чувством неприязни.
– Бригадир Ведерников, – ни товарищем, ни по званию его называть не хотелось. – Вы по должности кто?
Тот с удивлением посмотрел на меня, потом произнес:
– Командир бригады.
– Вот. Наступление временно приостановлено по приказу командарма Горбатова, а он согласовал это с командующим фронта. Вам понятно? До подхода наших резервов и тыловых частей никакого наступления не будет. Тем более, что к немцам они уже подошли.
– Но представитель ставки, товарищ Мехлис, рекомендовал продолжить наступать, – не успокаивался полковник.
– Ведерников, сколько у вас в бригаде осталось танков и людей?
Тот молчал.
– И батальона не наберется, и это за два дня. Я вас, снимаю с бригады, – сообщил я ему. Приказ уже мною подписан и передан в штаб фронта.
–За, что?
– За невыполнение приказа! На каком основании Вы отозвали охранение штаба и артиллерии корпуса, прекрасно зная, что у нас в тылу до сих пор находятся окруженные немецкие части?
– Но после прорыва обороны противника мне нужны были силы для дальнейшего наступления, а резервы не откуда было брать.
– В результате вашего решения, несогласованного со мной, погибли сотни людей, в том числе начштаба корпуса полковник Травченко. Корпус остался без тяжелой артиллерии! К сожалению, я не могу отдать вас под суд, я лишь написал резолюцию, на каком основании снимаю вас с должности. Все, идите, вас отзывают в штаб армии.
– Ну, мы еще посмотрим, кто был прав, – выходя из комнаты, полковник с силой хлопнул дверью. За нею, донеслись слова. – Он еще пожалеет об этом, мальчишка, выскочка.
Такие слова я уже слышал от других, поэтому остался равнодушен к ним. – «Собака лает, а караван идет».
Из соседней комнаты послышался шум. В мою резиденцию ворвался растрепанный Вяземцев, с висевшими на нем Лисицыным и Телепиным. Позади виднелся Федорчук, ощупывавший свою скулу.
– Где этот выродок? Куда он делся? Дайте, я его пристрелю! – кричал, вырываясь, взбешенный Артур Николаевич, – Да отвяжитесь вы, от меня!
Полковник встряхнулся, и от него, как пушинки в стороны отлетели Телепин и Лисицын.
– Успокойся Артур Николаевич, – сказал я, сделав шаг назад от взбешенного зама, опасаясь за свою руку.
– Успокойся? А ты видел их, лежащих в гробах, сколоченных из снарядных ящиков? Травченко, Зиночку? С майором Бельниковым я два года в одном дивизионе служил! Храбрый, талантливый артиллерист, с первого залпа мог накрытие цели сделать!
Вяземцев, был на похоронах, а я нет – лежал в госпитале и не смог проститься с погибшими.
– Зиночка, ей едва двадцать лет исполнилось. Добрая, светлая душа, я с ней ни разу, ни-ни, относился, как к младшей сестре, просто оберегал ее от остальных! И вот, не уберег!
Полковник, присел на стул и, обхватив лицо руками, заплакал.
Лисицын с Телепиным вышли из комнаты. Я же стоял и не знал, что делать, что сказать. Вяземцев впервые по- настоящему был влюблен и потерял ту, которую любил, но до конца не осознавал этого.
Виллис с полковником Ведерниковым выехал из городка и по грунтовой дороге направился к селу, где расположился штаб армии.
Дорога была, почти пустой, только изредка попадались встречные машины и небольшие группы гражданских, возвращавшихся откуда-то домой. В основном это были женщины и старики, с какими-то узлами и тележками, загруженными разным барахлом для обмена на продукты в сельской местности.
По пути машину Ведерникова обогнал одинокий мотоциклист на мотоцикле с коляской и скрылся в клубах поднятой им пыли. Виллис уже поднимался на пригорок, когда раздался выстрел, и полковник Ведерников, дернувшись, завалился на бок с образовавшейся красной точкой на лбу. Шофер и автоматчик в испуге выпрыгнули из машины и залегли за её колесами, но выстрелов больше не было. Очевидно, немецкий снайпер из блуждающего «котла», убив офицера, поспешил покинуть позицию.
В трехстах метрах от происшедшего из кустов вылез человек в танкошлеме, и бросив в протекавшую рядом речку немецкий карабин, направился к стоявшему неподалеку мотоциклу. Ну вот, еще одним «шатуном» стало меньше, думал он. Хорошая охота, однако.
Глава вторая
Ну почему так, думал Сергей, с завистью вспоминая отца и сержанта Федорчука, получивших за бой при обороне штаба ордена Красной Звезды, а он, за тоже самое, медаль «За отвагу» и звание ефрейтора. Правда, его переполняла гордость за отца, тот стал майором – замом командира корпуса, глядишь, и генералом скоро будет. Награды получили не только они – многие, кто с боями прошли от Белгорода, освободили Харьков, прошлись по немецким тылам. Двое, подполковник Гаврилин – командир кавалерийской бригады, и капитан – теперь уже майор Бровкин, стали героями Советского Союза. Ничего, у него, Сергея, тоже все впереди. Вон Иван Бровкин, тоже с медали начинал, а их командир корпуса Виталий Викторович, как рассказывал отец, два года тому назад был всего лишь сержантом и имел одну медаль. А как вырос!
Сергей мечтательно зажмурился. Вот закончится война, возьмут они Берлин, а это будет, пройдутся по нему, распишутся на стенах Рейхстага и сделает он надпись, как говорил Виталий Викторович, уж очень понравились эти слова: «Развалинами Рейхстага, удовлетворен, Сергей Телепин». И вот он майор, а он к тому времени будет майором, как сейчас его отец, входит в класс, где сидят на уроке его бывшее одноклассники. Они будут заканчивать девятый, или десятый класс. Директор школы торжественно объявляет: «А сейчас перед нами выступит наш бывший ученик – герой Советского Союза, гвардии майор Сергей Афанасьевич Телепин»! Выступить он, не успел…