Юлий пил пиво и думал, что если он хочет застрелиться, то сегодня вечером у него есть последний шанс это сделать. Потому что завтра их всех, скорее всего, убьют.
Чем больше он думал об операции, тем больше она ему не нравилась. Сорок пять «игреков» могли легко решить любую из поставленных задач. Но только одну. Или крейсер, или склад, или космодром. Но распылять силы на поражение одновременно трех целей сразу…
Конечно, полковник Ройс решил провести красивую операцию, собираясь накрыть три вражеских объекта одним ударом. А сорок пять судов – это максимальное количество истребителей, которое можно задействовать в антитеррористической операции, не признавая ее чем-то большим и не давая общественности повода голосить о начале гражданской войны. Полковник Ройс хочет выслужиться и стать генералом. На пилотов ему, ясное дело, плевать: как-нибудь да выкрутятся, не зря же их в академии учили.
Юлий отметил, что из пятнадцати пилотов «красной» группы он был единственным капитаном и его наверняка назначат ее командиром, отчего впал в еще большую тоску. Юлий не хотел отвечать за жизни других людей. Он и свою-то собственную жизнь не мог контролировать.
Юлий не любил ответственности, хотя прекрасно понимал, что за других людей в армии не отвечают только рядовые. Однако он старался свести свою личную ответственность к минимуму. Он вел себя так, что его редко назначали командиром группы, старался пилотировать только одноместные корабли, а когда был ведущим, то рекомендовал ведомому не лезть в самое пекло, предпочитая влезать туда первым.
Похоже, что завтра ему придется отвечать не только за себя, но еще за четырнадцать человек, в том числе за Карсона и Клозе. Ой, как погано, подумал Юлий.
– Это полный идиотизм, – говорил тем временем Карсон. – Чертов крейсер можно и отпустить, от одного корабля тетрадона Империя не обеднеет. И чертов космодром тоже может подождать. Для нас главное – избавиться от этих чертовых пулеметов, этим мы и должны были заниматься. Но чертово начальство решило, что мы, лихие леталы, способны накрыть три чертовы цели разом, и завтра нам порвут наши чертовы задницы.
– У тебя очень бедный словарный запас, – заметил Клозе. – Флот во все времена держал пальму первенства в области виртуозных ругательств, но из-за таких людей, как ты, Карсон, наше лидерство может попасть под сомнение. Неужели ты не можешь подобрать других эпитетов, кроме слова «чертов»?
– Это я волнуюсь, – объяснил Карсон. – А когда я волнуюсь, я не забочусь о выборе слов.
– Зря, – нравоучительно сказал Клозе. – Правильно подобранное словцо может облегчить душу.
– Ты совсем не нервничаешь? – спросил Карсон.
– Все там будем, – сказал Клозе, неопределенно махнув рукой то ли в сторону пола, то ли в сторону барной стойки.
– Я не хотел бы торопиться, – сказал Карсон.
– Это армия, – терпеливо объяснил Клозе. – А армия славится тем, что в ней никто не может выбрать дату своей собственной смерти.
– Зато может назначить дату смерти своих подчиненных, – заметил Юлий.
– Это называется «вертикалью командования», – сказал Клозе. – Полковники и майоры указывают, когда умирать капитанам и лейтенантам, генералы и адмиралы назначают рандеву с костлявой полковникам и майорам, а император волен отправить генералов и адмиралов в пасть дьяволу в любой момент по его собственному желанию.
– Твои бы слова да контрразведчику в уши, – сказал Юлий.
– Плевать я хотел на контрразведчика, – сказал Клозе. – Если завтра мы вернемся на базу, то мы будем героями, а если нет – покойниками. Ни тех, ни других мнение контрразведки не интересует.
– Всю жизнь мечтал стать героем, – сказал Дэрринджер.
– Это армия, – сказал Клозе. – Здесь каждый может стать героем, но у большинства это получается посмертно.
– Я смотрю, ты тоже не любишь армию, – сказал Юлий.
– Я никого не люблю, – объявил Клозе. – Я – эгоист и нарцисс. Я люблю только самого себя, а на окружающих я плевать хотел. Мир безумен, и ваша армия – лишь единичный случай кретинизма в ряду всеобщего помешательства.
– Точь-в-точь то, что я сам чувствую, – сказал Юлий.
– Значит, мы понимаем друг друга, – сказал Клозе, и они пожали друг другу руки.
– Но героями мы на этой войне не станем, – сказал Юлий.
– Это еще почему? – встрепенулся Дэрринджер. Видать, ему очень хотелось стать героем.
– Во-первых, потому что это не война, а антитеррористическая операция, – сказал Юлий. – А во-вторых, чтобы стать героем, надо как минимум знать, за что ты воюешь.
– В смысле? – спросил Дэрринджер.
– Вот за что ты здесь воюешь? – спросил Юлий.
– За территориальную целостность Империи, – сказал Дэрринджер.
Клозе фыркнул.
– Чушь, – сказал Юлий. – Пропаганда для новобранцев, обычная лапша для легковерных. Сам подумай, как эти гады всерьез собираются быть независимыми от Империи, если Империя окружает их долбанную планету со всех сторон? Это ж абсурд.
– А чего они тогда воюют?
– У тебя мозги есть? – спросил Юлий.
– Где-то были, – сказал Дэрринджер.
– Так вытащи их из того места, где они у тебя находятся, и вставь их туда, где они должны быть, – посоветовал Юлий. – Все просто, как навигация в трехмерном пространстве. Война тянется уже фиг знает сколько с лишним лет. Неужели ты всерьез полагаешь, что вся военная мощь Империи не смогла бы за это время подавить сопротивление какой-то вшивой кучки повстанцев?
– Теоретически могла бы, – сказал Дэрринджер. – Ну так на деле же не смогла.
– Потому что не хотела, – сказал Юлий.
– А почему не хотела? – спросил Дэрринджер.
– Потому, что эта война кому-то выгодна.
– Кому выгодна? – спросил Дэрринджер.
– Фамилий и должностей я, извини, не знаю, – сказал Юлий. – Но любой здравомыслящий человек поймет, что эта война – лучший способ искусственно поддерживать высокие цены на тетрадон.
– Да? – удивился Дэрринджер.
– Я, конечно, идиот, – признался Клозе. – Но по сравнению с тобой я выгляжу гением. Ты не мог бы после отставки время от времени составлять мне компанию, чтобы поднять мой авторитет в глазах гражданского народонаселения?
– По-моему, ты хочешь меня обидеть, – сказал Дэрринджер.
– Тебе просто показалось, – сказал Клозе.
– Сыграем в покер? – предложил Карсон. – Кто знает, представится ли нам еще такая возможность.
– Представится, – успокоил его Клозе. – В аду разрешены азартные игры.
– Так будем играть или нет?
– Это идти надо, – сказал Юлий. – А идти мне лень.
– Не надо никуда идти, – сказал Карсон. – У меня колода с собой.
– Крапленая? – поинтересовался Дэрринджер.
– Маньяк, – констатировал Клозе.
Карсон вытащил из кармана засаленную колоду карт и принялся тасовать их движениями заправского шулера.
Тут же рядом со столиком нарисовался капитан Стивенс, которому, судя по всему, предстояло руководить атакой «синих». Ему было тридцать, он был аристократ и выходец с Земли и вот-вот должен был получить звание майора. Стивенс был очень осторожным пилотом и потому нравился Юлию.
– Во что играете? – спросил Стивенс.
– Пока ни во что, – сказал Клозе.
– А во что собираетесь играть? – терпеливо спросил Стивенс.
– В покер, – сказал Клозе.
– Я присоединюсь?
– Почему нет, – сказал Клозе. – Чем больше народу, тем больше денег огребет Юлий в конце игры.
Юлий церемонно поклонился, не вставая со стула.
– Я рискну, – сказал Стивенс и подвинул свободный стул. Клозе и Дэрринджер потеснились, давая ему место.
– Пять карт, играем в открытую, – объявил Карсон, сдавая по две карты рубашкой вверх. – Джокер в игре, максимальная ставка не ограничена, но имейте совесть, джентльмены. Помните, что мы можем элементарно не успеть потратить свой выигрыш. Главное – наслаждение игрой.
Карсон сдал еще по три карты рубашкой вниз. Юлию пришло две десятки в открытую, и он поставил два доллара, даже не заглядывая в закрытые карты. Его поддержали все, кроме Дэрринджера, который сразу сбросил карты, получив непарную мелочь.
– Что вы думаете по поводу предстоящей завтра мясорубки, капитан? – поинтересовался Клозе.
Перед тем как ответить, Стивенс закурил трубку. Трубка у него была неправильной формы и очень уродливая, она была сделана из остатков спасательной капсулы, в которой Стивенс выбросился с подорвавшегося на кумулятивной мине крейсера. Это было во время войны с космическими пиратами, на которую Юлий, к своему великому счастью, опоздал. Сектор очистили от пиратов и без его участия. К сожалению, с сепаратистами этот номер не прошел.
– Я думаю, что завтра будет весело, – сказал Стивенс. – Так весело, что многие умрут от смеха. Наш истинный враг, джентльмены, это не сепаратисты, а господа из разведки, которые подкидывают нам такие задания. К великому моему огорчению, с ними очень трудно воевать. Не можем же мы разбомбить их к чертовой матери.
– Но идея хорошая, – сказал Юлий.
– Я только не могу понять, как наши тупоголовые братья на орбите могли проморгать и пропустить сюда целый «деструктор», – сказал Стивенс. – Такую штуковину не замаскируешь под грузовик.
– Есть мнение, что они его заметили, но решили не связываться, переложив сию непыльную работенку на наши плечи, – сказал Юлий.
– И чье же это мнение, коллега? – спросил Стивенс.
– Мое, – сказал Юлий.
– Очень похоже на правду. К чему рисковать целым линкором ради добычи, с которой может справиться пара истребителей?
Юлий летал на «деструкторе» и хорошо знал, что он из себя представляет. Конечно, крейсер – при любом раскладе не линкор, но связка из хорошего пилота и неплохого канонира может противостоять и паре десятков «игреков». Оставалось только надеяться, что у контрабандистов нет неплохих канониров.
Потому что хорошие пилоты у них точно есть. В этом Юлий убедился на собственном опыте.
Пилотировать находящийся вне закона корабль гораздо труднее, чем делать то же самое с его легальным собратом. Помимо обычных проблем на пилота наваливается куча дополнительных нюансов, которые тоже надо учитывать.
Зато контрабандисты редко дерутся, предпочитая убегать. Может, у них все-таки нет приличных артиллеристов, а если и были, то потеряли квалификацию по причине отсутствия практики?
Ирония судьбы состояла в том, что линкору, обладающему огневым превосходством, куда проще задавить крейсер в атмосферном бою, нежели в бою орбитальном. Из-за присутствия атмосферы большие корабли теряют маневренность, и минимальное преимущество крейсера в мобильности, которым он обладает в космосе, практически улетучивается. Но тяжелые имперские корабли не имеют права входить в атмосферу планеты в рамках полицейской операции, которой тут вроде бы занимаются ВКС. А потому долбать «деструктор» придется Стивенсу со товарищи.
– У меня есть идея, капитан, – сказал Юлий. – А почему бы вам не оказать орбитальным братьям ответную любезность, некоторое время промедлив и отпустив контрабандиста в их зону ответственности, не вступая с ним в тесный огневой контакт?
– Не знаю, какой вы тактик, но стратег из вас получится замечательный, – сказал Стивенс. – Вы подали мне весьма здравую мысль, и я как следует ее обдумаю сегодняшним вечером.
– Жалко, что такая штука не пройдет в случае с космодромом, – заметил Клозе. – Этот уж точно никуда не денется из нашей собственной зоны ответственности.
– Увы, – сказал Карсон.
Клозе сменил одну карту, и теперь у него было две дамы. Стивенс, судя по всему, пытался собрать стрит. Юлий в свои закрытые карты пока так и не заглянул, что не помешало ему поддержать пятидолларовую ставку Клозе и поднять ее еще на два доллара.
Карсон бросил карты.
– У меня только одна просьба, капитан, – сказал Юлий Стивенсу. – Если вы все-таки решите подраться с крейсером, постарайтесь сделать так, чтобы его бренные останки не пали на наши головы, когда мы будем бодать космодром. Такое развитие событий представляется мне решительно неприятным.
– В таких делах ничего нельзя гарантировать, капитан, – ответил ему Стивенс. – Но мы постараемся.
– Уж будьте любезны, – сказал Юлий.
– Когда я учился в академии, мне на голову уронили гаубицу, – сказал Клозе. – С тех пор мне все по фигу.
– Откуда в летной академии гаубица? – полюбопытствовал Карсон.
– Это был макет, – объяснил Клозе. – Но он все равно был жутко тяжелый.
– Зачем вам в летной академии понадобился макет гаубицы? – продолжал допытываться Карсон.
– Откуда я знаю? – возмутился Клозе. – Мне не докладывали. Преподаватель назначил пятерых добровольцев и велел тащить чертову дуру из музея на плац.
– Курсанты летной академии все еще маршируют? – удивился Стивенс.
– Мы живем в продвинутое время, капитан, – сказал Клозе. – Вынесенное мною из академии умение маршировать оказалось одним из самых полезных моих навыков. С поры выпускных экзаменов я маршировал целых два раза.
Юлий учился в академии примерно в одно время с Клозе, но не знал, врет тот или нет. Сам Юлий в академии ни гаубицы, ни ее макета не видел, зато он часто и очень подробно изучал плац.
Будущие пилоты маршировали по десять часов в неделю. При этом на летную практику отводилось всего восемь часов. Интересно, а чем занимаются в пехотных училищах? Учатся нырять с аквалангом? Или вышивают крестиком?
Стивенс поставил сразу десять долларов, и Юлий подумал, что тот блефует. Он уравнял ставку, накинул обычные два доллара сверху и уставился на Клозе с его парой дам.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал Клозе, – но ты еще не смотрел свои карты?
– Ты не ошибаешься, – сказал Юлий.
Клозе задумался. Пара дам против пары десяток и потенциального стрита, который, скорее всего, окажется блефом. Ситуация выигрышная, но он медлил.
Слухи о феноменальном везении Юлия в этой азартной игре уже вошли в список легенд военной базы 348-М на планете Сахара.
– Вы будете играть? – спросил Дэрринджер. – Мне уже надоело смотреть, как вы мучаете одну сдачу.
– Не торопи его, – сказал Юлий. – Человек думает.
– Да, я думаю, – сказал Клозе. – Не торопи меня.
– Не фиг думать, – сказал Юлий. – Гроссмейстеры в таких положениях сдаются.
– Не дождетесь, – сказал Клозе и уравнял ставки.
– Солидный банк, – заметил Стивенс. – Вскрываемся, джентльмены?
– Вскрываемся, – сказал Клозе. У него оказалось две пары – на дамах и на шестерках. Юлий удивился, увидев расклад Стивенса, на самом деле оказавшийся стритом, а вовсе не блефом, как Юлий предполагал.
Стивенс улыбался, предчувствуя выигрыш.
Юлий заглянул в свои закрытые карты.
– Повезло вам, ребята, – сказал он.
– Что у тебя? – спросил Клозе.
– Как и у тебя, – сказал Юлий. – Две пары.
Стивенс потянул руки к банку.
– Десятки, – объявил Юлий, а потом перевернул две закрытые карты. – И еще десятки.
Стивенс обалдело уставился на четыре карты одного номинала, а Юлий сгреб кучку банкнот к себе.
– Как ты это делаешь? – спросил Карсон.
– Никак, – Юлий пожал плечами. – Само получается.
– Это называется «прет», – объяснил Клозе. – За свою долгую и полную приключений жизнь я видел немного людей, которым бы так перло при игре в покер.
– Еще партеечку? – спросил Дэрринджер.
– Только пусть он не играет. – Карсон указал на Юлия. – Это нечестно, черт побери. Играть с ним в покер – все равно, что пытаться обыграть в шахматы тактический компьютер базы.
– Я могу и воздержаться от следующей сдачи, – сказал Юлий. – Мне добычи хватит, по крайней мере, на этот вечер.
– А я могу обыграть в шахматы тактический компьютер базы, – объявил Клозе.
– Врешь! – восхитился Карсон.
– Я никогда не вру, как и мой великий соотечественник барон Мюнхгаузен.
– Заметь, Карсон, они оба – бароны, – сказал Юлий. – Самое правдивое сословие в их фатерлянде.
– Зато графы обычно отличаются своей лживостью и двуличностью, – парировал Клозе.
– Пример! – потребовал Юлий.
– Граф Калиостро был шарлатаном.