Вернулись – сразу началось совещание в знаменитой Днепропетровской ОГА – той самой, которую брали штурмом, где начиналась русская весна. Я вообще не был даже гражданином ДНР, но на совещание прошел, только пистолет сдал.
Послушал – услышанное не впечатляло, потом поднял руку, громко сказал: «Прошу слова, я из России».
Народ опешил от такой наглости.
Не дожидаясь, пока кто-то даст мне разрешения я прошел к доске, исчерченной фломастерами.
– Я – представитель Удмуртии, территории, где производят все: от автомата Калашникова и до зенитного комплекса «Тор», который способен сбить ракету, не то что самолет…
…
– …я прибыл сюда для того, чтобы договориться о продаже нам оборудования для производства патронов, так как это именно то, в чем мы нуждаемся. Однако за все это время я не встретил никакого понимания, а только желание решить свои проблемы за наш счет и в конечном итоге получить как можно больше, а отдать как можно меньше…
…
– Так вопросы не решаются. Так заводят бизнес-партнеров, но при этом теряют возможность завести друзей. А вам нужны именно друзья. Те, кто способен поддержать в трудную минуту, не спрашивая о плате.
…
– Я предлагаю, здесь и сейчас, не выходя из этой комнаты, решить – мы, Удмуртия и Донбасс, – друзья или не друзья? Если друзья – мы поставим вам пару комплексов ПВО из наличия, с ракетами. Это мы не продаем никому, но вам сделаем исключение. Если не друзья – давайте договариваться. Но вы должны понимать – договоренностями начнется, договоренностями и закончится.
Точка.
Выступление мое, откровенно наглое, тем не менее произвело впечатление, и мы проехали в здание Донецкой железной дороги. Там я провел презентацию роликов о нашей жизни руководству Объединенной республики и там же было принято окончательное решение о сотрудничестве. Первым пунктом значилась продажа линейки станков под выпуск патронов с Луганского патронного завода.
Обратно я поехал уже в «Донецк-плазу», лучшее место в городе…
Бывшая Новороссия
Донецк
Тысяча пятнадцатый день Катастрофы
Дальше было много работы, которую смысла описывать тоже нет, – поездки, встречи. Нам надо было понять, чем богата Донецко-Луганская республика, им надо было понять, чем богаты мы. Встречались, разговаривали.
Как оказалось, на «Луганск-тепловозе» наладили буквально на ровном месте выпуск тяжелых дрезин с движками от грузовиков. Выглядели они, конечно, страшно, в отличие от наших, но работать работали.
А вот с выпуском оружия у них были проблемы.
То, что наладили восстановление из всяких СХП и ММГ[2] до боевого состояния – это хорошо. Так же и в Приднестровье сделали – они восстанавливали даже британские макеты, получая неплохие снайперские винтовки. Но то, что не наладили выпуск хотя бы примитивных, но своих револьверов и пистолетов, патронных компонентов под переснаряжение, это плохо.
Договорились об оказании практической помощи.
Главное – договорились о восстановлении и поставке танков. Три десятка танков должны были уйти к нам – в основном Т-72, с малым ресурсом. Солидно. И к нам же должны были поехать опытные танковые экипажи – учить наших.
Со своей стороны договорились о кооперации в восстановлении техники, в частности движков, о поставке тракторов, «КамАЗов».
Еще договорились вместе попытаться хотя бы по минимуму запустить химический завод.
То, что турки явно не успокоятся, понимали все. И мы понимали, что и до нас дойдет очередь.
Отдельно подписали предвариловки по сотрудничеству на уровне МВД и МГБ. У них народ с опытом, но думаю, и нам есть чем удивить.
Через восемь дней пришел первый состав – доставил основную партию нашего товара на обмен. Начали грузить станки…
Да… про Харьков забыл сказать.
Харьковские отступили – причем резко. Не знаю, что там у них случилось, может, и наш удар с тыла сыграл какое-то значение, но война прекратилась. Харьковские отступили, донецкие преследовать не стали. Сейчас не до больших войн.
Съездили на Саур-могилу, я сам предложил. Возложить цветы. Все равно, мы сейчас хоть и живем по понятиям зверским, в основном нечеловеческим, своих добиваем, но как-то людьми надо оставаться. И этот жест – это напоминание о том, что мы и сейчас помним подвиг тех, кто тут пал, – и в сорок третьем, и в тринадцатом.
Пришли караваном машин, ветер был. Поднялись… здесь так ничего с последней войны и не делали, памятник был исклеван пулями. Мы – несколько человек из нашей делегации – по очереди возложили цветы, постояли. Я смотрел в степь, понимая, как важна была эта позиция – там на десятки километров ровная, как стол, местность. И сколько крови за эту горку пролито.
Когда уже собирались обратно в Донецк ехать, меня отозвал прикрепленный мой, эсбэшник бывший. Звали его Саня.
– Тут человечка одного затримали. Посмотришь?
– А чего смотреть-то?
Саня подвел меня к неприметному «уазику»-буханке, открыли дверь – я отшатнулся.
Там был зомби. Лишь решетка отделяла его от меня, он вцепился в ее прутья и странно мычал, жаждая плоти.
– Твою мать! Это что за шутка?
– Это не шутка…
…
– Вчера его приняли, занимал позицию, двести тридцать метров от «Плазы». СВД у него была. Взять живым не получилось. Решили показать – может, знаешь?
– Никогда не видел.
Саня достал пистолет и выстрелил зомби в голову…
Бывшая Россия
Ижевск
Тысяча первый день Катастрофы
Оборотни в погонах
Капитан полиции Березовец жил в районе Соцгорода, в самом низу, в одном из старых домов, что было очень удобно. Дома были еще сталинские, их легко можно было топить, безо всяких буржуек с трубами в окна.
Было уже темно, когда под окнами раздался знакомый звук клаксона – шеф переделал клаксон, так что звук его отличался.
– Чо, опять в ночь пойдешь? – заворчала жена.
– Замолкни.
Березовец, в общем-то, не был классическим социопатом, он имел обычную семью – жена, двое детей. В полицию он не должен был попасть – его должны были отсеять на психологическом тестировании, но попал. Его проблемой было то, что он был выходцем из девяностых, не имевшим никаких моральных ограничителей. Укради, предай, убей. Умри ты сегодня, а я завтра.
Березовец собрался, надел не форму, а гражданское, вышел. «Крузер» виднелся в сгущающейся темноте рядом с бывшим магазинчиком. Тут вообще каким-то чудом уцелело очень патриархальное место на берегу реки Карлутка. Посмотришь – и как будто сейчас семидесятые годы прошлого века и городишко на десяток тысяч жителей. Такие магазинчики – это типовой проект, их строили как сельпо.
– Как дела, шеф?
– Как сажа бела…
…
– В бардачке посмотри.
Березовец открыл бардачок. Там был пистолет передельный и ксива с мечом и щитом.
Он открыл ксиву, там была его фотография. Потер в пальцах бумагу.
– Фуфло. Бумага не та.
– Ерунда, нам не в основное здание заходить. На один раз хватит.
– На какой – один раз.
– Тут недалеко в новом доме – адрес Дьячкова, там его баба живет. Ее надо увезти.
– И чо, для этого ксива ФСБ нужна?
– Старшие сказали, она недоверчивая. А Дьячков сам с ФСБ мутит. Надо решить тихо и без стрельбы. Заодно и в другое место успеем.
– Какое другое место?
– Вот, глянь.
Майор показал фотографию на телефоне.
– Безуглый, как раз тот фээсбэшник, который с Дьячковым контачит. Старшие сказали – его надо на ноль помножить. Я другую группу направил, но если успеем – сами подскочим. Там – шпана, опыта еще нет настоящего.
Капитан схватил своего шефа и подельника за рукав.
– Ты чего, старшой? За сотрудника ФСБ – вышка без вариантов.
– Это ты поздновато вспомнил. На вышку свою мы оба уже наработали.
Майор Белый достал сигарету, помял в пальцах, но закуривать не стал.
– Как думаешь, долго мы так рысачить будем?
…
– Недолго. Рано или поздно уберут, потому что знаем уже много. Тут как в спорте: или выходишь на уровень выше, или… досвидос. Вот этим делом мы и выйдем на уровень выше. Войдем в доверие.
– Или нас кокнут.
– Кокнут… – передразнил майор, – на вот, послушай.
Он проделал какие-то манипуляции с часами – и вдруг в машине зазвучал тихий, как будто из пространства исходящий голос.
– Старшие сказали, она недоверчивая. А Дьячков сам с ФСБ мутит. Надо решить тихо и без стрельбы. Заодно и в другое место успеем.
– Какое другое место?
– Вот, глянь.
– Безуглый, как раз тот фээсбэшник, который с Дьячковым контачит. Старшие сказали – его надо на ноль помножить. Я другую группу направил, но если успеем – сами подскочим. Там – шпана, опыта еще нет настоящего.
– Ты чего, старшой? За сотрудника ФСБ – вышка без вариантов.
– Это ты поздновато вспомнил. На вышку свою мы оба уже наработали.
– Ты чего, пишешь? – сказал капитан.
– Ага. Знаешь, как в том анекдоте? Заходит Василий Иванович к Петьке, а тот сидит и что-то пишет. – Петька, ты чего там пишешь? – Да вот, Василий Иванович, оперу пишу. – Оперу? Опера – дело хорошее. А про меня напишешь? – Напишу. – А про Фурманова? – И про Фурманова напишу. – А про Анку? – И про Анку… Опер про всех сказал писать!
…
– Новосельцева убили, слыхал? Дьячков и убил. В министерстве движуха. Если сделаем – мне пообещали городской угрозыск. Ты идешь ко мне замом. А если кинут…
Белых показал на часы.
– То кое-кто послушает мою оперу…
Они поставили «крузер» у больнички, потому что во двор заехать было нельзя – забор и шлагбаум. Белый набрал номер и тут же дал отбой. В ответ – мелькнул проблеск фар – за забором, на охраняемой территории.
Они выбрались из машины и пошли. Навстречу подбежал молодой из криминальной разведки, открыл изнутри дверь. Сейчас, кстати, ходить по городу тяжело было, весь город превратился в большую зону с высокими заборами из сетки-рабицы, а где и более капитальными, с закрытыми дверьми – это было сделано для того, чтобы если где-то возникнет очаг заразы, то он не мог бы распространяться, а был бы локализован в пределах одного дома и там оставался бы, пока не подъедет «скорая» и чистильщики.
Но ребята из криминальной разведки, которым поручили работать по объекту, – понятное дело, ключ подобрали.
Они закрыли за собой дверь, сели в машину, которая мигнула фарами – это была «Газель» службы доставки.
– Ну, что?
– Все норм. Модель в адресе одна.
– Это чо, вы ей такое псевдо дали?
– А что? Модель и есть.
Белый наставительно поднял палец.
– Никогда нельзя давать объектам псевдо, основанные на реальных приметах. Вы что, инструкцию не читали?
…
– Так, мы сейчас поднимаемся и ее забираем. Вы едете домой.
– Так, стоп, – сказал Сапаров, начальник смены разведчиков, – у нас задание на нее до послезавтра выписано.
– Ну, можете тогда отпуск маленький себе устроить, лады?
Сапарову это не понравилось.
– Я вам два дня чисто закрою, идет? Ну, вот и все.
Двое, Белый и Березовец, выбрались из машины и пошли к подъезду.
– Гнилое дело, – сказал один из разведчиков.
– Замолчи.
– Я по их делу проходить не собираюсь.
– Сказано – завали!
Элина же занималась готовкой.
В Москве еще до всего этого она почти не готовила… перекусывала что-то или ходила в ресторан, благо желающих пригласить было хоть отбавляй. Но теперь ей нравилось готовить. Как нравилось и все, что ее теперь окружало, – большая квартира и даже елка во дворе, живая, которую можно нарядить на Новый год.
Тусовки, вечеринки – все это казалось каким-то далеким, тем, что было не с ней. Равно как и ее смешные попытки найти мужчину – она просила у подруги пропуск в Думу, чтобы дефилировать по коридорам, в надежде на то, что на нее клюнет какой-то депутат.
Все это кончилось разом, и кончилось страшно, когда в один прекрасный день мертвые пошли по земле есть живых…
Когда они первый раз поехали в Завьялово, она в первый раз причастилась и исповедовалась, у нее была страшная истерика, она рыдала в машине, наверное, час. Потому что многое поняла. Отец Александр сказал ей: «Господь отпускает грехи всем. Даже разбойник, висевший на кресте рядом со Спасителем, спасся, потому что уверовал. Уверовать никогда не поздно».
Она окончила институт, получила полное медицинское образование, на которое в Москве не обращала особого внимания, и начала лечить людей.
Однажды ей пришлось застрелить человека. Обратившегося.
Помог снова отец Александр, он сказал, что человек – образ и подобие Божие, а ходящий труп – есть порождение зла. И не убий – не значит не защити.
Вот так они и жили.
Элина хотела бы нормальной, законченной семьи, ребенка, но этому препятствовали два обстоятельства. Муж все время был в разъездах. И она никак не могла забеременеть – следствие ее московской жизни. Лечилась, но пока ничего не выходило.
Но скоро все должно было измениться. Саша поставит завод и, вероятно, будет заниматься им, а не ездить в Новгород…
Звонок.
Первым делом она протянула руку к сумочке. Потом вспомнила – в прихожей на шкафу, – заряженный «Моссберг».
Или с Сашей что-то?
Она вышла в прихожую. Посмотрела в глазок.
– Кто там?
– Элина Викторовна, ФСБ.
Сердце ушло в пятки, она открыла дверь. На удостоверение внимания почти не обратила, хотя отметила – действительно, этот человек из спецслужбы. В ее жизни не было никого, кроме людей из больницы, с завода или из спецслужб… сейчас вообще люди жили замкнуто. И сотрудника спецслужбы от ряженого она отличила бы.
– Саша уехал…
– Элина Викторовна…
– Да… проходите.
Она провела их в большую комнату. Оттуда был выход на одну из двух лоджий – такую большую, что она была почти как отдельная комната.
– Что-то случилось?
…
– Да говорите же!
– Видите ли…
– Да хватит уже намеков!
Незнакомый фээсбэшник развел руками.
– Есть проблемы. С группой… в общем, мы бы хотели продолжить разговор.
– Я никуда не поеду, пока вы мне не скажете, что с Сашей.
…
– Он жив?
– Да… но, возможно, в плену. Мы с ним связывались…
Они не сказали…
Элина улыбнулась… вспоминая, что она все-таки женщина и от того, насколько она будет убедительна, зависит, будет она жить или нет. Внизу живота появился холодный комок… она вспомнила, как ее похитили и что ей пришлось пережить в рабстве. Она давно дала себе зарок – больше этого не будет.
– Хорошо… можно… я только сумочку… деньги возьму.
«Фээсбэшники» переглянулись. Майор подумал – удача сама в руки прет.
– Только быстро, если можно.
– Да-да…
Элина вышла из комнаты в широкий коридор. Так, теперь налево. Спальня.
Майор показал подчиненному – за ней. Тот пошел.
Капитан полиции Березовец не успел немного. Совсем чуть-чуть.
Он, как и майор, подумал – фартит им сегодня, и с…у эту по кругу пустим и бабло раскидаем… только фарт у него на сегодня кончился, только он этого не понимал. И, вообще, фарт кончился навсегда.
Он увидел, как телка берет с полки книгу, и не удивился – многие держали деньги в книгах. А в следующее мгновение телка повернулась – у нее в руке был пистолет.