Глава VIII. В поисках берлоги
Скажи, – что нет судьбы на свете!
Верстах в десятке, у воды,
Под осень позднюю приметил
Федот медведицы следы.
Тотчас, припомнив этот случай,
Прибавил лихо для словца:
«Чего желать ещё бы лучше?
Зверь сам выходит на ловца!»
Пустился в путь он спозаранку.
Шёл месяц следом втихаря.
С собою новую берданку
Он прихватил на глухаря.
Холодный воздух чист прозрачно,
Да чуть приметно отсырел
И тени лунные враскачку
В тайгу уходят, посерев.
Ещё светало неохотно,
Но март уже был на пути:
Тепло весеннего прихода
Рождалось где-то впереди —
Там, где полудни солнце выше,
Темнеет снега белизна
И где ползут снега по крыше,
Уже готовилась Весна!
Четыре дня искал берлогу,
Ночами греясь у костров,
А ветер искры нёс полого,
Бросая в звёздности миров,
Где, расплескав шагами Млечность,
Медведи звёздные бредут
И, замыкая кругом вечность,
Друг друга вечно не найдут.
Что думал он, глазея в небо?
Какая мысль не знала сна?
А Млечный Путь шёл лыжным следом
И пыль морозная несла.
Сегодня только увенчало
Удачей нудные бега.
Чуть слышно лайка зарычала.
Федот прицыкнул: «Фу, Тайга!»
Пар тонкой струйкой поднимало,
Курился царственный сугроб, —
Одно лишь только означала
Примета верная берлог.
Ноздрёю спящего дракона
Парилась узкая дыра
И каждый шаг был здесь рискован,
Но… начата была игра!
Федот подполз, как можно ближе.
Лежал так битых полчаса,
Пока на радость не услышал,
Как пропищали голоса.
Теперь уж знал Федот наверно —
Добудет точно медвежат,
А поступал ли здесь он скверно? —
К тому и мысли не лежат.
Зарубки делал, как заметки,
Он для обратного пути.
Слегка надламывал и ветки,
Чтоб без помех назад прийти.
Глава IX. Буран
Едва лыжнёй скользнули вёрсты,
День как-то враз пошёл на спад:
В потухшем небе краски стёрты
И вихри снежные кружат.
Бурлило небо снежной пеной,
Касаясь тучами земли.
Здесь и зимой, обыкновенно,
Такие вьюги не мели!
Всё завертело в диком скаче
Стеною снежной, как туман.
Пурга звереет, не иначе, —
Перерастёт она в буран!
Не в шутку был Федот напуган:
«Что за невиданный курьёз? —
Чтоб в марте здесь такая вьюга,
Какой же чёрт её принёс?»
И было то ему тревожно,
Что вихрей снежных заворот
Здесь пережить довольно сложно
Среди безлесистых болот.
Случись всё раньше только часом,
Когда лесами шёл Федот,
Не получил бы тут сейчас он
Столь неприятный поворот.
Искал недолго путь к спасенью
Во всём удачливый Федот.
Наметил он без опасенья
Совсем простой и верный ход:
Под полушубком греет тело
Собачье жаркое тепло.
И часа минуть не успело —
Обоих снегом занесло.
Буран ревел часа четыре
И пусть «зимовка» недолга,
Да всё ж уютнее в «квартире», —
Где пёсий жар от «очага».
Там, наверху, уже стихало.
На полутоне таял звук,
Как будто взмахом обрывало
Оркестр нестройных, диких вьюг.
Федот, пожалуй, час с лихвою,
Казалось, время так идёт,
Под кровлей бился снеговою,
Круша, почти метровый свод.
Ворвался свет, белея солнцем,
Морозной свежестью в приют
Сквозь прорубь снежного оконца
И ослепил на пять минут.
Назад летели, как на крыльях,
Хоть и с трудом пришлось идти:
Снегами свежими накрылись
Все проторённые пути.
Домой Федот пришёл под вечер,
Забылся вмиг усталым сном
И тёк закат, в бордо расцвечен,
По небу пролитым вином…
Он по утру проснулся поздно.
Бледнел в окне луны излом
И ветер с лёгкостью морозной
Клубы дымов вязал узлом.
Порхал, шутя, снежок летучий.
Ребячьи крики далеки.
Стрелой летели сани с кручи,
В снег зарываясь у реки.
В печи щи суточные* млеют,
Их аромат плывёт, маня.
Молила Марья: «Ту затею
Оставь, послушай раз меня:
Боюсь, смеёшься ты напрасно,
Дразня таёжный дух лесов!
Нам не всегда бывает ясным
Язык далёких голосов.
Не всё отмечено словами,
Не всё так просто и светло,
Но всё, что происходит с нами,
Каким-то знаком нам дано!»
Тут отмахнулся он досадно,
Как будто тем сказать хотел,
Что мол: «Кончай на том и ладно —
Быть бабе лучше не у дел.»
Он не встречал ещё такую,
Сказать по правде, на пути,
Чьи бы слова напопятую
Его заставили пойти.
Федот не мог уже иначе
В известном деле повернуть.
Да и зачем своей удаче
Он должен вдруг подрезать путь?
Суточные щи* – особый вид щей,
характерный не особенностями
компонентов, а приготовлением.
Глава X. Роковая охота
Пришла весна путём привычным,
Капелью дружною стуча,
И задрожали трели птичьи
Под звон весеннего ручья.
Щедрей под солнца переливы
Синиц весёлый, тонкий звон
И даже кажется счастливым
Не слишком нежный крик ворон.
Шёл срок весеннего прилёта.
Сходил последний снег на «нет»
И глухариный грозный клёкот
Тревожил сумрачный рассвет.
И словно белые улитки,
Ползли сугробы со двора.
Под вечер, стоя у калитки,
Решил Федот: «Ну что ж,… пора!»
Зарубки на стволах «читая»,
Нашёл берлогу без труда.
Два дня, не более, пустая
Она стояла здесь тогда.
Следы топтались косолапо —
Шли малыши за мамой вслед,
Качаясь чуть на слабых лапах,
Ушли под утренний рассвет.
И было трогательно-нежным,
Когда случайно, иногда
Ноги огромной след медвежий
Касался детского следа…
Федот по следу шёл бесстрастно
И не сбивался он с пути,
Одно лишь сознавая ясно,
Что далеко им не уйти.
Вела Тайга их след надёжно,
Легко, беззвучно семеня,
И было просто невозможно
Их не догнать к исходу дня.
Вот наконец, нашли под вечер
Совсем горячие следы.
Закат по-детски был доверчив,
Их освещая у воды.
Медвежий дух сквозь дух таёжный
Ноздрями жадно пёс искал.
Улыбкой жуткой и тревожной
Дрожал белеющий оскал.
Собака говорила словно:
«Мы их настигнем в два прыжка!»
Легла на голову условно,
Смирив, хозяйская рука.
«Соваться в лес в такое время,
Равно, – что сунуться в капкан
Или с ногой, застрявшей в стремя,
Упасть на радость всем волкам.
Здесь, у излучины пологой,
Вблизи Медвежьего ручья,
Мы подождём утра немного
И поглядим, – возьмёт там чья.
Придут, должно, хочу я верить,
Они сюда на водопой.
Подкараулим нынче зверя.
Тут подождём его с тобой.»
Приполз туман. Едва светало.
Белел сквозь мари солнца свет.
Чуть согревался воздух талый
В холодный, розовый расвет.
Федот застыл, следя сторожко.
Туман спугнула чья-то тень.
К ручью нетоптаной дорожкой
Спустился… северный олень.
К воде склонился осторожно,
Но тут, почуяв что-то вдруг,
Вмиг с быстротою, словно ожив,
Стремглав унёс он свой испуг.
Федот очнулся, заприметя,
И сердце, ёкнув, повело —
Из чащи вышли три медведя,
Едва лишь только рассвело.
Рука в цевьё впилась до боли.
Дыханье вмиг сдержав в груди,
Не слишком был он тут доволен
Неладным чем-то впереди.
Здесь – в двух шагах уже от цели,
Он подавил в себе испуг
И вёл медведицу в прицеле,
Пометив мушкой сердца стук.
Он затаил на миг дыханье
И виноватый вечно рок,
Вмиг разорвал тайги молчанье,
Спустив ружья стальной курок…
Свалилась грузно и без звука
И померещилось, ей-ей,
Как будто кто толкнул под руку
Мохнатой лапою своей!
Враз оглянулся он от страха.
Холодный пот спиной прошёл
И стала влажною рубаха,
Но… никого он не нашёл.
Он подошёл с опаской к зверю.
Лежал, сражённый наповал.
Смотрел, глазам своим не веря:
«Да как я в голову попал?!»
Но не досуг Федоту было:
«Вдруг слышал кто, неровен час?» —
С тревогой думал он уныло:
«Не доведись здесь лишний глаз!»
В мешок засунул и за спину
Забросил лёгких медвежат
И чувствовал дорогой длинной,
Как бедолаги там дрожат.
Глава XI. Неожиданное нападение
Уже в два дня он сбыл медведей,
Свой получив сполна расчёт:
Лишь утром слышали соседи,
Как удалялся вертолёт.
«Вот, жаль ещё медвежью шкуру,
Что пропадать зазря добру?» —
Решил тут вечером он хмурым
К ручью вернуться поутру.
На этот раз рекою, в лодке,
Он плыл, не взяв с собой ружья.
«Тогда и шкуру за находку,
Коль с кем столкнусь, представлю я.»
Причалил. Лесом да болотом —
Версты четыре от реки.
Своя на то была охота —
Шагать по топям напрямки.
Заметив издали пропажу,
Был зол расчётливый Федот
И от досады крякнул даже:
«Не дремлет дошлый наш народ!»
Но, подойдя поближе малость,
Был неприятно удивлён:
«Лишь крови лужица осталась.
Исчез, как будто… ожил он!?»
Да-a-a, было вовсе не похоже,
Что кто-то был незваный здесь.
Ползли, свербя, мурашки кожей,
Сбивая вмиг с Федота спесь.
– «Должно быть, оглушило зверя
Оголодавшего зимой,
Ударив вскользь покатый череп
Свинцовой пулей боевой». —
И вдруг почудилось внезапно,
Что… шевельнулся лес едва!
Чуть покачнулись елей лапы,
Шепталась жухлая трава.
Казалось – кто-то неприметно
Следил за ним со всех сторон
И тени таяли рассветно
Под крик испуганных ворон!
Был он не робкого десятка,
Хоть не привык лезть на рожон.
«Дай бог, чтоб всё сошло мне гладко». —
Похолодев, подумал он.
Он шёл, пугаясь каждой ели,
Боясь легко попасть впросак,
А мысли тишиной звенели —
Последним стать мог каждый шаг.
Вдруг разорвался по-над бором
Над самым ухом жуткий рёв,
Как будто петь собрался хором
Десяток бешеных коров!