Шил я осторожно. Во-первых, никогда раньше не пользовался таким приборчиком, во-вторых, постоянно прислушивался к себе, боясь ощутить, как уменьшается за этим занятием моя мужская сила. Лайнмен тоже осторожничал, я это видел, а Тайт с остервенением впихивал куски плотной ткани в зев насадки и раз в пятнадцать минут выдавал готовое изделие. Все у него в руках спорилось, на то и Тайт. Позже у меня была возможность ознакомиться с содержимым его рюкзака, и чего там только не было: от мотков разноцветных проводов до россыпи приборов непонятного назначения, из которых он без проблем складывал что угодно, – мне казалось, оставь Тайта наедине с мусорной кучей на необитаемой планете, и через сутки он улетит с нее на собранном из хлама космическом корабле.
Наше Солнце все разгоралось, а солнце на небе начало по-вечернему тускнеть, и тогда Квоттербек развернул карту, запаянную в непромокаемый пластик. Я таких никогда не видел – раскрашенная во все цвета радуги, разделенная пунктиром на ровные ломти.
– Наши линии… – сказал Квоттербек. – Наши переходы. Первая линия самая легкая, путь до первого перехода, нам просто нужно нести Солнце. Дальше пойдут населенные линии, и неплохо было бы, чтобы хотя бы половина из них в этом сезоне болела за Солнце.
– Почему – неплохо? – расстроился я. – Так будет неинтересно.
Тайтэнд посмотрел на меня как на дурака, а Квоттербек коротко вздохнул.
Я примолк. Наверное, Квоттербеку хотелось довести нас до Ветки живыми, а я не вовремя влез со своим азартом… не знаю.
– Обычно Солнце несет Лайнмен, – продолжил Квоттербек, – но мы будем нести его по очереди.
Тайт почесал обожженную спину, но ничего не сказал.
– Все – по очереди, равное количество часов. Кроме Раннинга.
– Кроме меня? – удивился я. – А…
И снова заткнулся, потому что вспомнил, что после Квоттербека я самый ценный член команды.
– Это не против правил? – осторожно спросил Лайнмен.
Перед тем как что-то сказать, он долго и трудно дышал, потом делал решающий вдох и только потом начинал говорить.
Если бы я не знал, что Игрок проходит медицинское освидетельствование, то решил бы, что он болен.
– Это допускается правилами как разновидность командной тактики, – ответил Квоттербек. – Укладывайтесь. У нас еще час.
Мне укладывать было особо нечего: просто личные вещи, и еще Тайтэнд нагрузил меня посудой и спальниками. Сам он чего только в рюкзак не напихал, а Лайн долго и старательно размещал части своего обмундирования различной степени бронированности. Тяжелый пуленепробиваемый жилет он надел под куртку и стал в два раза больше.
Что занимало рюкзак Квоттербека, я тогда так и не увидел, но оказалось, что он успел еще и упаковать Солнце – сине-желтое, горячее, огромное. Солнцу тоже полагалось что-то вроде рюкзака – с дополнительными головными ремнями сумка, из-за которой приходилось основной груз перекидывать на грудь, и несущий начинал смахивать на горбатого полоумного кенгуру. Спину от жара защищали наши самодельные панцири из термоструктуры. Они потом здорово нас спасли. Ума не приложу, как прежние команды таскали его без защиты – Солнце нагревалось с каждой милей, и под конец дошло до того, что защита оплавилась. Хотите – верьте, хотите – нет.
Мое дело – не убеждать вас и не приукрашивать тяготы того Матча, а рассказывать как есть.
А правда, что бывали случаи, когда Игроки заживо сгорали под Солнцем? Кого из вас наказывали за погибших Игроков? А главное, как вас наказывать, таких слабых и никчемных? Что бы вы со мной ни сделали, я все равно останусь в тысячу раз вас выносливее, потому что рожден по правилу Аттама.
А еще вы никогда не шли затылок в затылок за своим Квоттербеком, держа за плечами Солнце.
Я шел за Квоттербеком, держа за плечами Солнце. Все уже успели ощутить его вес, а я взялся впервые, поэтому брел, как хрустальный, боясь дышать. Оно приятно грело мне спину, приятно оттягивало ремни и давало хорошую нагрузку на ноги – то, что нужно Раннингу. Сначала я подумывал о том, чтобы заявить Квоттербеку, что хочу нести его наравне со всеми, но к концу второго часа понял, что не все так просто. Спереди болтался рюкзак со всяким барахлом, сначала я не замечал его, а потом оказалось, что он сбивает мой центр тяжести, и идти приходится враскачку, и от этого ноют бока. Ноют – это поначалу, потом мне стало казаться, что в них всажено по ножу.
Спина быстро взмокла, ремни начали давить на плечи.
К концу третьего часа оказалось, что меня не подвели только ноги – главная ценность Раннинга, остальное болело и скулило на разные лады, поэтому я с облегчением отдал Солнце Квоттербеку и почувствовал себя так, будто обрел крылья.
Квоттербек что с Солнцем, что без него шагал одинаково ровно и быстро, и я шел за ним затылок в затылок по песчаной узкой тропе, тихонько разминал плечи и был абсолютно счастлив.
Испытать свою силу на прочность удается не всем и не всегда, а зачем она нужна, эта сила, если не можешь ее испытать?
Когда меня освободили от груза, освободилось и время поглазеть по сторонам. Мы шли ровным полем, на котором не нашлось ни одного цветка – только сочная зеленая трава, словно выстриженная по линейке. Пейзаж был скучноват, но порой попадались и интересные детали – например, полуразрушенная башня из серого камня с остатками винтовой лестницы, уходящей в небо.
В башню сразу кинулся Тайтэнд, которого в последний момент поймал за шкирку Лайнмен, обязанный проверять обстановку до того, как кто-то влипнет. Он пошел внутрь с молчаливого согласия Квоттербека, осмотрелся немного, а потом уж пригласил Тайта.
Мне очень хотелось пойти и тоже посмотреть, но я почему-то возомнил, что обязан защищать Квоттербека, поэтому остался с ним и взял короткоствольный автомат наизготовку. Квоттербек посмотрел на меня с какой-то ласковой тревогой и смолчал.
Я потом заметил – он мало говорил, но у него были очень говорящие глаза, по которым я мог определить, что творится у него на душе. Конечно, если он позволял это увидеть.
Мне пришлось долго гадать, к какому правилу Аттама относится Квоттербек – я таких никогда не видел. В нем было что-то особенно типичное, от оттенка губ до прямой спинки носа, но угадать, откуда пришел этот тип, я не мог, пока мне не сказали. Теперь мне хочется увидеть его односерийников, снова увидеть эти глаза и эту особенную смуглую бледность… Знаю, что нельзя. Знаю. Он все равно остался в моей памяти, буду довольствоваться тем, что невозможно отнять.
Из башни Тайтэнд приволок кусок какого-то прозрачного провода с витой сиреневой сердцевиной. Он радовался этой штуке как ребенок. Лайнмен, который легко перенимал чужие эмоции, шел рядом с ним и хмуро и нерешительно улыбался.
– Это дьявольский корень, – наконец сообщил Тайтэнд, размахивая штуковиной. – Эта штука может выдержать напряжение, достаточное для питания небольшого «Прыгуна».
Я видел на полигоне «Прыгунов» – двуногие бронированные махины, оснащенные тяжелым оружием, – и видел кусок провода, которым размахивал Тайт. Наверное, это действительно была замечательная находка.
– Башню разрушил «Прыгун»? – спросил Квоттербек.
Тайтэнд подумал немного.
– Я думаю, что тот, кто был в башне, разрушил «Прыгуна», – не очень уверенно сказал он. – Хотя это и странно. Видели, как повреждена кладка? «Прыгун» обрушился на нее. Значит, либо погиб пилот, либо машине перерезали сухожилия.
Он завертел головой.
– Здесь кто-нибудь живет? Наверняка чертовы аборигены потом растащили его на кастрюли.
– Кого? – спросил я, чтобы просто послушать, каким спокойным бывает Тайтэнд, но он моментально вскипел.
– Кого-кого! Пилота, конечно же! Из него получились отличные котелки. А «Прыгуна» похоронили и теперь носят на его могилу мертвых голубей во славу бога Аттама.
Мне пришлось смолчать. Интересно, думал я, почему, когда Тайтэнд нарывается на грубость, это называется боевым духом, а когда я радуюсь – недопустимыми эмоциями… Ведь чем-то похоже.
Лайнмен позади глухо закашлял.
– Раннинг, – Тайт даже оббежал меня сбоку, – а ты такой умный не от Эбы ли…
Я посмотрел в его треугольное рыжеватое лицо и развернул автомат, легко представив, как бью его прикладом точно в переносицу и как он воет и скулит.
– Задачка, – сказал Квоттербек, не оборачиваясь. – В башне Лайнмен, Тайтэнд и Раннинг. Их атакует «Прыгун», пилот которого болеет за Луну. Время на решение задачки – три минуты.
– А где Квоттербек? – откашлявшись, спросил Лайн.
– А его в условиях задачи нет. Время пошло.
Я всю голову сломал, пытаясь представить, чем в такой ситуации может быть полезен Раннинг, и додумался только до идеи убежать с Солнцем. Но что делать дальше? Без команды Солнце не дотащишь. Это проигрыш, притом позорный…
Три минуты мы шли тише тихого, только Лайнмен дышал тяжело, с какими-то хрипами и бульканиями, но тоже явно раздумывал.
Честно говоря, меньше всего я полагался на его идеи – не верилось мне, что в круглой его голове могут вариться полезные мысли. И глаза у него были пустоватые. Квоттербек потом как-то поправил – это называется «добрые», балбес, – но по мне, так пустоватые, слишком чистые, что ли… Как вода в бассейне.
Три минуты истекли. Тайт хмурился, собирая подвижную кожу на лбу складками.
Он был похож на школьника, который изо всех сил делает вид, что выучил урок. Его первым и спросил Квоттербек.
– Значит, так, – сказал Тайт, присел на корточки и начертал пальцем на песчаной дорожке какую-то схему. – Я бы мог заминировать башню, но это конец игры. Можно попытаться с автомата перебить ему дыхание. Дыхательные трубки прямо под кабиной пилота, он будет переть напрямик, и их постоянно будет видно, но у меня обоймы не хватит, чтобы защиту раздолбать.
Он поднял голову, посмотрел на Квоттербека и яростно стер начерченные каракули.
– Я не знаю, – угрюмо сказал он. – Я знаю, что его уничтожили изнутри башни, но как – не знаю.
– Раннинг? – повернулся ко мне Квоттербек.
Я бы на его месте влепил Тайту хотя бы подзатыльник за тупость, а он улыбался. Правда, несколько напряженно.
– Убегать… – обреченно сказал я.
Тут задышал и засвистел Лайнмен, и Квоттербек переключил внимание.
– Солнце, – сказал он, отдышавшись. – Куда убегать с Солнцем? Его нет в задачке, но его не могло не быть в башне. Если погиб Квоттербек… а он погиб?
– Да.
– Если погиб Квоттербек, то это линия третья-четвертая, Солнце уже горячее, тяжелое. Один не донесет. «Прыгун» большая машина. Его увидели издалека и заставили отвлечься. Пилот вошел в азарт, потом начал злиться. Его подвели к башне и поставили на мины, на которые было время у Тайтэнда. Вряд ли с первого раза удалось сломать ему ноги, но Лайнмен с тяжелым вооружением может завершить начатое. – Тут Лайн окончательно запутался и даже покраснел.
– Точнее, – сказал Квоттербек.
– Сейчас, – твердо сказал Лайн и неожиданно подвел итоги: – Тайтэнд минирует западню, Раннинг все это время отвлекает «Прыгуна», потом ведет его на мины, Лайнмен доводит дело до конца. Башня здесь вообще ни при чем. Просто пилот думал, что Раннинг бежит в нее прятаться, потому что он был один и болельщики наверняка знали, что Квоттербек погиб. Думали, команда перессорилась и распалась…
Некоторое время Квоттербек что-то обдумывал. Потом кивнул и начал расстегивать ремни.
– Твоя смена, – сказал он Лайнмену, и тот торжественно и осторожно принял Солнце на плечи.
Темнело, а пейзаж все не менялся. То же бескрайнее поле, а ведь где-то рядом, по моим подсчетам, уже должен был показаться переход на следующую линию. Он представлялся огромными вратами или пещерой, выдолбленной в скале, но на этом чертовом лугу попадались только кроличьи норы, и никакого намека на переход. Полоска горизонта уже начала синеть, над ней распласталось плотное белое облако, похожее на акулий плавник, и оно тоже меняло цвет, и в небе показались светлые пятна будущих звезд.
Я мысленно развлекался разными вариациями победы над «Прыгуном» – Лайн дал моим мыслям направление, осознание команды пришло не сразу, но как-то четче, чем мои прежние порывы объявить всех нас братьями. Этого было мало, нужно было не только объявить, но и почувствовать себя ими… стать братом Квоттербеку, Лайнмену и даже Тайту, на которого мне даже смотреть не хотелось.
Рассуждая про себя о братстве и команде, я неожиданно натолкнулся на некую преграду – дело в том, что рожденные Аттамом не могут иметь братьев. Строго говоря, все мы одно и то же, но родственные связи – дело Женщины, Эбы, и ощущать их было бы опасным для силы Мужчины.
Но есть же откуда-то в нашем лексиконе это слово – брат? Откуда? И ведь я даже знаю, что оно значит.
Вечер того дня ознаменовался еще одним происшествием – Тайтэнд поймал кролика. Он давно принюхивался и присматривался, но днем порядка не нарушал, но, как только стало темнеть и Квоттербек зажег на своем плече маячок, Тайт заволновался, засуетился и принялся рыскать кругами.
– Сколько еще до стоянки? – не выдержал он. – Час, полтора?
– Полтора.
– Я сверну к норам?
– Маяк зажги.
Квоттербек к вечеру стал совсем неразговорчивым. Он искал переход и предоставил нас самим себе – на первой линии это поведение было оправданно.
Тайт кивнул, мигнул зеленым огоньком и превратился в тень, рыскающую в сумерках. Я зажег свой маяк без напоминаний и гордился этим.
Лайнмен понуро брел замыкающим, хрипя на разные лады. Он все еще тащил Солнце и весь был погружен в этот процесс. Солнце порядком нагрелось, и даже ткань, в которую оно было завернуто, слегка потрескивала.
Я был голоден и ждал результатов охоты Тайта с нетерпением. Казалось, стоит ему поймать зайца, как мы сразу рассядемся кружком, разотрем уставшие мышцы и в пять минут сварим чудесный суп с крепким бульоном в желтых блестках жира.
Местность тем временем стала меняться – ненавязчиво, почти неприметно, но показались по бокам тропы невысокие кусты с желтыми и фиолетовыми цветами. Их чашечки смахивали на бокалы для вина – длинные и узкие. Из каждого «бокала» торчал длинный пушистый ус.
К этим цветам Квоттербек принялся присматриваться, как заправский ботаник. Щупал их, рассматривал, выворачивал наизнанку. С цветов сыпалась пыльца.
Глядя на него, я тоже начал хватать эти цветы – не знаю почему, но меня всегда тянуло повторять его движения и действия. Я сорвал парочку и вместе с одним из них ухватил плод, вытянутый и прозрачный, как леденец.
Он оказался твердым, сладким и пряным на вкус. Как кусочек прозрачного меда, только островатый… из этого плода получился бы отличный соус, о чем я и сообщил Тайту, вернувшемуся из сумерек с кроликом на вытянутой руке.
Тайтэнд никак не отреагировал – он был занят своей добычей, а вот Квоттербек обернулся ко мне с огромным интересом:
– Соус, говоришь…
Я помню каждый его взгляд. И тот взгляд помню – он смотрел из-под ресниц и немного в сторону, словно видя меня не там, где я находился на самом деле.
– Раннинг, – позвал он меня, потому что я замешкался с ответом. – Раннинг, маяк! Держи маяк включенным!
Он по-прежнему смотрел куда-то в сторону, и я обернулся посмотреть, в чем там дело.
На фоне отцветшего неба невдалеке от нас стоял «Прыгун». Он был огромен – черная махина, крепко вцепившаяся в землю обеими трехпалыми лапами. Непрозрачный купол медленно поворачивался с хорошо слышным механическим жужжанием. Жерла пушек, опутанных проводами, висели неподвижно, но я знал, что это временное бездействие. Пилот искал цель и нашел ее через несколько секунд. Лапы «Прыгуна» заскрипели и поджали металлические пальцы. Стволы дрогнули и поползли вверх.
– Раннинг! – Черт, пока я стоял и глазел, команда успела переместиться. Голос Квоттербека донесся до меня приглушенный ветром. Я обернулся, ища их глазами, – добежать до любого укрытия не проблема, проблема была в том, что «Прыгун» нацелился на меня, и вести за собой его прицел – значило бы уничтожить команду. Успелось подумать – хорошо, что я налегке…