Сначала мы едем домой, где я целый час собираю все художественные принадлежности. Оказывается, их очень много. Роме приходится работать не только водителем, но и грузчиком – он живо перетаскивает пакеты в багажник. Любопытные соседки нет-нет да и поглядывают на меня с балкона.
– Уезжаешь, Женечка? – наконец не выдерживает одна.
– Работать еду, – вру единственное, что приходит в голову. – Рисовать. В другой город.
– Вот молодец какая. Человек искусства! А то Семенна говорит, проститутка, да проститутка…
Рома от неожиданности роняет мольберт.
– Ой… простите, Евгения Михайловна, я вам новый куплю!
– Да ладно, – мне даже весело. – Он уже старый. Погрузи, я починю.
Жаль, что с этой суровой российской реальностью не сталкивается Серебров. Думаю, у него шок был бы интереснее.
Потом мы долго едем куда-то за город. И мне немного страшно.
Я думала, Серебров живет в квартире в центре. Все, что мне рисовало воображение, когда я думала о том, как живет богатый человек – какой-нибудь исторический дом с большущей квартирой и высокими потолками. Ну или пентхаус в высотке. Но Серебров, конечно, живет за городом, в огромном двухэтажном доме. Я с восхищением смотрю на этот шедевр дизайнерского искусства, расположенный среди очаровательных сосенок. Когда выхожу из машины, с наслаждением вдыхаю свежий воздух.
Кружится голова, я пошатываюсь и водитель подхватывает меня под руку.
– Евгения Михайловна?
– Все нормально, это с непривычки, свежего воздуха много. Надо срочно подышать у выхлопной трубы.
Слабо, но он улыбается. Уже легче: что-то человеческое в охране Сергея есть. То удивляется бабушкам-сплетницам у подъезда, то улыбается дурацким шуткам.
Мы вместе идем в дом, а мои вещи остаются в машине. Наверное, у Ромы приказ сдать меня с рук на руки. В прихожей я, как дурочка, пытаюсь снять ботинки, но натыкаюсь на удивленный взгляд Ромы, краснею и чувствую себя деревенщиной, приехавшей в столицу.
– Сергей Васильевич, – мы входим в огромную столовую, – я привез Евгению Михайловну, как вы просили.
Серебров сидит за столом с ноутбуком. Странно видеть его в домашней обстановке.
– Хорошо. Роман, оставь ей свой номер и отныне вози туда, куда девушка скажет. С моим контролем.
Я получаю визитку (надо же, как все серьезно), переписываю номер Ромы в телефон и тоскливо думаю, что в этой тюрьме мне даже надсмотрщика выдали. А Серебров меж тем рассматривает меня с ног до головы. Ну да, я вряд ли сейчас способна вызывать какие-то чувства. Помятая, уставшая, осунувшаяся, испуганная и смущенная. Как бы он не отказался от своих планов-то.
– Если у тебя есть вопросы, самое время задать их сейчас.
Я теряюсь, потому что вопросов миллион. И главный – чего он хочет. Но ответ на него слышать страшно.
– Я буду жить здесь?
– Да.
– А Элина?
– Как пожелаешь. Я не имею ничего против, если она не станет громить дом.
Я разрываюсь между нежеланием приводить ребенка к нему и страхом разлучиться с ней. Кто будет с Элькой возиться? Марина, которая и так сделала для нас нереально много?
– Нет, Эля хорошая и тихая. Она вам не помешает. А как я… то есть в больнице мне нужно быть с ней, и я… то есть я вряд ли смогу быть здесь постоянно, пока ее не выпишут.
– Значит, дождешься, когда ее выпишут.
– Хорошо. Спасибо.
Отсрочка? Послабление? Или ему просто плевать, а условие он выставил, потому что помогать просто так не принято?
– Что вы…
Осекаюсь. Не могу.
– Чего я от тебя хочу? – усмехается он. – Идем.
Мы пересекаем столовую и выходим через неприметную дверь в углу в гостиную. Она производит впечатление, куда большее, чем остальной дом. Во-первых, она еще не доделана, одна стена лишь подготовлена к отделке, не подключен камин, стоит не распакованный телевизор. Здесь есть и стол со стульями, и диван, и огромные окна с широкими подоконниками.
Серебров останавливается у пустой стены. Кивает на стену.
– Хочу рисунок. Городскую панораму, детализированную. Не силуэты домов, а хорошую перспективу, детали, размах и стиль. Справишься?
Мне кажется, я готова разреветься. Ну то есть он говорит то, чего я совершенно не ожидаю.
– Хорошо. – Голос свой не узнаю: дрожит, срывается. – Я подготовлю эскизы, выберете и внесете правки. Мне понадобятся разные краски…
– Роме скажешь, отвезет. Везде ездить с Романом. В больницу, из больницы, в магазин за тампонами, в парк погулять и так далее. Говоришь ему, он сообщает мне, получаешь разрешение – и вперед. Оплачивает покупки тоже он. Все понятно?
– Да. Наверное…
Рисунок… он действительно просто хочет расписать стену? И все? Мне кажется, голова теперь кружится не от воздуха, а от облегчения.
– Рисунок, что я заказывал, не забудь, – говорит Сергей. – Я его жду. И еще…
А вот теперь взгляд не предвещает ничего хорошего. И я, кажется, рано обрадовалась.
– Я ужинаю в восемь. Хочу, чтобы с восьми до девяти ты была здесь. Рисовала. Одетая в то, что я скажу.
Ему доставляет удовольствие за мной наблюдать, а я сражаюсь сама с собой, чтобы остаться бесстрастной. Думаю об Эльке, которая сейчас смотрит мультики и выздоравливает. О том, как Серебров нам помог. Я сказала "да", а значит, должна сделать то, что он хочет. Это как минимум справедливо.
– Хорошо. Я поняла. Но… пока я в больнице…
Он закатывает глаза.
– Я же сказал, выписывайтесь. Начнешь потом. Дольше недели вас не продержат, я думаю.
– Спасибо. Рисунок такого размера займет несколько месяцев, вы уверены…
– Кисточка, – обрывает он меня, – я никогда не делаю того, в чем не уверен. Мы заключили сделку, условия обоим известны. Все? Вопросов больше нет? Твоя комната – вторая дверь справа на втором этаже. Располагайся.
С этими словами он уходит, оставляя меня в растерянности. Лишь из коридора кричит куда-то в пустоту:
– Рита, покорми девушку, я в офис.
Рита? Я хмурюсь… неужели жена? Нет, быть того не может, он говорил, что развелся. Наверное, прислуга.
Звонит телефон – Марина. Я чувствую, как сердце бешено-бешено начинает биться. Что-то с Элей?
– Привет, красотка, – говорит подруга. – Ты где?
– Я у Сергея. Вещи перевожу. Что-то случилось?
– Да нет, спит, даже поела что-то. Я тут врача видела. Он сказал зайти к нему не раньше семи. Так что вот как мы поступим. Чтобы я тебя тут до семи не видела.
– Но…
– Не спорь с подругой! У Сергея ты или еще где, плевать. Ложишься и спишь, поняла? В нормальной постели нормальным сном. Я тут посижу, их комната ожидания приличнее, чем моя квартира. И по размеру такая же. А ты высыпайся, давай, поняла?
– Поняла, – улыбаюсь.
– Все нормально у тебя?
– Да. Он хочет рисунок.
– В смысле?
– Просто рисунок на стену. В обмен на помощь Элине. Здоровую стену… метра три. Панораму города. Буду рисовать.
– И все?
Я ведь не вру? Я недоговариваю…
– И все.
– Ну вы даете, Евгения. Ладно, только не кидайся рисовать прямо сейчас, иначе окажешься на соседней койке с Элиной. Поспи. Есть там где поспать?
– Есть, – вздыхаю. – Спасибо. Тебе есть чем пообедать? Я могу…
Теперь ведь есть водитель. Можно привезти Маринке обед.
– И пообедать, и позавтракать, а еще тут медбратик симпатичный, так что я вообще, считай, занята. Ложись.
Я заканчиваю разговор и иду наверх, мне даже любопытно, как выглядят спальни в этом огромном богатом доме. Вторая дверь направо?
Их добрый десяток, этих комнат! Зачем одинокому мужчине столько?
Я берусь за ручку нужной двери и вхожу внутрь, а затем замираю прямо у порога.
Наверное, от недосыпа и недоедания у меня галлюцинации. Потому что своим глазам я не верю, и даже пройдя в глубь помещения не могу осознать то, что вижу. Возвращаюсь в коридор, снова отсчитываю двери. Но нет, об этой комнате говорил Серебров. И здесь мои вещи, аккуратно сложенные на огромном столе.
А еще к этой комнате примыкает детская. На самом деле это самая сказочная и фантастическая детская из всех, что я видела. Кровать золушки, подсветка из звездочек на потолке, большое игровое пространство, рабочее место, здоровый шкаф с книгами, какими-то коробками.
У него, наверное, был ребенок, который после развода остался с матерью. Да, был. И Сергей сделал для него детскую, чтобы он навещал отца. Но тогда почему поселил меня здесь? О том, что он специально обставил комнату, зная, что я и Элина приедем, мне не хочется думать.
Затем я подхожу к шкафу и понимаю, что никакого ребенка у Сереброва нет. От этой мысли мороз по коже. Все книги запечатаны в пленке, даже этикетки не сняты. Коробки – игровые наборы, паззлы, творческие мастер-классы и конструкторы – не распакованы. Я словно перед витриной магазина.
Мне страшно, потому что я словно смотрю в чужую душу, похожую на бездну. Что происходит с человеком, который делает в своем доме такое?
Одновременно с этим я, к собственной неожиданности, немного радуюсь за Элю. Мне стыдно за эти эмоции, но я очень хочу, чтобы она все это увидела, чтобы пожила немного, как в сказке, потому что я никогда не смогу купить ей такие игрушки и сделать такую комнату. Придется сказать ей, что мы едем в гости и сделать настоящие каникулы.
Вещи разбирать совсем не хочется. Я снимаю туфли, ставлю будильник и ложусь на огромную кровать. Едва не стону от наслаждения – после недели сна между полом и краешком неудобной койки с вылетевшими пружинами, постель кажется мне самым уютным местом на свете.
Хочется пореветь. И от жалости к себе, и от страха за Элину, и от облегчения. И еще потому что я чувствую себя отвратительно, восхищаясь этим домом и наслаждаясь условиями, в которые вдруг попала. Мне кажется, я должна сражаться, быть как те героини книг и фильмов, которые ни за что не предают свои идеалы и принципы.
Но, похоже, героиней мне не быть. Я прижимаю к себе белого мехового кролика и закрываю глаза.
Куда ж меня этот кролик привел-то!
Глава восьмая
Когда звонит будильник, я просыпаюсь, но целую минуту не могу понять, где нахожусь. За окном снова пасмурно, над городом вдалеке собирается гроза. Мне не хочется вставать. Наверное, если бы было время, я бы отключилась на сутки, не меньше. Но через час с небольшим нужно быть в больнице, на встрече с врачом.
Дверь вдруг открывается, и я вскакиваю.
– Ой, простите! – миловидная брюнетка средних лет держит поднос. – Я услышала будильник и принесла вам ужин.
– Спасибо.
– Меня зовут Рита, если что. Я экономка. Сергей Васильевич сказал, вы здесь поживете, так что если будут какие-то вопросы, меня можно найти или на кухне или в комнате за кухней. Завтрак и обед в любое время, ужин готовлю к восьми и оставляю на кухне, мой рабочий день заканчивается в девять, но вы можете обращаться, если вдруг что-то срочное. Комната для стирки внизу, просто относите то, что вам нужно, я займусь. Ванная в конце по коридору. Аптечка, если что, на кухне и у Сергея Васильевича в кабинете.
– О… – Я теряюсь, чувствуя себя неловко. – Спасибо.
– Поужинайте, сегодня у нас морепродукты. Если что, спускайтесь за добавкой.
Я, как китайский болванчик, киваю.
– Мой номер записан в ежедневнике на вашей тумбочке. На всякий случай. Будут какие-то пожелания? Что-нибудь особое нужно покупать из продуктов?
Мотаю головой. Надо бы что-нибудь сказать, но пока не выходит. Такого я точно не ожидала. Когда Рита уходит, я сажусь за стол. Есть до ужаса хочется, а раз так любезно предложили, отказываться не резон. На подносе большая тарелка с моими обожаемыми макаронами (хотя, скорее, это паста, уж точно не рожки по тридцать рублей за кило), креветками и мидиями в сливочном соусе. Овощной салат с потрясающей лимонной заправкой. Стакан свежевыжатого сока и маленькая баночка с мороженым. Она меня особенно радует, это одна из тех мелочей, которые выдают абсолютную свободу в средствах. Ты не выбираешь самое недорогое и при этом вкусное мороженое, не тащишь, надрываясь, здоровый брикет, потому что килограммом покупать дешевле. Ты просто берешь порционные маленькие баночки с разными вкусами и достаешь по одной к ужину.
Я заканчиваю с едой и отношу поднос на кухню, где Рита уверяет меня, что делать это совершенно необязательно, она все заберет, приберет и вообще ей за это платят. Затем я переодеваюсь и звоню Роме.
В машине водитель отдает мне бумажный конверт.
– Сергей Васильевич сказал, чтобы вы все заполнили и подписали.
Пока мы едем, я открываю конверт и просматриваю бумаги. В основном это договор с клиникой, заявление на доступ к персональным данным и все остальное. Только последний листок – небольшая анкета без опознавательных знаков.
Фамилия, имя, отчество, дата рождения, место рождения, паспортные данные, место жительства, образование, размер одежды, ноги, аллергии, непереносимости, жизненно важные лекарства и все остальное. Меня съедает любопытство, но Рома вряд ли знает, зачем Сереброву понадобилась моя анкета. Может, из соображений безопасности…
Когда мы приезжаем, Марина придирчиво меня осматривает:
– Ну вот, другое дело. Уже посвежевшая. Поспала хоть немного?
– Отрубилась на весь день, – признаюсь я. – И съела столько, что живот надулся.
– Вот и молодец. Ладно, Элина спит, я побежала к завтрашним занятиям подготовлюсь. После обеда приеду и снова отправлю тебя спать, поняла?
Я улыбаюсь. Марина хорошая подруга и мне везет, что она с нами так возится.
Пока иду к врачу, руки дрожат.
– Ну что ж, Евгения Михайловна, анализы готовы еще не все, но самые важные мы сделали и все посмотрели. Что я могу сказать, девочка поступила с пневмонией и от пневмонии ее лечили правильно, однако добавилась сверху еще инфекция и врач тут немного растерялся, а возможно, не сумел сделать нужные анализы. У вашей племянницы не стерильна кровь. Не бледнейте так, это лечится. Сейчас много эффективных антибиотиков. Долечим вашу пневмонию, долечим заражение и проведем реабилитацию. Все это займет несколько месяцев.
Я сижу, будто ударенная дубиной по голове, не знаю, то ли радоваться, то ли разреветься от жалости к Эле.
– Это заражение крови?
– Да, боюсь, что так. Евгения Михайловна, только не читайте никаких ужасов в интернете. У сепсиса есть разные формы, бывают даже хронические. Мы начали лечение и оно дает положительную динамику. О реанимации речи не идет, лишь об интенсивной терапии.
– Она несколько месяцев проведет в больнице?
– Нет, конечно, реабилитация – это укрепление организма. Витаминные комплексы, ЛФК, физиотерапия, санатории. Посмотрим, с какими последствиями выйдет девочка из лечения и будем думать над дальнейшей стратегией. Но я со своей стороны катастрофы никакой не вижу. Да, болезнь неприятная, пневмония у детей вообще непредсказуема. Но мы вовремя поймали заражение, будем лечить.
– Спасибо. – Я киваю, все еще не зная, как реагировать.
Конец ознакомительного фрагмента.