– Вить, а вдруг он изменился? Или у него серьезные отношения с девушкой? Или он не захочет? Это на самом деле совсем не авантюра! Всё гораздо сложнее. Я пока Андрея сама не увижу, не знаю, решусь ли пойти до конца.
Витька отпускает смешок.
– Свет, ты знаешь Шибуева не хуже меня. Не думаю, что он изменился. Зато у вас двоих появится шанс круто повернуть судьбу.
Я напрягаюсь. Иногда у Бампера шуточки, хоть бери и снова мутузь сумкой по рыжей голове.
– Не поняла, Артемьев. Ты сейчас о чем?
– Да так, просто к слову пришлось.
Ну конечно, а то я его не знаю.
– Ради бога, Витька, – говорю устало. – Закругляйся с намеками! Мне только мужа-бабника для полного счастья и не хватает! Я же ревнивая, прибью сгоряча, и не будет у тебя больше друга. Так что уж лучше без крутых поворотов судьбы!
Мы смеемся.
– Ладно, Света. А что с квартирой-то? Ведь остается вопрос с жильем?
– Да, остается. Никак не решусь попросить родителей купить мне квартиру. И дело не в том, Вить, что они не захотят. Я просто дома, понимаешь? Иначе бы давно уже переехала. Да и Андрюшке нужно общение. А здесь девчонки, кот, собака. Ему не будет одиноко в моей семье.
– Ты это мне говоришь, Свет? – хмыкает Витька. – Да мы с Таней сами никак от предков не съедем! Нам нравится здесь жить.
– Вот и мне. Поэтому, если что, попробую на время снять квартиру. В конце концов, законом это не запрещено, а прописка у меня есть.
POV Андрей
Дым в узкую створку окна уходит медленно, клубится у капроновой сетки, не спеша просачивается сквозь пóры, не желая уползать из тепла в сырые сумерки утра. Дым такой же сизый и плотный, как утренний туман. Я расстегиваю халат, затягиваюсь сигаретой, и прогоняю его из комнаты тяжелым дыханием. Освобождаю легкие, чтобы взамен глотнуть хоть немного прохладной свежести, пропитанной тишиной весеннего утра и ароматом цветущих яблонь, проникающих в душную ординаторскую.
Без четверти шесть. Утро. Позади еще одни сутки дежурства в хирургическом отделении скорой помощи, две плановые операции и одна внеплановая, продлившаяся больше четырех часов. Рутинная работа, вымотавшая меня к черту, забравшая силы и сон, но парнишка будет жить, а это главное. И мать его будет жить, чьи слезы заставили совершить невозможное и примерить на себя роль Бога. Хладнокровного существа, кромсающего плоть, сшивающего мышцы и соединяющего сосуды ради одной цели – во что бы то ни стало удержать в сломанном теле душу. Невидимую материю, для которой природа создала совершенный, и вместе с тем такой хрупкий футляр.
Как жаль, что в пятнадцать лет этим футляром почти не дорожишь, считая себя бессмертным и неприкосновенным.
Как жаль, что в двадцать семь не остается места мечтам и иллюзиям.
Я поднимаю бутылку и делаю длинный глоток, впитывая сухим горлом янтарную жидкость. Почти сразу же ощущая, как она, жгучая и терпкая, обжигая грудь, растекается внутри приятным теплом. Мой личный порог свободы, за который я позволяю себе уйти. День едва начался, а я уже пью пятизвездочный коньяк. Паскудно.
Сзади раздаются шаги и на талию ложатся руки – такие же уставшие, как мои. Жаждущие своего порога свободы. Они уверенно скользят под расстегнутый белый халат, забираются под рубашку и жадно оглаживают пояс брюк, точно зная, что мне нужно. Шеи касаются теплые губы.
– Андрей Павлович, у нас есть пятнадцать минут, чтобы забыть еще один день. Так что, если ты хочешь повторить прошлое утро, нам следует поторопиться. Я закрыла дверь, но ты же помнишь, в каком месте мы работаем – тишина не продлится вечно. Скоро заявится Павлюкин и все испортит своей унылой физиономией.
Рита – моя операционная сестра. Чудо, а не девушка.
– Андрюш, ну правда, операционная убрана, шовно-перевязочный материал на месте, аппаратура исправна и готова к новому дню. Да пусть Павлюкин только вякнет! Он тебе завидует, если хочешь знать.
– Чему? Тому, что у меня есть ты? Так это было твоим решением – работать со мной.
– И этому тоже, – я чувствую подбородок на своем плече и слышу смешок. – Но больше твоему вопиющему везению и волшебным рукам. Тому, что он такой же, как все, а ты – нет. У вас, у Шибуевых, какой-то особый ген в крови, который делает вас уникальными. Вот есть музыканты с уникальным слухом, а есть врачи. Ты Моцарт врачебного дела, и мне нравится работать под твоим руководством. Я знаю, что тебя ждет большое будущее. Павлюкин старше, но опытнее только по части интриг, не слушай его.
– Рита, тебе точно пора домой. Шесть утра – не самое лучшее время для философских мыслей.
– Может быть.
– Лучше скажи, ты подготовила для шефа истории болезней, как я просил? На моем столе результат томографии Суконкина – больного из четвертой палаты, сегодня к вечеру мне нужны новые результаты анализов – биохимия крови и печеночный комплекс. Передай сестричкам, пусть все сделают и скинут распечатку мне на почту. Хочу знать, к чему готовиться.
– На первый вопрос ответ «Да», на второй «Слушаюсь, Андрей Павлович!».
Губы греют шею, а я улыбаюсь. Хорошо, когда тебя понимают.
А когда понимают с полуслова – почти счастье.
– Ты настоящая находка, Ритуля.
Я вливаю в себя еще один глоток коньяка, делаю глубокую затяжку, но не спешу тушить сигарету о пепельницу. Какое-то время задумчиво разминаю ее в руках, думая о парнишке… Прыжок с поезда на спор. Как результат – разрыв селезенки, повреждение внутренних органов, внутреннее кровотечение, многочисленнее переломы и потеря ступни.
Первые шесть часов прошли в стабильном состоянии, и это обнадеживает. Я сделал все, что мог, и даже больше. Мы не боги, мы люди, но как же дорого обходится нам вмешательство в дела Всевышнего. Сил почти нет. Словно выгорел изнутри или отдал часть собственной жизни.
Я поворачиваюсь, и Рита тут же подхватывает фильтр губами. Жадно затягивается, размыкает рот, позволяя дыму клубиться у лица. Черт, как же я люблю умных женщин! Она понимает, она все понимает…
– Ради тебя, Андрей, я готова встать даже на колени, – улыбается, снимая с себя медицинскую шапочку, сползает вниз и позволяет моим пальцам войти в ее волосы.
– Ох, давай без патетики, Заяц, – я помогаю ей расстегнуть пояс брюк. – Просто сделаем это. Мы оба устали, была чертовски сложная ночь.
– Смотри, останешься моим должником…
– Договорились, – обещаю своей помощнице, а сам думаю о том, чтобы не упустить ничего важного на планерке и предупредить Павлюкина о парнишке. Первые сутки – самые сложные.
А еще на горизонте возникла Уфимцева. Почти четыре года не виделись, но голос узнал сразу, как только позвонила и попросила о встрече. Странная просьба, совсем на нее не похоже.
Светка. Староста класса.
Ухмылка сама скользит на губы. Ну надо же. Моя первая школьная любовь.
Мы договариваемся встретиться в центре города, в небольшой кофейне, где подают кофе, горячие круассаны и вкусный вишневый штрудель. В старые добрые времена мы любили здесь собираться нашей компанией и уже отсюда идти в кино.
Я тороплюсь, но все равно опаздываю на полчаса – диалог с Павлюкиным затянулся. Все это время Уфимцева не звонит, но я знаю, что увижу ее.
Я останавливаю такси у входа в кофейню, расплачиваюсь с водителем наличкой и захожу в помещение, в котором витает запах свежемолотых зерен кофе, винили и корицы.
Света сидит за столиком в углу и смотрит на меня, наверняка заметив еще в окно – хорошенькая блондинка в темном плаще. Я отмечаю взглядом стройные лодыжки и каблуки. Аккуратные пальцы мнут салфетку… Как только вижу ее, то сразу понимаю: скучал.
Мне бы сгрести ее в охапку, я внезапно чувствую прилив радости от встречи – это все равно, что увидеть старого друга, но что-то в ее лице меня останавливает. Поэтому я просто подхожу, наклоняюсь над столиком и целую ее в щеку – в этом теплом помещении неожиданно прохладную и нежную.
– Как быстро летит время. Ты все такая же красотка. Привет, Уфимцева!
От нее пахнет умопомрачительно. Светка женщина до последней клеточки, всегда была такой, и я не спешу отрывать губы. Провожу носом по виску, вспоминая, как эта девчонка когда-то сводила меня с ума.
Она тоже медлит. Тепло касается ладонью моего затылка и целует в щеку.
– Привет, Шибуев. Ты знаешь, что пахнешь конфетами и коньяком, дорогой доктор?
Она смотрит на меня радостно, большие голубые глаза горят, и вместе с тем словно изучает взглядом. И только изучив, улыбается.
– А ты ничуточки не изменился, Андрей!
Я отпускаю ее, снимаю куртку, и мы садимся за столик.
– Нет, Уфимцева, я все тот же Шибуев, – признаю очевидное, – который в отцовском кабинете учил тебя пить виски и лез целоваться.
Она все-таки смущается. Немного, но смотрит уже задорнее.
– Я помню. Тогда ты отхватил от меня знатного леща. И, между прочим, получил за дело!
Светка не врет. Рука у нее всегда была тяжелой, но характер справедливым. Когда-то нам было весело вместе.
– О да! Я три дня ходил с красным ухом, еще и от отца влетело – кого-то из наших ребят все-таки стошнило в мамин вазон с пальмой. Зато отличная вышла вечеринка!
– Прости, Андрей, погорячилась. Сейчас я уже могу признаться: тогда ты меня здорово напугал.
Я удивляюсь:
– Неужели я был таким страшным?
– Нет, – взгляд Светы теплеет, – скорее, несообразительным. Хоть бы дверь догадался прикрыть. Все наши были в соседней комнате и явно на нас таращились.
Мы улыбаемся. Хорошо, когда двоим есть что вспомнить, словно и не было четырех лет. Да что там – словно и десяти лет не было.
Света на секунду отворачивается и подает знак официантке. Я догадываюсь, что она уже все заказала, просто ждала моего прихода. Смотрю на аккуратную мочку уха, в которую вдета небольшая сережка, и на нежную линию скул.
Так и есть. Совсем юная девчонка торопится к нам через весь зал с полным подносом. Подойдя к столу, спешит опустить на него две чашки эспрессо, два десерта и тарелку, на которой лежат куски горячего жареного мяса и салат «Греческий».
От аромата мяса внутри сразу же зверем просыпается голод.
– Я подумала, Шибуев, что ты с работы и наверняка голоден, так что, пожалуйста, не отказывайся, – скорее ставит в известность, чем просит Светка. В этом вся она. – Ты меня знаешь, тебе все равно придется это съесть! Оказывается, в кафешке со времени нашей юности все же кое-что изменилось. Теперь здесь подают завтраки!
Она разрывает стик с сахаром и высыпает в свой «эспрессо». Размешивает его ложечкой, на секунду отлучившись мыслями. Но тут же возвращается и добавляет в продолжение прерванного признания:
– Это был Рыжий – у кадки с пальмой, но чур, я ничего тебе не говорила.
Она не торопит с разговором, и мы завтракаем молча, продолжая изучать друг друга взглядами. Мне еще предстоит узнать, зачем она меня позвала, а сейчас я думаю о том, какая Уфимцева красивая и свежая, не в пример помятому мне.
Вот только привычной ухмылки уверенной девчонки нет на лице, а ведь когда-то мы были с ней в этом похожи. Когда-то она умела ухмыляться похлеще моего.
– Кажется, Андрей, ты давно не стригся.
Я киваю. Она права: кажется, нет.
– Некогда. Но я сменил рубашку, Свет, и принял душ, честно, – подмигиваю ей, делая горький глоток. – Все-таки я шел на свидание к красивой девушке! Кстати, – замечаю, – ты так и не разделась. В помещении вполне тепло.
Она хмурится, как будто и сама с досадой отмечает этот факт.
– Знаешь, Шибуев, что-то я волнуюсь, – вдруг сознается.
– Ты? – я искренне удивляюсь. – Да брось, Света. Это же я – твой друг. Ты можешь меня просить о чем угодно. Ну, давай же! – улыбаюсь, скрещивая пальцы. – Скажи, в чем дело? Рыжий звонил, но так ничего конкретного и не сказал. Только то, что я тебе нужен.
Уфимцева смотрит прямо в глаза. Не спешит отвечать, но все-таки говорит:
– Да, нужен. Я не сразу это поняла, но Витька, как всегда, оказался прав.
Она на секунду закусывает губы, сосредотачивая на мне внимание. Шикарные губы – полные и сочные, как я люблю.
– Андрей, скажи, ты женат? – внезапно спрашивает. – Может, есть девушка или гражданский брак? Я почти ничего о тебе не знаю.
Вот так вопрос! А мне казалось, напротив. Уж меня-то она должна хорошо знать.
– Шутишь, Свет? Откуда? Я по жизни холост – это мое состояние души. А ты? – в свою очередь задаю вопрос, едва ли успев подумать: зачем?
Но слово не воробей, уже слетело и повисло в воздухе.
– Нет, – качает светлой головой, – я не замужем.
– Но кто-то же есть? Если не для души, так для тела? – называю вещи своими именами, предчувствуя, что за этим что-то кроется. – Ведь наверняка есть?
Уфимцева не торопится отвечать. Мнет новую салфетку, заставляя меня смотреть на свои руки. Красивые руки с тонкими пальцами и хрупкими запястьями.
За время затянувшейся паузы уже можно три раза соврать, но что-то заставляет ее ответить честно.
– Нет. Сейчас нет.
– И сколько длится это сейчас? – я не могу представить Уфимцеву одну. Возле нее всегда крутились самые лучшие парни. – Неделя? Месяц? – позволяю себе догадаться. Искренне удивляюсь, читая ответ в ее глазах. – Неужели год?!
Голубые глаза всего лишь на миг скрываются под ресницами и снова смотрят прямо.
– Два, если для тела. А для души уже и не вспомню.
Я так впечатлен, что присвистываю:
– Ого. Сильно.
– А ты? У тебя кто-то есть? Для тела? – Света вспоминает, что у нее остывает кофе и помешивает его ложечкой. На ее щеках играет румянец, и она отодвигает дальше расстегнутую полу плаща. – Твое особое состояние души продолжает принимать подарки жизни, а, Андрей?
Вот теперь она ухмыляется, как раньше. Играет острым взглядом цвета летнего неба, провоцируя меня на откровенность.
– Только не спрашивай, как часто, ладно? В том смысле, что у меня никогда не было и не будет для души. Поверь мне, я как никто знаю, насколько она хрупка. Нет, я не создан для серьезных отношений. Нет, – качаю головой, – брак точно не для меня.
– А вот и спрошу! – Светка наклоняется и красиво подпирает подбородок кистью руки. – Женское любопытство – великая сила. Так как давно у тебя кто-то был, Шибуев? Ну же, давай, признайся: на сколько позиций я упала в твоих глазах?.. Месяц? Неделя? – вскидывает бровь, но видя, как сыто я утираю кулаком губы и ухмыляюсь, Светка ахает: – Неужели день?! Да ты бесстыжий котяра!
– Меньше, – сознаюсь. – Но, Уфимцева, тебе удалось вогнать меня в краску. Все это очень просто, на самом деле. Физиология никогда не подводит. Главное – четко обозначить границы.
– Ух, горячий доктор Шибуев! Дотронься – обожжет! – Светка касается меня пальцем, и мы оба смеемся, как старые добрые друзья.
– Света?
– М?
– И все-таки? Мы столько лет не виделись. Что случилось, расскажешь?
В голубых глазах еще продолжает отражаться веселье, но уголки губ уже опускаются. И подбородок приподнимается с ладони.
Света прячет руки под стол и откидывается на спинку стула. Задергивает на груди плащ, вновь возвращаясь к изорванной напрочь салфетке.
– Я бесплодна, практически стопроцентно. Врачи оставляют шанс при наличии идеального партнера, но он настолько мизерный, что я решила не надеяться, так легче жить. Тебе, возможно, это проще понять, чем другим. Поэтому и строить отношения не хочу. Но я хочу усыновить ребенка, и мне нужен фиктивный муж. Может, на год, а может на два, пока я не оформлю документы и не решу вопрос с жильем. Никаких обязательств, никаких претензий и, само собой, никакого долга, только свидетельство о браке и пара визитов в нужные места.
Мы смотрим друг на друга, не отрываясь.
– Андрей, возьми меня замуж, пожалуйста. Мне больше некого просить.
POV Света
Сказала и сама испугалась собственных слов, так горько они прозвучали. Отпрянула от стола и прикрыла глаза: что я делаю? Ведь не жалости хотела, и не сочувствия. Хотела, чтобы все обстоятельно и по-деловому, но разве с Шибуевым когда-нибудь получалось поговорить бесстрастно?