Самохин её встречал еще больше заросшим и каким-то напряженным, что ли? Мура решила, что не станет заострять на этом внимание, просто займется своим делом.
– Тягачи для Альфы кто подыскивал?
– Я. А утром передала логистам на контроль. Что-то не так?
– Нет, все в порядке.
Самохин как-то странно на нее посмотрел и пошел вглубь квартиры. Настроение было ни к черту. С утра снова звонила Вика, и чтобы избавиться от ее воплей, Дмитрию все же пришлось поговорить с сыном. Пока по телефону, но… послевкусие мерзкое осталось. Как д*рьме наелся. Настроен тот был агрессивно и, естественно, послал отца, куда подальше, вместе с моралями, которые Самохин ему, в принципе, даже не собирался читать. Попросить остановиться – да. Потому что Сева, как ни крути, был его ребенком. Потому что он его, несмотря ни на что, любил. И сидел возле реанимации, когда тот умирал, и давал деньги на дорогостоящие протезы и операции в попытке вернуть того к жизни. И плакал вместе с ним, когда он, сломавшись, крушил палату. Теми самыми дорогостоящими протезами. Наматывая слезы бессилия на татуированный кулак. Именно он был с ним.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Самохин перевел взгляд на девчонку. Удивительно. Она у него почти год работала – и ничего. Только в последние дни торкнуло. Да так, что эта соплячка теперь занимала его мысли едва ли не наравне с проблемами сына и бизнеса. Разглядел он в ней что-то. То, что огненными всполохами пробегало вдоль позвоночника и жгло поясницу. Может быть, стержень, которого он раньше не замечал, и который на контрасте резонировал с ее внешней покорностью. Может быть, слишком взрослые, какие-то совершенно не по возрасту мысли… И совершенно точно – глаза! Маша их прятала постоянно, отводила в сторону, а между тем… печальные, настороженные, как у зверька – огромные зеленые озера, они притягивали магнитом. Дмитрия все в ней манило. Россыпь веснушек на идеальной алебастровой коже, пухлые, удивительно яркие губы, ее тонкая фигура, и невысокий рост, и маленькая острая грудь с большими розовыми ареолами, опоясывающими миниатюрные бутоны сосков…
Черт! Он никогда не понимал взрослых мужиков, заглядывающихся на малолеток. Это выглядело настолько пошло, что ничего, кроме смеха, не вызывало. Стареющий ловелас, бросающий пыль в глаза окружающим. Смотрите, мол, я все еще на коне и в силах! Жалкое зрелище, как ни крути. А потому Самохин предпочитал ровесниц. С теми хотя бы можно было поговорить на понятном ему языке, а не только лишь тр*хаться. Честно сказать, в последнее время секс в его жизни занимал далеко не главную роль. Он порой так с работой натр*хивался, что от бабы лишь одного хотелось – горячего ужина и ненавязчивой беседы. А теперь…
– Здесь всякие согласия на обработку… персональных данных… Людмила Васильевна… сказала заполнить. Что-то не так?
Вполне возможно. Самохин и сам не знал. Нормально ли то, что он хочет тра*нуть свою секретаршу?
Глава 5
Каким-то чудом экзамен по теории экономических учений Мура сдала на пятерку. И даже Лизка не сплоховала, получив заслуженное «хорошо».
– Это точно нужно отметить! Скажи мне, что ты обдумала мое предложение, – подпрыгивая едва ли не до потолка, кричала Лизетта. – Меня Сам пригласил пойти на Вирус! Ты идешь со мной!
– А на конец сессии культурную программу перенести ты не думала?
– Вот еще! Кто так делает?
– Все нормальные люди.
– Студенты и молодежь к этой категории не относятся!
– Какая интересная теория…
– Зато всеми признанная. Так тебя ждать? Думаю, да! Потому что отказы не принимаются.
– Могу только после девяти.
– Самохин?
– Работа, Лиза, работа!
– Ну, и ладно. Самое интересное там начинается в десять. Сама подтянешься? Знаешь хоть, куда?
– Угу. Сразу после работы.
– Давай тогда, спишемся. Не пропадай, не то я тебя прокляну, – зловещим голосом пообещала Лизетта.
– Да ты добрячка! – ухмыльнулась Маша.
– А что прикажешь делать? Надо же тебя из скорлупы вытаскивать? А в этом процессе, пожалуй, все средства хороши! Да, и… Я о Богатыреве разведала тут ненароком. Ты была права. Он восстановился. На наш курс, прикинь?
– Твою ж бабушку… – выругалась Мура.
– Угу. Радует, что впереди лето. Будет время свыкнуться с этой потрясающей во всех смыслах новостью. Хорошо, хоть не в нашу группу попал. Урод.
– Ладно, кто прошлое помянет – тому глаз вон. Кажется, так говорят. Нам с ним детей не крестить, да и вообще… Столько воды утекло!
– Ты это каждый раз повторяешь, как мантру. Может быть поэтому я тебе и не верю! – погрозила пальчиком Лизетта, откидывая на спину завитые светлые локоны.
– Иди уже, неверующая! Вон твоя маршрутка.
Лизка кивнула и запрыгнула на подножку, автобус Маши подошел через несколько минут. Дома вкусно пахло жареной картошкой и молодым укропом. Дед приготовил обед.
– Привет, дедуль.
– Сдалась?
– Как Карфаген римлянам. Пятерка!
– Брату позвони, скажи. Он спрашивал.
– Конечно, только поем.
– Ты сегодня на работу или…
– На работу. А потом останусь, наверное, у Люси с Иваном.
– Что-то зачастила ты к ним! Чем тебе дом не мил?
– Ну, у нас небольшой студенческий сабантуйчик, так что… Буду поздно, не хочу тебя будить.
– А Ивана, выходит, можно?
– К ним после добираться ближе. Всего квартал пройти… Да и ключ у меня имеется. Люся дала, когда они с Иваном в отпуск уезжали. Я за цветами приглядывала, помнишь?
Маша наложила себе полную тарелку картошки на сале, и рядом шлепнула ложку салата. Все же хорошо, что дед иногда готовил. Ей, конечно, хотелось и его порадовать своими кулинарными шедеврами, но готовка для Муры даже сейчас была сопряжена с неприятными воспоминаниями.
– Мать звонила. Спрашивала, как ты, – буркнул дед, усаживаясь рядом. – Может, домой вернешься?
– А ты меня… гонишь? – осторожно поинтересовалась Маша.
– Вот еще! Но… она просила. Видать, совесть замучила, что тебя допекла.
– Скорее, устала объяснять подружкам, почему от нее, такой распрекрасной, дочка сбежала! – фыркнула девушка. – Нет, дед. Я лучше с тобой. А выгонишь – сниму комнату, но к ней не вернусь.
Маша отвернулась к окну и слепо уставилась на обласканные ветром макушки черемухи. Настроение упало, аппетит пропал.
– Ну, гляди! Я тебя не гоню, Мария. Так, то и так. Знаю, что не подарочек твоя мамаша. Это моя вина.
– Да брось, дед! В возрасте матери уже стыдно списывать свое дерьмо на кого-то. Люди сами себя делают. Ладно… Пойду на работу собираться.
– И не доела ведь! Переводишь харчи! – бубнил дед Андрей.
– Да что-то не хочется. Наверное, из-за жары.
Приняв душ, Маша открыла шкаф и, проклиная липучесть Лизетты, оглядела свои нехитрые пожитки. Еще бы понять, что из этого барахла подойдет для похода в клуб? После недолгих раздумий Маша остановила выбор на обычном черном платье-майке, которое отлично смотрелось с серебристыми кедами. Волосы собрала в конский хвост, выпустив длинные пряди челки. С распущенными, по такой жаре – только дуры набитые ходят, Маша себя к таким не относила. Макияж… Ну, здесь сильно не разгуляешься. Все же ей еще на работу идти. Не стоит шокировать Самохина, поэтому Мура ограничилась тушью для ресниц. Модную марсаловую помаду она и после работы нанесет. Вот и все, пожалуй.
В этот раз Самохин открыл ей довольно быстро. Будто бы у порога топтался в ожидании ее прихода. Абсурдность такой мысли заставила Машу фыркнуть.
– Что-то не так?
– Нет, все в порядке, – пробормотала Мура, наклоняясь, чтобы расшнуровать кеды.
Дмитрий проследил за ней взглядом, с удивлением отмечая, как шикарно смотрится ее маленькая попка, обтянутая обычным плотным трикотажем. Сегодня в образе Маши что-то определенно было не так. Возможно, то, что он впервые видел ее в платье, еще и в таком. Подчеркивающим каждую линию тонкого тела девушки.
– У тебя не день рождения, часом? – поинтересовался мужчина.
– День рождения? – удивленно переспросила Мура, – Нет. Ничего такого…
Самохин кивнул, отступая вглубь квартиры. Ругая себя за неуместное любопытство, бросил на секретаршу еще один взгляд и поймал себя на мысли, что прикидывает в уме, куда бы она могла в таком виде намылиться? И сам охренел от того, как дернулось что-то внутри, заворочалась недовольно от понимания, что, вполне возможно, она принарядилась для свидания с каким-нибудь прыщавым малолеткой. Таким же малолеткой, как и сама она. Приехали – одним словом.
– Забронируй на второе три билета… Четвертого возвращаемся. Рейс без пересадки, – бросил как-то зло, стоило ей устроиться за столом.
– Бизнес-класс? – постаралась не показать своего удивления Мура.
– Обычный. Чай не цари.
– На вас, Деревянко и…
– На тебя, Мурушкина! Открытие нового терминала. Или мне без секретаря прикажешь лететь?!
– Но… ладно.
– Там будут всякие важные люди. Так что купи себе подходящие тряпки. Чеки принесешь – стоимость компенсирую.
– Может быть, не надо было Людмилу Васильевну в отпуск отпускать? – стушевалась Мура, не понимая, чем накликала на себя недовольства начальства.
– Там потом каждый месяц какое-нибудь мероприятие. Так что разницы нет, – буркнул Дмитрий Николаевич, закидывая в рот таблетки.
Мура старательно выполняла приказания генерального, но чем больше она старалась угодить, тем хуже у нее выходило. Пожалуй, сегодня у Дмитрия Николаевича было наидер*мовейшее настроение за все время её с ним знакомства. Маша делала ошибку за ошибкой, которые тут же исправляла, смущенная его пристальным взглядом с прищуром. Напряжение сгущалось, и если бы не телефонный звонок… Могло бы, наверное, даже рвануть.
Из разговора Самохина Маша поняла, что тот общается с сыном.
– Я рад, что ты снова загорелся этой темой, но мать права. Учебу нужно окончить! Времени нет? Так ты с загулами своими придержи коней, глядишь, время и на творчество, и на учебу появится… Слушай… я поддерживаю тебя, да… Но учеба…
В общем, Дмитрий, как, наверное, и все родители в мире, в какой-то момент жизни собственного отпрыска был вынужден оседлать всем известную тему «ученье – свет, а не ученье – тьма». Но Маше понравилось, как он это сделал. Давал понять сыну, что поддержит того в любом его начинании и эксперименте, но все же твердо стоял на том, что без учебы ему не обойтись. Он вроде и давил, но в то же время оставлял сыну пространство. А потому, несмотря на избитость темы, его слова не звучали заезженно и по-стариковски сварливо. Он говорил с парнем на равных.
Самохин завершил разговор и бросил на Муру взгляд из-под бровей. Та стушевалась.
– Детки, – прокомментировала, будто у самой с десяток спиногрызов по дому бегали. Идиотка! Ничего умнее придумать не смогла! Наверное, мысли Дмитрия Николаевича приняли такую же направленность. Потому что он улыбнулся краешком тонких губ и отвернулся.
– У тебя и по этому поводу есть, наверное, какая-то своя теория? – хмыкнул он чуть позже.
– По поводу отцов и детей? – осторожно уточнила Мура, сгорая со стыда.
– Ага, по нему самому…
– Ну, – протянула Маша задумчиво, – главное – их любить.
– Это не ново.
– Зато остро-насущно в современном мире. Знаете, сколько любви недополучают дети? А ведь ее недостаток человека практически уничтожает. Ломает ему хребет. Делает робким, зажатым, неуверенным в себе, некрасивым… Он боится все испортить, боится что-то начать, он обрастает комплексами, как подросток прыщами. И всю последующую жизнь таскает за собой этот багаж, как дурак – чемодан без ручки.
Самохин обернулся:
– А тебе, смотрю, это знакомо не понаслышке?
Маша робко повела плечами, склоняясь над клавиатурой. Больше они на посторонние темы не отвлекались. Только работа. И его изучающий новый взгляд, который Мура, казалось, чувствовала кожей. В тот вечер время тянулось жвачкой. Мура едва дожила до заветных двадцати одного ноль-ноль. Уже провожая ее в прихожей, Самохин спросил:
– А что же делать с нелюбовью? Бывает же такое, Мурушкина?
– Бывает, Дмитрий Николаевич. Даже чаще, чем мы можем представить. От нелюбви нужно бежать, пока поздно не стало. Пока она тебя не разрушила, как раковая опухоль. И если силы еще остались – все бросить, и бежать. Хоть с узелком на палочке…
После тишины и уюта квартиры Самохина гремящий диджейскими сетами клуб показался Муре филиалом ада. Ей ничего не хотелось, ни пить, ни танцевать. К тому же, голова разболелась, и басы больно били по нервам.
– Дамы и господа! С вами Катар, и сегодня мы пошумим? Пошумим?! – орал ведущий в микрофон, представляя первую пару участников баттла. Короткое интервью, вызывающее в толпе по очереди то одобрительный гул, то разочарованный ропот, и вот уже первый пошел. Довольно хороший ритм, темп и читка. Оппонент – однотипная х*ета. Но даже несмотря на дерьмовое исполнение и свисты в толпе, Машу подхватила эта волна. Волна кача, драйва, противостояния!
– Вштырило? – проорала Лизка.
– Нормально стелят. Первый отлично зашел!
– А ты хотела дома сидеть! – не преминула напомнить подружка.
Мура только улыбнулась и вернулась взглядом к происходящему. О том, что с ее везением вечер не мог пройти гладко, она не думала ровно до того момента, как ведущий не представил новых участников.
– Вот же, бл*дь! – озвучила мысли Муры Лизетта. – И этот здесь. Выходит, вернулся в тусовку… Извини, Мур, я ведь не знала…
Из-за шума Маше приходилось прислушиваться к словам подруги, наклонив голову, а в ответ ей орать:
– Да по х*р! Смотрим дальше…
Но интересно уже не было. Тема у парней была какая-то остросоциальная, и обычно ей такие замесы нравились, но не сейчас. До конца представления осталась чисто из принципа. Ну, и чтобы Лизка лишний раз убедилась в ее равнодушии к Богатыреву. Не то потом плешь проест. Однако, как только раунд закончилось, Лиза поспешила ретироваться.
– Извини, Лизетта, я уже на ногах не держусь.
Маша пробралась сквозь плотную гудящую толпу к выходу, и с наслаждением вдохнула свежий, пропахший пылью, прибитой дождем, воздух. В прокуренном помещении, где, презрев все запреты, курили, казалось, все, сама Мура дышала вполсилы. Поэтому сейчас возможность вдохнуть полной грудью за счастье.
– Хороший вечер, – раздался хриплый голос за спиной.
– Да, неплохой… – покосилась на Севу Мура.
– Понравилось? – спросил, дернув головой в сторону входа.
– Нормуль.
– Я тут выпал ненадолго из жизни. Расскажешь, что здесь да как?
Сева достал сигареты и, выбив одну, губами вытащил ту из пачки.
– Навряд ли. Я редкий гость в этой тусовке, Сев, так что… Давай, до скорого.
– Тебя подкинуть?
Дверь в клуб открылась, окатив их новой порцией шума. Мура отрицательно покачала головой.
– Подожди… – Всеволод сделал несколько дерганый шаг и ухватил Машу за руку.
– Лапы от нее убери, козел! – раздался яростной голос Лизетты. Мура хмыкнула, разворачиваясь на звук. Наивно было полагать, что та отпустит ее так просто.
– Воу-воу… Придержи коней, подруга, – Богатырев выставил руки ладонями вперед, – че тебя так бомбит?
Проигнорировав Севу, Самойлова схватила Муру за руку, и потянула ту на себя.
– Эй, да что с тобой не так?
– Держись от нее подальше, понял?
– А ты с х*я ли здесь на меня свой маргарин вываливаешь?
– Да пошел ты, урод! – в порыве ярости Лизетта изо всех толкнула парня в грудь руками. Вообще-то, при обычных обстоятельствах хрупкая Лизка вряд ли могла причинить кому-то реальный вред. А Сева… Он просто отступил, но не учел, что под ногами ступенька. Как в замедленной съемке Мура наблюдала, как в глазах парня появилось недоумение, которое в мгновение сменилось страхом. Он покачнулся и, нелепо взмахнув руками, повалился на спину. Маша присела, с ужасом глядя на ноги Богатырева, которые неестественно изогнулись, застряв в спущенных на бедра джинсах. Протезы. Вместо ног у него были протезы…