Алекс сосредоточенно поднимает брови и выдаёт:
– Ну, вопрос воды остаётся открытым. Как зациклить её потребление – вот эта проблема делает абсолютную экологичность и экономичность практически недостижимыми. Технически это можно сделать, но есть и этическая сторона вопроса, – улыбается. – Люди не захотят мыться водой, которая до этого побывала в соседском унитазе, пусть даже лабораторный анализ и покажет её полную стерильность.
Мой рот фигурально открывается, нечто сродни шока пропечатывается на моём лице, а Алекс мягко смеётся, окутывая меня облаком доброжелательности:
– Этот дом тестовый, и построен он по моему проекту. Сейчас мы только начали его заселять, чтобы протестировать работу всех систем. Я тоже в нём живу – в маленькой квартире на пятом этаже, – он снова счастливо улыбается. – На самом деле, на пятом самые большие квартиры, а самые маленькие – на четвёртом и далее увеличиваются до первого. Пятый этаж – самый непредсказуемый, будучи крайним, он подвержен больше других охлаждению. Поэтому самые большие квартиры могут оказаться самыми холодными, несмотря на то, что проектом предусмотрены усиленные системы их отопления. Увидим этой зимой! – и вновь он улыбается одной из своих шармовых улыбок.
– Почему на пятом самые большие, я не могу понять? Визуально пятый этаж самый маленький, – вопрошает мой аналитический склад ума.
– Всё дело в планировке, – объясняет Алекс. – Начиная с четвёртого, квартиры зеркально отражают друг друга, то есть находятся напротив. Всего восемь квартир на этаже. На пятом – всего три квартиры на весь этаж. У них же и самые большие террасы.
– Круто, – выдаю и больше ничего не могу сказать.
– Хочешь ко мне в гости?
– А мы уже перешли на «ты»?
– Ну, мне кажется, уже пора, – и вновь улыбка, самая лучезарная из всех, какие я вообще видела в своей жизни.
«Хочет очаровать меня и соблазнить, самонадеянный аристократ», думаю:
– Подозреваю, что в гости как–то неуместно. Особенно, если мы «на тебя», – выжимаю из себя весь максимум доступного обаяния и так же заливаю его улыбкой с головы и до самых пят.
– Ну, тогда поедем, пообедаем. Выбирай место!
И я решаю: «Выберу самый дорогой ресторан, хе–хе! Будет знать, как выпендриваться». И выбрала.
Imagine Dragons – Not Today
Это был самый чудесный обед в моей жизни. Так беззаботно, весело и в то же время насыщенно я давно не проводила время. Алёша смешил нас своими выходками, Алекс от души хохотал и внезапно сказал:
– Как прекрасно, наверное, иметь детей и вообще семью…
При этом он так пронзительно заглянул в мои глаза, будто хотел тронуть самые глубокие пласты и посмотреть, что под ними. Но что трогать, если ему и так уже довелось увидеть, насколько «идеален» мой брак, особенно когда муж назвал меня «дурой» при постороннем и «интеллигентно» предложил «закрыть рот». Мне было за это стыдно, и я старалась стереть из памяти всю эту мерзкую сцену, мешающую мне наслаждаться бесконечно приятным общением с этим человеком не нашего мира, не нашего круга, не нашего воспитания и образованности, не наших возможностей. Его интеллигентность и природная мягкость притягивали меня, как магнит. Я ощущала себя личностью рядом с ним.
– Откуда ты так хорошо знаешь русский? – интересуюсь.
– Ты считаешь, хорошо?
– Ну да, ты говоришь на нём, как на родном. И я удивляюсь, как это возможно, если ты американец?
– Меня воспитывали в русскоговорящей семье.
Я улыбаюсь и немного завидую: здорово вот так, наверное, вынести из своего детства бесценный языковой бонус.
– Я русский только наполовину: мои предки жили в Петербурге ещё до Революции – прапрадед перевёз всю семью в США – в Чикаго – а другая половина моей крови по матери испанская.
Годы спустя я узнаю, что эти самые иммигранты были русской аристократической элитой из рода Соболевых, удачно сохранившей и преумножившей свой капитал, чудом избежав финансовых и человеческих потерь во время Революции 1917 года, так что Алекс никогда в своей жизни не знал, что такое бедность, и с детства получил самые широкие возможности. Его предки были не только промышленниками, но и людьми с хорошей интуицией.
– Почему ты решил стать архитектором?
– А что может быть прекраснее, чем создавать и строить дома? Наверное, только производить на свет детей, но этого я, к сожалению, не умею!
Это была шутка, и мы оба над ней смеялись, но его слова оставили в моём сознании магический отпечаток. Плохо только, что впоследствии этот отпечаток упорно игнорировал мой излишне расчётливый разум.
Глава 3. Песня и первый поцелуй
Вскоре мой муж Артём придумал совместный выход в караоке–клуб. Караоке – наше семейное увлечение, мы, в общем-то, и дома поём, поэтому натренированы, и у меня в арсенале имеется штук тридцать песен, которые выходят особенно хорошо. Я обладатель довольно сильного грудного контральто с бархатным тембром и, будучи в настроении, могу произвести нешуточное впечатление. Бывало и такое, что другие посетители караоке предлагали мне деньги, лишь бы я спела их любимую песню. Моему мужу чрезвычайно это льстило, хотя и он тоже неплохо поёт, особенно репертуар Виктора Цоя.
Была пятница, в клубе набилось полно народу, и нам пришлось долго ждать своей очереди. Я, конечно, нервничала, потому что в этот раз хотелось спеть особенно красиво. Вшитые караоке минусовки не устраивали меня своим качеством, поэтому я принесла на диске свою. Алекс это заметил и, лукаво прищурившись, спросил:
– О, а ты подготовилась… У тебя ко всему такой серьёзный подход?
– Почти, – улыбаюсь.
Я выбираю энергичную композицию Pink «Family portrait» и пою её именно так, как и задумала – эффектно. Все детали моего выступления были продуманы ещё дома: босоножки на каблуке с тонким ремешком вокруг щиколотки и чёрное узкое платье, обрисовывающее мои контуры во всех правильных местах – козыри нужно использовать.
«Family portrait» – динамичная песня, требующая движений, поэтому моё бедро не слишком усердно, но и не вяло отбивает ритм, производя эффект, неожиданный даже для меня – мужская подвыпившая половина любителей петь не только глазирует меня вожделеющими взглядами, но и некоторые встают со своих мест, аплодируя. В общем, фурор удался, на что я, собственно, и рассчитывала.
В конце песни по залу раздаются крики, чтобы я спела ещё. Не сильно удивившись, поскольку подобное бывало и раньше, я соглашаюсь. Высокий парень с широченной улыбкой оплачивает следующую песню, и я решаю, что теперь, пожалуй, можно ударить и по романтике. Выбираю невыносимо красивую балладу на испанском Шакиры и Мигеля Боссе «Si tu no vuelves», однако петь её необходимо дуэтом. Желающих сделать это вызывается много – больше, чем я рассчитывала, но Алекса среди них нет. Я приглашаю на сцену приятного блондина, голос которого уже успела оценить во время предыдущих выступлений, и мы поём не просто хорошо, а сногсшибательно. И пока поём, я конечно поглядываю на Алекса (нужно же проверить, есть эффект или нет), и он смотрит на меня как завороженный, не отрывая глаз, не суетясь, не рыская пальцем по каталогу песен, как Артём. И когда в припеве мой голос раскатывается волной по залу, мне кажется, Алекс перестаёт дышать. Ему явно нравится мой голос, его глаза горят, он улыбается так широко, как ещё ни разу до этого.
Мы отлично провели тот вечер: много шутили, пели, общались. Алекс отказался петь, сознавшись, что у него вряд ли получится так, как у нас с Артёмом, и он не хочет позориться. Мы изрядно повеселились и поздно разъехались по домам.
Я сама себе хозяйка, потому что работаю удалённо, летом у меня долгий отпуск, и мы много гуляем с Алёшей. Алекс часто присоединяется с предупреждением или без, иногда просто находит нас в парке, на площадке, во дворе, появляется вдруг ниоткуда, как снег на голову.
Солнечный день, шум каруселей, детские крики, визг и смех – настоящее лето. Мы делимся воспоминаниями, Алекс рассказывает о своих приключениях в детстве, о том, как сильно шалил, и как изобретательно его наказывали. Я смеюсь от души, потому что и в самом деле очень смешно и даже завидно, ведь моё детство было несравнимо скучнее и проще. Алёша внимает Алексу с открытым ртом, он никого и никогда не слушал с таким интересом и даже почтением. Мой ребёнок нашёл своего кумира, и как же мне больно и обидно, что не в родном отце, а в совершенно чужом для нас человеке и, что хуже всего, абсолютно незнакомом и временном.
Я чувствую, что Алекс сознательно выдаёт минимум информации о себе, создавая лишь иллюзию открытости, но, несмотря на это, я ясно ощущаю в его личности глубину Марианской впадины. Её темнота и таинственность манят, желание приблизиться приковывает всё сильнее.
Но я – человек с детства поставленный в рамки – твёрдо знаю себе цену и пределы своих возможностей, вижу свои горизонты, никогда за них не хожу и даже не имею таких намерений. Меня воспитали в традиционно пуританской семье, и это лишь первая часть Марлезонского балета. Вторая – моя исключительно природная чёрствость и холодность: Артём метко прозвал мою душевность Северным Ледовитым Океаном, а моё тело – ледяной глыбой. Конечно, осознавая свои недостатки, я пыталась их исправлять и медленно шла по этому пути, но нечто более серьёзное, нежели флирт с другим мужчиной, бесспорно, лежало вне границ моего мира.
Самое удивительное – Алекс это понял. Почувствовал, не знаю, может, очень опытный и знавал таких, как я. Я догадывалась, что нравлюсь ему, но не была до конца уверена в качестве кого: друга, собеседника или кого-нибудь ещё. Главное, он долго – около месяца – не делал никаких попыток развить наше наиприятнейшее и комфортное общение в ухаживание, и я была благодарна ему за это.
Почему? Потому что переход наших отношений на новый уровень означал бы их неизбежный крах, а я не только уже успела прирасти к нему душой, но даже более того: Алекс стал для меня живительным кислородом, глотком воздуха в душной маленькой комнате.
Selig – Knockin' On Heaven's Door
Моя теория дружбы прожила недолго – до одного жаркого июльского дня в парке развлечений.
Мы ели шоколадное мороженое. Из-за жары оно таяло так быстро, что вытекало из рожка на Алёшины руки и щеки, капая на его шорты огромными коричневыми кляксами. В любой другой день меня бы это расстроило, но только не сегодня. Мы так много шутили и от души хохотали, что жизнь казалась счастливой, день роскошным, а испорченные шорты ерундовыми. Я заливалась смехом, абсолютно не боясь показаться неадекватной, и между приступами этой беспочвенно-безудержной радости выхватила карие глаза, затем снова, и снова, и это был взгляд ребёнка, глазеющего на безумно желанную, но безбожно дорогую игрушку в магазине, которой можно любоваться, но нельзя трогать и уж тем более играть. Он был приятен, этот взгляд. Он обволакивал приторной, как мёд, сладостью, размывая реальность и с головой погружая в море влечения, купая в эйфории.
Именно в тот день произошло самое восхитительное и яркое событие в моей жизни – одно из тех, которые навсегда остаются любимым воспоминанием, наполняющим существование смыслом, и проносятся перед глазами в момент угасания навеки – первый настоящий поцелуй.
Моё мороженое так же, как и Алёшино, тает, испачкав моё бедро, запястье и подбородок. Я смеюсь, чуть запрокинув назад голову и прикрыв глаза, чтобы не ослепнуть от счастья, и в этом состоянии невесомости вдруг ощущаю нежнейшее прикосновение к своей коже – лёгкое касание бабочки. Она садится на моё бедро, затем задерживается на запястье, но ещё до того, как её фееричные крылья приблизятся к моему лицу, я усилием воли распахиваю глаза и вижу только фрагменты: воспалённые губы, смуглую кожу, черты и линии лица, тёмного против яркого солнечного света. Мои ноздри впервые втягивают его запах в такой концентрации – он ведь не просто рядом, а находится в той зоне близости, которую называют интимной. Происходящее одурманивает меня до такой степени, что я забываю, кем являюсь и где нахожусь.
Но очень хорошо осознаю, что за мгновение до этого Алекс собирал растаявшее мороженое с моего бедра и запястья губами и языком, нечаянно подарив мне самое экстатическое переживание в моей жизни. Я дрейфую в блаженстве: шум парка внезапно стихает, люди и весь мир перестают существовать, остаются лишь ослепляюще яркий свет и нежные, но уверенные мужские губы. Алекс целует меня страстно, жарко и так жадно, будто хватает воздух, словно до этого задыхался, и вот, наконец, может дышать.
Я знаю, что это не флирт и не ухаживание, чувствую всем своим существом, что это порыв внезапный, незапланированный, несдержанный. Когда сам Алекс приходит в себя и осознаёт, что сделал, я уже смотрю в его глаза совершенно осмысленно. Он медленно отстраняется:
– Прости меня…
– Всё нормально, – уверяю его, – но не делай так больше.
– Я не буду. Извини.
Но глаза его теперь совсем другие: похоже, его накрыло так же сильно, как и меня.
Несколько дней спустя Алекс неожиданно предлагает снова поехать в караоке-клуб, и мы с Артёмом соглашаемся. Это будний день, народу набежало не так много, и нам с Артёмом удаётся даже несколько раз спеть. Алекс, как и в прошлый раз, смотрит на меня, не отрывая глаз, затем вдруг признаётся, что у меня один из самых красивых голосов, какие он слышал. Но настоящей неожиданностью этого вечера становится его предложение спеть с ним дуэтом.
– Опозориться не боишься? – подшучиваю над ним, осмелев.
– Ну, я постараюсь, – отвечает, широко улыбаясь.
– Что за песня?
– Рианна в дуэте с Микки Экко, песня называется «Stay», ты же поёшь на английском?
– Да, конечно.
– Не то, что бы это была моя любимая песня или что-то в таком духе… Вчера я услышал её в машине, и мне понравились слова. Поможешь?
– Я тоже слышала её по радио, это очень красивая песня. Не уверена, правда, что спою правильно без подготовки, она сложная, и мотив почти полностью выводится голосом, но можно попробовать. Дай-ка угадаю: сегодня мы пришли сюда, чтобы спеть именно её?
– Ты правильно всё понимаешь, – смотрит в глаза так пронзительно, что мне становится не по себе. Алекс, как и всегда, улыбается, но, на этот раз, несколько таинственно.
Мы выходим на сцену, и я впервые вижу то влияние, которое этот парень, очевидно, неизменно оказывает на женскую половину планеты. Он нравится не только мне – всем. И не просто нравится, а примагничивает своей броской красотой, грацией, манерой лишь слегка улыбаться, оставляя шлейф загадочности, манящей сексуальности, вкус тайны, требующей познания. Женщины, сидящие в зале, все без исключения и независимо от возраста, наций, вкусов и предпочтений, очарованы им. Это видно в выражении их лиц, в вызывающе-заигрывающей манере посадки в креслах, в их жестах и глазах, наполненных не просто интересом, а желанием, влечением.
Ошеломлённая тем эффектом, который Алекс так нечаянно произвёл на женскую половину посетителей клуба, я и сама невольно им любуюсь: элегантные белые брюки, на узких бёдрах тонкий чёрный ремень, отливая глянцем, ещё больше подчёркивает изящность его тела, белая рубашка с длинными, но собранными до локтей рукавами, и ворот открыт лишь слегка – как этого требуют правила этикета – но достаточно, чтобы показать его смуглую кожу и совсем немного тёмных волос на груди, оставляющих мощное сексуальное послевкусие. Алекс невероятно притягателен и, похоже, хорошо об этом знает.
Он садится за фортепиано – в нашей песне есть музыка только этого инструмента. Удивлённая, что мой партнёр собирается играть сам, я подхожу к нему ближе и опираюсь на крышку инструмента, сжимая в руках слова песни. Круг света от прожектора падает только сцену, оставляя весь остальной мир в полнейшей темноте и погружая нас двоих в иллюзию уединения, шарм и напряжение.
Алекс играет профессионально: его пальцы так красиво касаются клавиш, легко извлекая из инструмента безупречную по моим скромным ощущениям музыку, будто он всю жизнь только этим и занимался. И меня это окончательно покоряет.
Rihanna Stay
Мои слова следуют первыми, и я начинаю петь:
С самого начала, это была лихорадка,
Холодный пот выступил на моём разгорячённом лице.
Я протянула к нему руки с просьбой: покажи мне что-нибудь!
Он ответил: если осмелишься, подойди ко мне ближе…
Я отрываю глаза от листка с текстом песни, смотрю на Алекса, и понимаю, что моя догадка верна: в этих строчках заложен особенный смысл, и он только для нас двоих.