– Сейчас, сейчас, я еще не готов, – испуганно возразил Матвей.
– Соберись, Матвей, я начинаю.
Фонарик дернулся и исчез, выхватив светом край ямы.
– Ты как? – спросил отец.
– Держусь, – с натугой произнес Матвей.
Егор принялся травить трос. Метр за метром он опускал сына вниз. Трос перестало тянуть, когда в руках еще оставалось не меньше метра.
– Я на дне! – крикнул Матвей. Голос его немного дрожал.
– Осмотрись, как следует, точно на дне? – попросил его отец.
Фонарик забегал по дну ямы.
– Точно, – подтвердил сын.
– Отстегивай карабин и лови бутылку.
Матвей отстегнулся. Егор обмотал свободный конец вокруг себя. Потом он достал фонарик и посветил им в яму.
– Лови бутылку.
Пустая пластиковая ёмкость стукнулась о дно. Матвей подобрал ее и пошел в сторону воды. Егор изо всех сил желал, чтобы эта жидкость оказалась нормальной питьевой водой. Матвей нагнулся над поверхностью и утопил в ней бутылку.
– Попробуй, не соленая? – попросил его отец.
Матвей нагнулся над водой по-собачьи и сделал глоток.
– Нет, нормальная, очень вкусная, как родниковая.
Камень с души свалился у отца семейства. В пещере жила еда и была вода, и смерть от недостатка того или другого пока им не грозила. Матвей набрал бутылку, но вместо того, чтобы сразу пойти к тросу немного прошелся по яме.
– Пап, здесь вещи чьи-то лежат! – крикнул Матвей.
– Что за вещи? – Егор зашумел динамо, пытаясь достать светом до того места где стоял сын.
– Рюкзак и одежда.
– Тащи все сюда.
Матвей поднес находку к тому месту, где свисал конец буксировочного троса.
– Цепляй к карабину бутылку, одежду и рюкзак.
Матвей зацепил. Егор вытянул находку сына наружу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, вещи пролежали здесь не одно десятилетие. Старый советский рюкзак из толстого брезента обветшал и с трудом выдерживал на весу свое содержимое.
– Цепляйся сам! – крикнул Егор сыну.
Матвей поймал конец веревки, пристегнул карабин к ремню.
– Готов, тяни!
Подъем прошел проще. Матвей уже разобрался, какие от него требуются действия. Отец помог ему перевалиться через край ямы.
– Прогресс налицо, цифровая интоксикация постепенно покидает твой организм, – подколол Егор сына.
Матвей не ответил на подколку.
– Что там лежит? – кивнул он в сторону рюкзака.
– Еще не смотрел.
Отец нагнулся и попытался расстегнуть кожаные лямки. Неловко потянув, он оторвал их вместе с куском истлевшего брезента. На землю посыпалось содержимое рюкзака. Банки покатились под уклон. Матвей упал, как заправский голкипер в воротах, загородив телом падение.
Вместе с отцом они собрали банки. Бумажные этикетки истлели и поблекли. Разобрать, что было внутри каждой, не представлялось возможным. Этикетка рассыпалась от малейшего прикосновения. Кроме банок из рюкзака вывалился кое-какой инструмент. Раскладной нож, судя по нетронутому ржавчиной лезвию из нержавеющей стали, пара металлических клиньев для забивания в щели, старый железный фонарик, обросший окислами так, что только по форме можно было признать в этом устройстве фонарь. Небольшой термос с лопнувшей от старости пластмассовой крышкой.
Крышка насмерть прилипла к горлышку. Егор попытался ее открыть, но она крошилась под пальцами. Егор разломал ее и понюхал содержимое термоса. Затем перевернул термос и потряс. К удивлению обоих, из термоса вывалился бумажный цилиндр.
Егор поднял его и развернул. Бумага была обильно промаслена. Сквозь ее полупрозрачную поверхность проступал текст, написанный от руки.
– Похоже на послание из бутылки. Кто-то сквозь десятилетия оставил напоминание о себе, – полусерьезно сказал Егор.
Он поднес бумагу ближе к глазам и прочел:
«Меня зовут Хомутов Игорь. Если вы читаете эту записку, значит мое исследование подводной реки окончилось неудачей. Согласно некоторым легендам башкиров именно в Черной пещере имелся проход глубоко в тело горы, где находилась огромная пещера, полная драгоценных самоцветов. Когда людей обуяла алчность, горные духи перекрыли доступ к пещере с драгоценностями подземной рекой. Смельчаки пытались проплыть под водой, задержав дыхание, но никто из них не вернулся. Я беру с собой кислородный баллон и маску. Надеюсь, мне повезет больше. 13.05.1974 г».
– М-да, как видим, дело было не в кислороде. По крайней мере, теперь мы точно знаем, что по реке из пещеры не выбраться. Покойся с миром, Хомутов Игорь.
Еще в рюкзаке обнаружилась окаменевшая соль в спичечном коробке, коробок спичек с полностью растворившейся серой, пачка таблеток сухого горючего, комсомольский билет, журнал «Крокодил», взятый, наверное, для создания стола в походных условиях, но самым интересным и нужным в сложившихся обстоятельствах была литровая банка, залитая под верх парафином. Чтобы не разбить банку, Игорь обмотал ее пеньковой веревкой, которая могла служить фитилем. В парафин были запаяны с десяток охотничьих спичек. В том, что они сохранили свои свойства, сомнений не осталось.
– Не зря мы за водичкой сходили, правда, Матвей?
– Правда, пап. А ты думаешь, консервы, которые старше тебя, еще можно есть?
– Думаю, что с ними ничего не стало. Здесь ведь прохладно, температура как в холодильнике, консервы в таких условиях могут храниться вечно.
– Это хорошо, а то я как-то не хочу крысиный суп.
– Ладно, сын, отложим гурманский подвиг на потом, раз уж судьба сжалилась над нами. Поедим советских консервов. Они, кстати, абсолютно натуральные. Ты такого не ел, гарантирую.
После того, как Егор приказал экономить свет, девчата пользовались налобными фонарями только по необходимости. В пещере было темно. Гул в темноте казался немного громче. Может оттого, что органы зрения не задействованы и мозг в качестве компенсации усиливал слух. Тамара услышала шум до того, как Егор выбрался из тоннеля.
– Пришли? – крикнула она.
– Пришли, включайте свет для ориентира.
Во мраке пещеры светляком вспыхнул и задергался свет. Матвей шел впереди, подсвечивая дорогу отцу, несущему рваный рюкзак.
Удивлению женщин не было предела, когда перед ними вывалили с десяток разнокалиберных банок.
– Откуда это? – спросила Тамара, считающая внутренности горы абсолютно необитаемыми.
– Спелеолог-одиночка один, сгинул здесь, а вещи его остались.
– Бедняга, – пожалела его Тамара.
Но в душе у нее стало радостно оттого, что крысиный суп можно и не готовить.
– А что в них? – Катюха брала в руки банку, вертела ее, трясла, пытаясь определить по звуку ее содержимое.
– Сюрприз будет, – ответил ей брат.
– Семья, в качестве поощрения нас за то, что мы нашли этот схрон, предлагаю устроить небольшой праздник. Откроем самую большую банку и съедим ее. Кто за?
– Я за-за-за! – запрыгала Катюшка, горя от нетерпения.
– За, – подняла руку Тамара.
– И я за, – присоединился Матвей.
Егор выбрал самую большую банку, воткнул в нее нож и открыл крышку. В слабом свете фонаря невозможно было разобрать содержимое.
– Что это? – не удержалась первой дочь.
Егор осторожно лизнул нож.
– Повидло… сливовое, в садике такое ел.
– Ура-а-а! – воскликнула Катя. – Я уже по сладкому соскучилась. Дай попробовать.
Егор зачерпнул ложкой желеобразную массу повидла и отправил дочери, разинувшей рот как птенец.
– Так, семья, я предлагаю вскипятить немного воды и употребить её вместо чая с повидлом, – предложил отец.
Детям трудно было ждать, но Егор настоял на этом. Пока вода закипала, он смастерил из парафина и веревки свечу. Когда свеча была готова, он поднес ее к синему пламени газовой горелки. Немного потрескивая влагой, свеча разгорелась, распространяя вокруг себя уютный теплый свет.
– Тушите фонари, – приказал Егор.
Внутри желтой сферы, создаваемой светом свечи, было уютно. Неровное пламя гипнотизировало. Хотелось смотреть на него, не отрываясь. Каждого из членов семьи в этот момент посетило ностальгическое чувство домашнего уюта. Как мало им нужно сейчас, чтобы почувствовать себя счастливыми, и каким недостижимым казалось счастье тогда, всего неделю назад. Тамара подумала о самой себе до этой поездки и вдруг поняла, что не понимает ту женщину, вечно сравнивающую себя со всеми, отчего в душе всегда было тянущее чувство, что у тебя постоянно чего-то не достает для ощущения счастья.
Егор почувствовал исходящее ото всех чувство умиротворения и сам поддался ему. Оно физически присутствовало в границах, освещаемых трепыхающимся пламенем свечи. В темноте пещеры умиротворения не чувствовалось. Там притаилось леденящее чувство неопределенности, и пока горела свеча, этому чувству не было место в душах людей.
Вода в котелке закипела. Егор разлил кипяток по одноразовым стаканчикам. Кате разбавил холодной водой. Как торт на день рожденья, посередине импровизированного стола стояла жестяная банка с повидлом. «Чай» пили молча, причмокивая да шмыгая носами. У Катюшки кипяток почти не отбавлялся. Вскоре по дну банки застучали ложками. Отец с матерью оставили детям право доесть повидло до конца. Право облизать банку Матвей предоставил сестре. Катя осторожно возила по дну пальцем, собирая липкую сладость, а потом облизывала палец.
После праздничной трапезы всех потянуло в сон. Свет свечи и ее запах создали атмосферу привычности. Егор почувствовал, как внутри него все эти дни жило напряжение, а он и не замечал его, пока оно не исчезло. Ему смертельно захотелось спать. Из последних сил он встал, взял сухой спальник и забрался в него.
– Если ляжете спать, притушите свечку, – отдал он последний приказ и тут же уснул.
Семья последовала его совету. Спать хотелось всем. Девчонки забрались на матрац и накрылись палаткой, Матвей, так же, как и отец, забрался в спальник. Пещера на несколько часов превратилась в сонное царство.
Первый месяц
В тот день, когда наступила полная тишина, у каждого промелькнула мысль, что он оглох. Семь дней продолжался страшный ураган, бомбардирующий корпус подводной лодки. И вдруг все затихло. За несколько часов до этого казалось, что наступил конец света, и ураган не остановится, пока не прикончит последнего человека. Если бы он продлился еще пять дней, то и котловины могло не хватить. За пять дней, что лодка пряталась в ней, уровень воды упал на два километра. Миллиарды кубометров воды распылились по всему земному шару.
Татарчук отдал приказ подняться на перископную глубину. Ураган мог стихнуть, но не прекратиться совсем. Борясь с искушением выбраться наружу, чтобы послушать, что говорят по радио, командир решил, что благоразумнее разведать обстановку.
Первый же осмотр в перископ привел командира в ступор. Терехин забеспокоился за него. Татарчук оторвался от окуляров и долго смотрел в стену, не мигая. – Позвольте мне, товарищ капитан первого ранга, – попросил его Терехин.
Татарчук ничего не ответил, сделал шаг в сторону, не меняя выражения лица. Терехин прильнул к окулярам перископа. Вначале он подумал, что снаружи уже вечер. Темное небо заволокло тучами от горизонта до горизонта. Имели они темно-коричневый цвет, как во время заката. Но садящегося солнца не видно. Терехин посмотрел на часы, показывающие время в соответствии с часовым поясом. На улице был полдень. Виктор внимательнее всмотрелся в перископ. Ему показалось, что тучи висят гораздо ниже, чем обычно. И еще вода. Она казалась черной. На поверхности ее плавало много мусора. Но волн почти не было. Можно всплывать, чтобы убедиться воочию с тем, что сталось с миром после урагана.
Субмарина поднялась вертикально, равномерно закачав воздух. Неожиданно эфир оказался безмолвен. Это стало подтверждением самых дурных прогнозов, которые рождались в разговорах членов экипажа. Татарчук с Терехиным несколько раз устраивали полемику насчет природы и последствий урагана. Они сходились во мнении, что такого в истории человечества еще не было, но оба верили, что катастрофа носила относительно локальный характер, зацепив восточное побережье Северной Америки, и, возможно, Западную Европу с Англией и Исландией.
Молчащий эфир говорил о том, что катастрофа прошлась по всей планете. На секретных частотах никого не было. А это совсем страшно. Они должны работать даже после ядерной войны. В эту минуту каждый член команды атомной подводной лодки «Пересвет» вспомнил о своих родных. Виктор Терехин нашел спокойный и уединенный уголок на субмарине. Он сжал кулаки и изо всех сил попросил у бога, чтобы его жена и дочки остались живы.
Егор никак не мог проснуться. Сон словно придавил его бетонной плитой к земле. Непонятное чувство тревоги настойчиво заставляло открыть глаза, но многодневная усталость требовала отдыха. Тревога поборола. Егор резко сел. В абсолютной тьме пещеры было слышно, как сопят носы членов его семьи.
Стоп! Егор вдруг понял, что слышит их сопение, а раньше его перекрывал гул вибрирующих стен пещеры. «Орган» больше не играл. В пещере стояла полная тишина. Егор не мог поверить в это. За несколько дней он полностью свыкся с мыслью, что ветер – это надолго. На ощупь он добрался до газовой плитки и разжег ее. От огня прикурил огарок свечи, и все еще считая, что тишина ему мерещится, отправился к выходу из пещеры.
Стенки тоннеля не дрожали под рукой. Вход был завален, но грязь уже не сочилась сквозь камни. Ветер наконец-то стих. Егора обуяла такая радость, что раздавленная грудой камней машина казалась ему пустой мелочью. Он поспешил поделиться новостью с семьей.
– Тамара, Тамара! – Егор прошипел на всю пещеру. – Просыпайся!
Супруга, уже привыкшая, что все новости с того момента, как они отправились в эту поездку, были только плохими, испуганно подскочила.
– Что случилось? – вытаращив глаза, уставилась она на мужа.
– Ветер стих, прикинь. Там тишина. Слышишь? – у Егора даже слезы заблестели в глазах от радости.
Тамара прислушалась.
– Точно. Не верится.
Тамара встала во весь рост, и еще не веря до конца, вслушалась в тишину.
– Правда, тихо. Слава богу.
Она обняла Егора и уткнулась ему в плечо. Егор поцеловал ее в макушку. Они оба в этот момент подумали о том, что испытания даны им были неспроста. Слишком много символичности виднелось в этом. Божий промысел словно привел их к тому месту, откуда началась их совместная жизнь, и указал на мелочность тех проблем, которые рушили их брак.
Тамара и Егор не стали будить детей. Они с нетерпением ждали, когда те проснутся сами. Первой открыла глаза Катюшка. Она высунула личико из-под палатки и удивленно посмотрела на родителей, счастливо улыбающихся и держащихся за руки.
– Вы чё? – коротко и ясно спросила она.
– Мы ничё. А ты разве не слышишь? – спросила с улыбкой на губах Тамара.
Катя прислушалась.
– Гудёжа нет, – заметила она. – Ветер что ли закончился?
– Конечно, мартышка, ветра нет, – Тамара подошла к Кате и обняла дочь.
– За нами скоро приедут из МЧС? – спросила Катя.
– Конечно, бабушки и дедушки ваши, наверное, уже все службы обзвонили.
– Я думаю, что в течение суток, ну, максимум двух, за нами приедут, – убедительно сказал отец.
Разговор услышал сын. Он выбрался из спальника и тихо подошел и сел на край матраца.
– Слышал, что ветер стих? – спросила его мать.
– Слышал. Здорово. Но только МЧС ждать не стоит. Надо самим выбираться, – Матвей разрушил торжественную приподнятость настроения.
– Матвей, твои теории имеют право на существование, но я предлагаю подождать двое суток. Если помощь не придет, попробуем найти выход из пещеры.
Егор верил, что выбравшись из пещеры, они смогут получить вполне простое объяснение тем непонятным вещам, вроде рыбы или соленой воды. Ну как могла попасть сюда, да еще и в таком количестве морская вода? Бред.
– Двое суток, Матвей. Вот увидишь, что помощь обязательно придет, – Егор свято верил в то, что говорил.
– Ну хорошо, двое, так двое. Чем займемся в ожидании?
– Может, мне еще раз попробовать разобрать вход? – предложил Егор. – В этот раз при помощи инструмента.
– Потерпи, Егор, не хотелось бы рисковать, когда помощь будет рядом – забеспокоилась Тамара.
Матвей хмыкнул. Он оставался при своем мнении.
– Значит, решено, двое суток ждем, а на третьи идем искать выход из пещеры, – Егор шлепнул ладонями по ляжкам и резко встал. – А пока побалуем себя советской кухней без консервантов.