Спать совершенно не хотелось, и Борис Владимирович стал раздумывать над создавшейся ситуацией. Того, кто так настойчиво стремился проникнуть в его налаженный и крайне прибыльный бизнес, он знал лично, поэтому был полностью уверен – Чума не отвяжется! Он вновь и вновь начнет выходить к нему с разными предложениями, отыскивая лазейку – вернее, требовать пустить его к лакомому куску пирога, – а когда его терпение иссякнет, или он убедится, что уговоры напрасны и безрезультатны, перейдет к открытым военным действиям. Кстати, Чума имел в мире Малахова еще одну характерную кликуху – «Молотов», полученную скорее всего за настырность, умение «сохранять лицо» даже в самых неприятных и непредвиденных обстоятельствах, способность добиваться компромиссов на желаемой им основе и собачью преданность более сильным вожакам, как некогда его тезка был предан своему хозяину. Кстати, преданность и предательство, кажется, от одного корня?
Впрочем, все могло быть значительно проще – уголовный мир не столь умен и затейлив на выдумки, как сам пытается это представить, и какой-нибудь «умник» мог прозвать Вячеслава Михайловича Чумакова «Молотовым» только за полное сходство в имени и отчестве с министром иностранных дел сталинского времени. Но, как бы там ни было, Чума, он же Чумак, он же Молотов, просто так не отвяжется, и надо ждать новых, неожиданных ходов с его стороны. Противный малый! Он был моложе Бориса Владимировича, не признавал старой дружбы, плевать хотел на авторитеты и нахраписто пер напролом.
Да разве один Чума сейчас такой? Империи и огромные могучие государства рушились и распадались не раз, когда сдвигались гигантские пласты истории. На памяти Бориса Владимировича его теневой мир, его криминальная империя тоже не раз делилась и рушилась, разрываемая кровавыми внутренними междоусобицами. Хотя бы в период революции, а потом после ликвидации нэпа. Этого, правда, Малахов не застал, но некоторые послевоенные дела помнил, а сейчас и говорить нечего. Видно, скоро наступит время, когда авторитеты – «воры в законе» – перестанут играть главенствующую роль, а все начнет распределяться по национально-территориальному признаку.
Малахов перевернулся на спину и уставился невидящими глазами в потолок: нужны ли этому доказательства? Сколько «жоржиков» из Закавказья жировало на просторах России и блатовало в столице! А потом пошло-поехало, когда начался распад Союза, а с ним и неизбежный раздел сфер влияния в криминальных сообществах. Вот тебе, пожалуйста, в офисе малого предприятия «Водолей» чеченские боевики расстреляли из автоматов Амирама Квантришвили и самарского авторитета Федю Бешеного. Несколько раньше погиб в Грузии убитый милицией отчаянный Толя Бец, носивший кличку Котовский. «Жоржики» сами его «сдали» и подвели под автоматы ментов. Война разгоралась не на шутку: тяжело ранили одного из старейших закавказских авторитетов Авила, а потом в Тбилиси из автоматов расстреляли известного «вора в законе» Джамала Микеладзе по кличке Арсен. А вскоре в машине в подмосковном Зеленограде нашли лежавших с простреленными головами молодого грузинского вора Гогу Пипия и его брата, связанных с Арсеном.
У дверей своей квартиры на Осеннем бульваре в Москве убили директора фирмы «Варус-видео» Томаза Топадзе и его племянника Георгия Ильнадзе, работавшего у дяди консультантом. У Краснопресненских бань тремя выстрелами отправили в мир иной знаменитого Отари Квантришвили, потом ранним утром расстреляли в собственной квартире вместе с женой и ребенком известного вора Квежо – Автандила Чиквадзе. Не пощадили даже почти семидесятилетнего авторитета Гайка Геворкяна по кличке Гога Ереванский. А сколько еще легло в землю и с той, и с другой стороны? Страшно вспомнить!..
Опасаясь покушений и непредвиденных разборок, Борис Владимирович установил на окнах своей квартиры специальные стекла, завел импортные жалюзи и светонепроницаемые шторы. Снегирев обеспечил его круглосуточной вооруженной охраной. Но разве не было ее у Отари? Чем больше процветало и давало доход казино, тем чаще Малахов непроизвольно втягивал голову в плечи, выходя из автомашины или входя в подъезд – так и чудилось, что вот-вот, сейчас клюнет в спину или затылок свинцовая пчела. Но обходилось, и все, вроде бы, шло вполне мирно и спокойно, – не считая обычных мелких дрязг, – пока не выплыл вдруг со своими наглыми предложениями-требованиями Славик Чума!
Истинную цену всем сборкам и толковищам, съездам воров и третейским судам авторитетов Малахов знал давно и теперь напряженно искал способ, как избавиться от настырного Чумы-Молотова. Может, потянуть, выдвигать разные условия и оговорки, а тем временем встретиться с человеком с набрякшими веками и вместе со Снегиревым обсудить создавшееся положение?
Борис Владимирович откинул подушки и рывком сел: чего опять лицемерить, чего тут обсуждать?! Пора нанимать надежного киллера или поручать это дело Леньке Паку. Только так можно разрубить узел, завязанный неугомонным Чумой! Он же не отстанет, особенно если кто-то, пока неведомый, постоянно подталкивает его, пиная в загривок. Все, решено! Утром он переговорит с Сашкой Снегиревым, и Пак получит новое важное задание.
На душе сразу стало легче, но зато вновь вцепилась боль в подреберье. Дьявол ее раздери, вроде, не позволял себе ничего такого, что могло привести к обострению, даже спиртного в рот не брал. Борис Владимирович нашарил ногами тапочки, поднялся с постели, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в гостиную.
Телохранитель, сидевший в кресле напротив телевизора, тут же встрепенулся и вопросительно поглядел на него:
– Что-нибудь нужно, Борис Владимирович?
– На кухне, в холодильнике «Смекта». Принеси, а то покоя не дает… Хотя я сам, не надо.
На экране телевизора мелькали кадры какого-то зарубежного фильма: сейчас их только и крутят. Днем без конца сериалы, по ночам боевики и детективы. На телевизор у Малахова времени не хватало, только изредка он мог позволить выкроить час-полтора и посмотреть по видео нашумевший в мире фильм, но искусство кино его занимало мало.
«Хорошо бы устроить все так, чтобы Чуму пришибли другие его конкуренты, – шаркая на кухню, думал Борис Владимирович. – Надо Сашку Снегирева настрополить, он дока в таких делах. А мы, вроде, окажемся ни при чем, но деньги на дело можем вьщелить. Чего уж в таких случаях скупердяйничать? Но сроку на то, чтобы убрать Славку, больше недели отпускать никак нельзя. Никак!»
Тенью следовавший за ним телохранитель незаметно опустил руку в карман и нащупал маленькую коробочку с кнопочкой. Ладонь стала мокрой от нервного напряжения – нажмешь, обратного хода уже никогда не будет. Хотя его и сейчас уже нет. И он нажал на кнопку.
– Зажечь свет, Борис Владимирович? – войдя на кухню и остановившись у дверей, спросил Сергей.
– В городе никогда не бывает темно, – ворчливо ответил Малахов.
– У нас светонепроницаемые шторы и жалюзи, – напомнил телохранитель.
– Не важно, – буркнул Адвокат. – И так найду.
Он подошел к огромному японскому холодильнику, стоявшему в проеме у окна, и открыл его дверцу, бормоча что-то о ненавистных болячках, прилипчивых, как чума. Слабый свет внутренней лампочки холодильника высветил его слегка горбоносый профиль и прядь изрядно поседевших волос, небрежно упавшую на лоб.
– Где же она, – недовольно проскрипел Борис Владимирович. – Вроде, была здесь?
С замирающим сердцем телохранитель Сергей Клариков вновь опустил руку в карман и трижды нажал кнопку…
Услышав в наушниках зуммер сигнала, Анзор встрепенулся и приник к прибору ночного видения, наведя его на окна жилого дома. За одним из них мелькнули неясные тени. Мелькнули и пропали – впечатление такое, словно он смотрел мутный, плохо проявленный фильм-негатив. Получится ли все? Те, кто учил его обращаться с техникой, уверяли, что все получится как нельзя лучше.
Анзор снял автомат с предохранителя и положил палец на спусковой крючок – раньше он был призовым стрелком и промаха не опасался: лишь бы видеть цель!
В ушах резко прозвучали три зуммера сигналов, принятые висевшим у него на груди приемником. И Анзор вдруг увидел цель! Через усиленные, сверхпрочные стекла, импортные жалюзи и светонепроницаемые шторы он различил неясный силуэт человека, согнувшегося около какого-то шкафа или холодильника. Скорее всего, около холодильника, поскольку на фигуру падала подсветка внутренней лампочки. А на воротнике человека яркой ало-желтоватой точкой светилась крохотная звездочка, словно притягивая к себе лазерный целеуказатель. Когда почти невидимый лучик лазерного прицела коснулся ее, она будто вспыхнула бенгальским огнем, беззвучно крича – бей сюда, сюда! Я здесь!
Анзор медленно повел стволом чуть выше и правее – туда, где неясно виднелся силуэт головы, и, тщательно прицелившись, плавно нажал на спуск. Сухо стукнул выстрел. Заранее надетый на затвор эластичный нейлоновый мешочек мягко принял выброшенную гильзу…
Хлопнуло, будто открыли бутылку шампанского, и Малахов с громким стуком осел на бок, словно рассыпался-раскатился развязавшийся мешок с картошкой. Клариков испуганно замер, боясь шевельнуться. Наконец он сделал шаг вперед и вытянул шею, чтобы лучше видеть.
Из неплотно прикрытой дверцы холодильника падал слабый свет на распростертую на полу фигуру Бориса Владимировича. Вернее, на то, что еще секунду назад было всесильным Борисом Владимировичем Малаховым по кличке Адвокат – задней части черепа у него просто не стало. Там масляно и жутко блестело кровавое месиво, и Кларикова чуть не стошнило от омерзения и страха. Никаких сомнений – шеф мертв! Чуть заметный сквознячок легко шевелил светонепроницаемую штору на окне, а из дырочки, оставленной пулей, пробившей усиленное стекло, тонко тянуло сырым холодком. И этот легкий холодок показался Сергею вестником загробной жизни, пришедшим из неведомых, потусторонних миров, напоминанием о быстротечности всего земного.
Он вдруг вспомнил: нужно подать неизвестному киллеру сигнал, что покушение удалось и хозяина казино больше не существует. Телохранитель торопливо опустил руку в карман, нащупал роковую коробочку с кнопкой, хотел нажать ее и вздрогнул, пораженный внезапно пришедшей ему в голову мыслью – а вдруг его сигнал послужит для наводки ствола киллера на другую, уже новую цель? И этой целью станет не кто иной, как он, Сергей Клариков? Невидимый радиосигнал долетит до засады убийцы, тот передернет затвор и даст веером очередь по всей кухне, чтобы оставить там лишь кусочки человеческого мяса, щедро нашпигованного свинцом… Кому нужны лишние свидетели? Мертвые всегда молчат и точно никому ничего не разболтают! Пусть потом найдут в кармане убитого телохранителя, валяющегося рядом со своим шефом, миниатюрное устройство радиомаячка: на доброе здоровье! Кто дал ему эту коробочку с кнопкой, покойник уже никогда не признается. Что делать? Что?!
Медленно, страшно медленно, боясь сделать хоть одно резкое движение, Сергей попятился и шустро юркнул за угол, в коридор – здесь несущая опора дома, стена толстая, даже пушкой не прошибешь. Вытащив из кармана коробочку, показавшуюся ему зловещим пропуском в ад, он лег на пол, вытянул руку с коробочкой по направлению к кухне и, слегка выставив ее из-за угла, пять раз подряд нажал на кнопку: это был условный код.
Каждое движение пальца, вдавливающего кнопку в корпус, вызывало невольную нервную дрожь, и он ждал рокота очереди или тупого шлепка пули в стену, за которой прятался, но… ничего не произошло. Обратной связи со снайпером не было – с его стороны только прилетали пули. Однако он не стрелял. Немного выждав и осмелев, Клариков выдвинул руку дальше и снова подал сигнал – сейчас ему уже хотелось узнать: угрожает ли опасность его собственной жизни? И опять тишина.
Тем не менее он решил больше не проводить рискованных экспериментов и остался в коридорчике, ведущем в кухню. Теперь о том, чтобы вздремнуть, не могло быть и речи. Выкуривая одну сигарету за другой, телохранитель сидел, привалившись спиной к стене, и тупо глядел на медленно ползущую по циферблату наручных часов минутную стрелку. Ужасно хотелось выпить стакан водки, а еще лучше – два и забиться в какую-нибудь щель, но впереди еще были важные дела и, самое главное, неизбежная встреча с Паком и Снегиревым: дышать на них перегаром – смерти подобно. И так придется вертеться как ужу под вилами.
Насколько велико терпение киллера, сколько он еще будет ждать и, главное, будет ли? Этот вопрос ужасно волновал Сергея, а ответа на него не было. Наконец, просидев почти до четырех утра, он решился ползком выбраться на кухню. Свет не зажигал, боялся пользоваться даже зажигалкой, однако пришлось – иначе как найти и снять с халата убитого похожий на черную бусинку маячок?
Малахов являл страшное зрелище. Преодолевая страх и брезгливость, телохранитель одной рукой чиркнул зажигалкой, а другой начал шарить среди сгустков крови и осколков костей, упорно отыскивая то, что вечером прилепил к стойке воротника халата ныне покойного шефа.
– Эк его размолотило, – подбадривая себя, бормотал Клариков. – Неужто разрывной? Да где же эта проклятущая штука?
На поиски маячка ушло почти полчаса. За это время он дважды прерывался и отползал назад отдышаться и перекурить. На измазанные кровью пальцы уже не обращал внимания. И вот победа – бусинка лежала на ладони.
В ванной он тщательно вымыл ее, выскоблил щеткой руки и мокрой тряпкой протер раковину и потом щеткой вычистил свою одежду. Взяв старую газету, положил на нее коробочку с кнопкой и бусинку, прикрыл сверху другим газетным листом и с остервенением начал топтать каблуками. Раздался тонкий хруст: электроника не выдержала бешеного напора. Свернув все в ком и проверив, не осталось ли осколков, Сергей осторожно приоткрыл крышку мусоропровода – дом был старой постройки и люк мусоросборника находился прямо на кухне. Мгновение – и ком с раздробленными в прах уликами полетел в черную вонючую темноту. Теперь можно вздохнуть свободнее.
В гостиной телохранитель подошел к телефону и, немного подумав, набрал номер Пака – как ему казалось, с ним несколько легче разговаривать, чем с вечно подозрительным Снегиревым.
– Добрый вечер, с вами говорит автоответчик, – раздалось в наушнике после пары долгих гудков. – К сожалению, сейчас никто не может подойти к телефону. Оставьте ваше сообщение. Включаем запись. Говорите…
– Срочно позвони шефу, – срывающимся голосом сказал Сергей. – Сейчас на моих часах три пятьдесят восемь.
Раз Корейца не оказалось на месте, – кто знает, где и по каким делам его носит, а может быть, просто отключил телефон? – пришлось позвонить Снегиреву, но по его номеру шли только долгие гудки: Александр Александрович ночью предпочитал отдыхать, даже не включая автоответчик. Для дел наступит утро…
Услышав условные пять зуммеров, Анзор удовлетворенно усмехнулся – дело сделано! В прибор ночного видения плохо разберешь, что там творится, но раз дают сигнал, значит, порядок. Шлепать того, кто наводил на цель, у Анзора приказа не было, поэтому он быстро собрал снаряжение, разрядил и спрятал оружие, скатал брезент, уложил все в сумки и спустился с крыши.
Машина терпеливо ждала его именно там, где он ее оставил. Забросив сумки в багажник, Анзор включил магнитолу, вновь поставив записи Баха, и медленно выехал из тупичка. Он решил убраться отсюда другой дорогой – правда, придется немного поплутать по переулочкам, потом проехать по кольцевой и свернуть на Дмитровское шоссе. Зато очень удобно: оно выведет на Садовое кольцо, а там до Пятницкой подать рукой. Разгрузиться, быстренько умыться и переодеться, а потом опять за руль – нельзя оставлять Степаныча долго томиться в одиночестве…
Глава 2
В ожидании старого приятеля Петр быстренько накрыл на стол, решив устроить маленькую вечеринку по-домашнему, на кухне. Достал рюмки и стаканы, бутылку водки, открыл несколько банок с консервами, нарезал сыр. А мысли все вертелись вокруг того, как они встретятся с Юри – ведь прошло больше полутора десятков лет с той поры, как они виделись в последний раз. Да и то виделись мельком, перекинулись всего двумя-тремя словами: оба страшно торопились, а Ояр вообще никогда не был расположен к сантиментам и, кроме всего прочего, любил подурачиться, даже когда речь шла об очень серьезных вещах. Меркулову иногда казалось, что его приятель предпочитает жить легко, как бы скользя по поверхности тонкого льда, даже в опасных ситуациях, не принимая их близко к сердцу. И вообще, ничего близко к сердцу не принимая, что бы ни случалось вокруг. И то, что Ирина когда-то предпочла ему Петра, он тоже воспринял как-то отстраненно легко – или так просто казалось, и все скольжения Ояра, подобного человеку-нейтрино, проходящему сквозь время и обстоятельства, не задевая их и не позволяя им коснуться себя, являлись не более чем привычной маской? Черт его знает?!