Ведь пусть она очень неопытный и мало знающий о своем виде суккуб или даже нечистокровный, как я подозреваю, но не почуять мою похоть она не могла. Это наш дар и проклятье от природы – чувствовать любые сильные эмоции. Или мне все же пока удается маскировать их за злостью и напускным презрением?
Вот уж вряд ли. Особенно в момент поцелуя. Гребаный я идиот, как мог допустить его! Маленькая стерва сделала меня как лоха. Чуть поманила, а я ломанулся очертя голову. Я сжал до хруста челюсти, давя стон, вспоминая, как обезумел от одного касания губ этой невыносимой ведьмы и едва не трахнул ее на собственном столе. Я завелся за один удар сердца, вскипел, как чертов чайник. Попался на ее уловку, как зеленый юнец, так, точно заразился от нее тем жутким голодом, до которого она доводила себя. И раздвинув ее ноги здесь на своем столе, почувствовал себя грешником, перед которым вдруг отрыли ворота рая. Когда она меня остановила, я хотел одновременно убить ее мучительно и в тот же момент, упав на колени, молить избавить меня от этого невыносимо рвущего на части желания. Потому что то, что я в тот момент чувствовал, невозможно было сравнить ни с чем. Вот что значит желать суккуба. Вот о какой власти говорят те, кто испытал это. Они способны разрушить нас походя, даже не заметив. За всю мою не такую уж и короткую жизнь я не ощущал ничего подобного. Ни разу. По сравнению с этим прежнее влечение к человеческим женщинам и даже бессмертным – это как теплый ласкающий ветерок против десятибалльного шторма. Перед этой дерзкой ведьмой я бессилен. Сколько бы я ни притворялся хозяином в этой ситуации, на самом деле все больше чувствовал себя невесомым листом, который, сорвав с дерева, нещадно швыряет ураган. И все мои вопли и приказы просто смешны. Она здесь всего несколько часов, а я уже на грани ядерного взрыва. Словно спятивший, гоню от себя крамольные мысли, но они, возвращаясь, сверлят мой разум снова и снова.
Наплевать на все правила и законы.
Вышвырнуть всех из дома.
Взять ее даже силой.
Присвоить себе то, что моим быть не должно.
Интересно, все остальные испытывали то же самое в ее присутствии? Если это так, то совсем недалек тот день, когда мы готовы будем сцепиться за нее, как питбули.
Может и хорошо, что ее суккубская половина определилась с выбором. И если это Лиам, то так тому и быть. Я отойду в сторонку и пожелаю им счастья. Я ведь смогу перестать ее желать отчаянно, как сейчас, правда? Она же ненавидит меня настолько сильно, что ее трясет, значит, проблем не будет. Будем и дальше цапаться, как две собаки, и, может, когда-нибудь я тоже стану ее ненавидеть сильнее, чем хотеть поиметь.
Только теперь нужно понять, как спасти Лиама. Вот что самое главное, остальные переживания по боку. Плевать, что он везучий засранец и будет тем, под кем она будет извиваться и кричать от наслаждения. Мне ведь нет до этого никакого дела. Ведь я могу и должен на другом сосредоточиться. Жизнь брата – вот что важно. Жизнь, которую он проживет с этой невыносимой ведьмой.
Но непрошеная картина ее обнаженного влажного тела, открытого для неистовых движений такого же голого тела Лиама, ее запрокинутого лица, искаженного судорогой высшего наслаждения, выбила воздух из моих легких вместе с неистовым рыком. Разве мне нужно знать, какие звуки она будет издавать, кончая с моим братом? Но почему тогда они звенят в моих ушах, будто я слышу их наяву? Хриплые умоляющие стоны… жаркий шепот этого дерзкого рта…
Красная пелена застила глаза. Хотелось удавить ее в ту же минуту. Я в ярости смел все со стола и швырнул стул, на котором еще недавно сидела эта ведьма.
– Гребаная ведьма, как же я тебя ненавижу! – заорал я.
– Что с тобой творится, Ленар? – раздался сзади удивленный голос Лиама.
– А что, по-твоему, со мной творится? – спросил я, силясь взять себя в руки.
Что за чертова манера у него появляться неожиданно в самый неподходящий момент? Я тут же одернул себя, поражаясь, откуда взялась это жгучая ярость на брата. Все опять ее вина!
– Я не узнаю тебя. Почему ты все время груб с Юлией? Понятно, что у нее характер не сахар, но, по-моему, ты переходишь все границы. – Лиам оставил свой обычный шутовской тон и был как никогда серьезен.
– И как же я их перехожу? – А то я сам этого не знал!
– Ты грубишь ей, постоянно так и норовишь унизить, орешь, как бык, которому на живую яйца отрезают, стоит вам остаться наедине. Что, на хрен, происходит, братишка?
Я желаю ее до потери рассудка и не могу больше ни о чем думать, братишка, хотелось сказать мне. С того самого момента в клубе и по сию минуту я думаю только как оказаться между ее бедер, вместо того чтобы ломать голову над возможностью спасти своих людей и теперь тебя в первую очередь. Да, и еще одна мелочь. Она, наверное, твоя пара. Эпичная была бы речь. Но сказал я другое:
– Она бесит меня! Специально выводит из себя! – признался я. – Она ненавидит сам наш вид!
– Я это понял сразу, – спокойно пожал плечами Лиам. – А ты что, решил, если орать на нее, угрожать насилием и унижать ежеминутно, то она воспылает к нам любовью? Черт, никогда не сомневался в твоих решениях и восхищался тобой, но сейчас ты ведешь себя как какой-то истеричный средневековый тиран. На хрена все это? Ты знаешь, наши ребята уже начинают шептаться, что если ты так и дальше будешь ее прессовать, она не выберет никого из нас. А время-то идет. Сколько мы еще сможем скрывать факт ее существования от остальных? Как думаешь, во что превратится наш дом, когда о ней узнают все, если она к тому моменту не определится с выбором?
Я ведь должен сказать брату о том, что ведьма выбрала его? Почему тогда не говорю? Почему смотрю в его лицо и не говорю то, что желал бы услышать каждый из моего вида?
«Кажется, у тебя уже есть пара. Ты чертовски везучий мерзавец».
Но я опять сказал совсем другое:
– Пока не проведены тесты, никто не может утверждать, что она суккуб. – Ну да, оборжаться, как будто это не чувствует любой из нас каждой клеткой своего тела, ноющей в ее присутствии.
– Ты же понимаешь, Ленар, что это просто формальность. Она суккуб, я это чувствую, и ты, и любой в этом доме.
– Но ведьма утверждает, что ее мать – человеческая женщина.
– Это невозможно. Видимо, тут какая-то путаница.
– Но если так, то откуда мог взяться этот ребенок, никому не известная девочка-суккуб? Ее родители что, психи? Ты же знаешь, как берегут девочек. Подумать, что каким-то непонятным образом она могла оказаться у полусумасшедшей ведьмы, ты можешь это себе представить? Да, еще одна малюсенькая деталь. У нее есть способности одаренной. Тебе не хуже меня известно, что у нас не бывает такого. Есть у тебя быстрое объяснение этому?
Лиам задумчиво потер переносицу.
– Да, об этом я, честно, как-то не подумал. Просто упустил из виду, – лицо Лиама стало взволнованным, и глаза начали сверкать надеждой. – Но если так, и она действительно рождена от человеческой женщины, то это же…
– Не надо никаких преждевременных выводов. Это может быть один из тех редчайших феноменов, единственное исключение из правила.
Но мой брат всегда был оптимистом.
– Но ведь может и быть шансом. То, что случилось один раз, может повториться! Эволюция не стоит на месте! Может, сама жизнь дает нам шанс на выживание, Ленар!
– Лиам, уймись. Нельзя делать поспешных выводов. Нельзя говорить ничего и никому. Представь, если все уставшие от ожидания решат, что это выход? И что тогда начнется? Инкубы объявят охоту на ведьм в надежде, что те смогут от них родить. Ты хоть представляешь, в какой бардак это может перерасти? Сколько среди нас отчаявшихся, кто пойдет на все?
– По-моему, ты преувеличиваешь. Мы ведь не животные, чтобы идти на насилие ради размножения.
– Это ты преуменьшаешь. Мы – вымирающий вид. И осознание этого может толкать на странные и безумные поступки. Желание сохранить себя в будущем может приобретать жуткие и причудливые формы. Так что лучше держать язык за зубами, пока мы не выясним все точно о происхождении этой дерзкой ведьмы.
– Хорошо. Только прошу, будь с ней помягче. Не отвращай ее от нашего вида.
Помягче? Ох, братец, знал бы ты, о чем ты просишь. Да моя злоба – это единственный оплот обороны. Потому что быть просто холодным, игнорировать ее, у меня не выйдет.
– Лиам, а давай ты не будешь лезть туда, куда не просят. У меня договор с этой ведьмой, и только мне решать, как себя с ней вести.
– Если будет официально установлено, что она суккуб, можешь подтереться своим договором. Ты же это должен понимать, – усмехнулся Лиам.
– Вот когда это случится, тогда и поговорим. А сейчас отвали. Я занят, – повысил голос я.
– Ну да, я заметил! – Лиам окинул многозначительным взглядом устроенный мною погром. – Ты такой придурок, братец.
– От придурка и слышу, братец.
Лиам почти ушел, но потом, очевидно, вспомнив, остановился в дверях:
– Ленар, а какой у Юли дар? – спросил он, и у меня резко свело нутро в приступе паники.
– В смысле? – пробормотал я, делая вид, что ищу что-то в ящиках стола.
– Ну, у них же там бывают темные и светлые способности. Целители, повелители огня, предсказатели… что-то там еще, не помню. Она у нас кто?
– Понятия не имею, – отмахнулся я, упорно не глядя на брата. – Зачем мне это вообще?
– Просто, – пожал он разочарованно плечами. – Интересно же.
– Не вижу ни черта тут интересного. Любопытно – сам спроси. А сейчас отвали – у меня дел полно.
– Она ведь из вредности не скажет. Но попробовать можно.
И Лиам ушел, продолжая усмехаться собственным мыслям.
Глава 4
Юлия
Поесть мне действительно доставили. Все тот же мрачный и неразговорчивый Ринар принес сэндвичи и газировку. Почему-то на меня он старался не смотреть. Проглотив еду, я нашла в рюкзаке свой плеер и, воткнув в уши наушники, блаженно растянулась прямо поверх шелкового покрывала. Нужно было хоть немного отдохнуть, если и правда ночью спать не придется. Найдя в плейлисте нестареющий «Prodigy» и врубив так, чтобы крышка черепа отрывалась, я прикрыла глаза. У всех свои способы отдыхать. Вот меня, например, чудно усыпляла такая агрессивная музыка. Видимо, сытый желудок и плохой сон прошлой ночью сказались – я отключилась, едва коснувшись подушки.
За моей спиной стоял мужчина. Очень близко, но не касаясь меня. Я отчетливо улавливала жар, исходящий от него. Ощущала неистовую мощь желания, излучаемую его телом. И впервые в жизни мое собственное тело откликалось на это желание совершенно иным, не имеющим отношения к примитивному голоду образом. Меня затрясло, ноги стали ватные. Я слышала, как тяжелое рваное дыхание заставляло яростно подниматься мощную грудь мужчины, почти касаясь при этом моих лопаток. Почти, и все же нет… Я чувствовала, как это обжигающее дыхание овевало мой затылок, разливаясь нестерпимым жаром по коже, по которой уже и так градом лился пот. И этот самый жар катился густой, медленной, подавляющей волной внутри меня, словно молодой мед, заполняя тягучей сладостью все мое существо и концентрируясь тяжелой болью внизу живота.
Ощущение не было похоже ни на что из того, что мне приходилось чувствовать рядом с мужчиной раньше. Это был не сжигающий голод моей сущности, а самое настоящее, не разбавленное ничем желание. Такое, чего мне еще не случалось испытать. Разве не забавно? Я занималась сексом столько раз потому, что меня принуждал к этому нестерпимый голод и жажда выживания, но никогда потому, что я вожделела мужчину. Никогда я не ощущала возбуждения в его чистом виде. В том самом смысле, который в него вкладывают люди. От чего они испытывают высшее наслаждение, о котором столько говорят и пишут. То, что вспоминают в тишине, оставшись наедине со своими мыслями, то, что вызывает сладостное томление и потребность испытать это снова и снова, вынуждает стремиться к этому с радостным предвкушением.
Так вот у меня такого не было никогда. Вы ведь не станете томиться от предвкушения, просто от того, что собираешься поесть? Не будете дрожать от возбуждения, вспоминая тарелку супа? Нет, конечно, это слишком примитивное сравнение, но все же. В кормлении нет ничего возвышенного, романтичного и действительно захватывающего. Да, я знаю, что люди часто сравнивают сильное вожделение с приступом голода. Но это только потому, что они не знают настоящей разницы. Голод принуждает, делает тебя жадно поглощающим пищу скотом. Возбуждение – это совсем другое. И теперь я это точно знаю. Потому что в том, что я испытывала просто от того, как меня касалось дыхание этого мужчины за спиной, не было и отголоска моего голода. Это было желание чистейшей пробы. Теперь отчетливо видела, какое оно. А еще я точно знала, что это был сон. Потому что мужчина за моей спиной – это Ленар. И я никак не могла желать его наяву. Потому… потому, что не могла в принципе. Это было просто невозможно. Он инкуб, а я их ненавижу. Я это помнила даже во сне.
Но почему-то это не мешало моему глупому лону истекать влагой, а бедрам дрожать в предвкушении. Я ненавидела этого козла. Но моя кожа изнывала от ожидания его прикосновения. Я не хотела его желать, но, похоже, моему телу было на это совершенно плевать. До него не доходили команды свыше, застревая где-то на полпути.
Неожиданно в голове наступила оглушающая тишина.
– Просыпайся, ведьма, – услышала я ненавистный голос вместо вокала солиста любимой группы.
Открыла глаза. Естественно, надо мной стоял мой долбаный кошмар. Его ноздри так трепетали, что, возможно, не испытывай я к нему такой ненависти, мне бы это показалось действительно сексуальным. Но, к счастью, я наяву прекрасно помнила, как к нему отношусь. Поэтому мне это показалось просто отвратительным. Я ведь понимала, что он ловил мой запах. А во сне я хотела его, и значит, под этим шлюшьим платьем на мне сейчас были насквозь мокрые трусики. И этот урод знал это совершенно точно.
Ленар резко отстранился с моим плеером в руках. На секунду вставил наушники, а потом досадливо бросил все мне на постель.
– Черт, ты под это спишь? И почему меня тогда удивляет, что у тебя мозги набекрень? – как обычно недовольно сказал он.
– О, я расту на глазах. До этого я была вообще безмозглой, – пробурчала я севшим со сна голосом.
– Это точно. У тебя не мозг, а просто придаток к твоему дерзкому рту и острому языку. И к тому же абсолютно отсутствует система фильтрации. Нам пора собираться. Можешь идти и в этом платье, только туфли все же надень. И, мать твою, прими душ и смени белье.
Последние слова звучали особенно раздраженно.
– Что, запахи беспокоят? Ты, часом, не беременный? – фыркнула я, поднимаясь с постели.
– Меня, ведьма, ничего не беспокоит. Это тебя, похоже, сны эротические замучили. Ты б попросила, тут будет масса желающих тебе помочь, – голос Ленара больше напоминал глухое рычание.
– Если ты о себе, то нет, пожалуй, откажусь. Уж лучше собственные пальцы и подручные средства, – огрызнулась я, направляясь в ванную.
– Я тебе уже говорил, что ты меня не интересуешь, ведьма, – Ленар снова окатил меня презрением в голосе и во взгляде. – Так что кончай мечтать о моем члене и начинай думать о работе.
– Мечтать, инкуб? Через сколько секунд я бы увидела его наяву, если бы не остановила тебя в кабинете? Только мне это шоу и на хрен не надо! – Ну почему я позволила его словам так задеть меня и столь яростно старалась вернуть любезность?
Лицо Ленара исказилось, но он быстро вернул свое обычное выражение и рявкнул:
– Через двадцать минут чтобы была внизу! – и вышел, хлопнув дверью.
А я прислонилась к стене и осела на пол. Твою ж мать. Этот сукин сын застал меня именно тогда, когда я видела первый в своей жизни эротический сон. Первый в жизни! О нем! Мои щеки заполыхали, и дыхание перехватило. Спасибо тебе, Господи, если ты есть, что эти ублюдки не умеют читать мысли. Если бы такое, не дай Бог, случилось, я бы пошла и утопилась в ванне. Хватит мне и того, что этот урод почуял мое возбуждение. И нет, чтобы промолчать! Как же! Я уже реально устала постоянно на него огрызаться. Долбаное подсознание! Я не могу хотеть того, кого так ненавижу!