- Не забудь его за деньги поблагодарить.
- Какие… Ах да, еще и деньги… - Лана помолчала. - А ты-то как к этим деньгам относишься?
- Хорошо отношусь. Он дед, его право внукам подарки делать. И дочери тоже.
- А мне как-то неловко…
- Ты просто отвыкла быть ребенком своего отца. Сама же рассказывала, как он вам с мамой праздники устраивать любил. То, что он сделал, вполне в его характере. Ты же не отказалась, когда он тебе машину подарил.
- А ты суммируй деньги, которые он на счета нам разложил.
- И суммировал, и в рубли перевел, приблизительно, конечно. Я же холодный прагматичный мужчина. Не то что ты - сентиментальная барышня.
- Это почему ж сентиментальная? - возмутилась Лана.
- Шутка… Доля правды в ней такая: ты обратила внимание на чувства. А я - на деньги.
- Ты скупой рыцарь…
- Почто бранитесь, сударыня? Твой отец - правильный мужик. Хоть и творческая личность.
«Он-то правильный мужик, - думал Олег. - А я? Хорохорюсь, вру жене, что все нормально, и меня радует подарок ее отца… Не радует, унижает. А ей я что могу сказать? Отдай деньги обратно? А взамен я тебе предлагаю свою квартиру в Жуковском. Квартира - и та по наследству досталась, не сам заработал. Да, я отличный муж… Просто гипер-супер-архи… Спрятался за широкой Пашкиной спиной, живу в его квартире, сделал игрушечную газету… Зато всю жизнь стою в гордой позе честного и неподкупного журналиста. Можно подумать, в «Новостях России» мне не с рекламных и спонсорских денег гонорары платили… Можно подумать, я как редактор «Объектива» заслужил больше уважения, чем любой другой купленный редактор…»
- Олежка, не крутись, спать мешаешь… - сонно пробормотала Лана, поворачиваясь на другой бок.
«Ну вот, еще и спать не даю кормящей матери!» - окончательно разозлился на себя Олег, потихоньку, стараясь не скрипнуть пружиной, сполз с кровати и на цыпочках отправился на кухню. По пути передумал, снял с крючка в прихожей ключи от половины Стечкиных и ушел туда. Стечкиным в двух комнатках тесно, живут в казенных апартаментах. И дом себе строят. А квартира пустая. Там хоть курить и скрипеть пружинами можно без опаски.
Олег поставил на плиту чайник, уселся к столу, закурил. Думу думал. Дума у него была невеселая. Кто он? В данную минуту он - бедный муж состоятельной жены и нищий отец богатых детей. Неужели все только потому, что он - журналист? Ведь когда учился, не стеснялся работать ради денег. И работы никакой, даже самой грязной, не чурался. А стал журналистом - и пожалуйста, выбирай: либо врать за деньги, либо правду говорить за бесплатно… А в этой истории с Царьковым и компанией - что он делал? Пыжился - и сбегал. Бросил семью и помчался в Москву, чтобы оттуда - а то, не дай бог, засекут враги - нажаловаться всесильному Пашке?
- Надо было противогаз надеть, - раздался вдруг голос Ланы.
Вспыхнул свет. Лана щурилась и махала перед лицом рукой в тщетной попытке разогнать дым.
- У тебя еще и чайник кипит уже незнамо сколько… - Она погасила газ, села напротив, устало облокотилась о стол, зевнула: - Ой, спать, спать спать…
- Ну и спала бы себе! - смущенно сказал Олег. Чувство вины смешалось с досадой: нигде покоя нет. - А у меня стариковская бессонница…
Дым лез Лане в глаза, и она их все терла и терла ладонями.
- Не ври… Ты тут страдаешь из-за папиного подарка. Нянчишь свой юношеский максимализм. Во время старческой бессонницы.
Он промолчал. Что тут скажешь? Лана, кажется, знала его лучше, чем он сам себя знал.
- Я сразу не поверила, что ты рад этим деньгам… Я про деньги даже как-то… ну, не заметила. Внимания не обратила, не запомнила. А ты сразу заметил и потом еще сказал…
- Вот-вот, давай психоанализом займемся! - Олег встал и начал шуровать в шкафчиках, ища заварку.
- Пойдем лучше к себе, я от этого дыма уже слезами изошла.
- Ты иди. Я еще сигаретку выкурю. Чаю дома попьем.
- Ты знаешь, в окне есть такая дырочка с дверцей,
форточкой называется… Ее можно открыть, лето на дворе… - иронически сказала Лана. - А чай я сама заварю.
Она снова зажгла под чайником газ, быстро отыскала баночку с заваркой и сделала чай «по-лентяйски» - прямо в кружках. Олег, открыв не форточку, а все окно, курил, глядя в августовскую бархатную ночь. Курил уже не потому, что хотелось, а чтобы не разговаривать еще хоть чуть-чуть. В голове бесконечно крутились слова, автора которых он сейчас не мог вспомнить: «И все же, как это ни странно, но как же страшно, как же страшно во всем друг друга понимать…»
Лана подошла и облокотилась на подоконник рядом с ним.
- Уже осенью пахнет, правда?
Олег, не отвечая, щелчком отправил окурок в полет, проследил глазами, как он, описав длинную дугу, упал на асфальт, брызнул мелкими искрами и погас. Опустил, увидел, что на подоконнике рядом с ним стоит кружка с дымящимся чаем, виноватым голосом сказал:
- Спасибо… А ты?
- Пью.
Они пили чай и смотрели в окно, где было темно и тихо, деревья казались таинственными, а под фонарем кружились мошки и ночные мотыльки.
- Олег… - нарушила молчание Лана и тронула мужа за плечо. - Помнишь наш разговор о том, что я долго не выйду на работу?
- Помню, конечно.
- Я ведь тоже перемучилась всеми ужасными мыслями, упрекала себя в собственном несовершенстве, в том, что живу неправильно, что я плохая мать…
Олег поперхнулся от неожиданности.
- Ты отличная мать! Спокойная, жизнерадостная, понимающая… Ни разу не кричала на мальчишек, не называла их дураками, оболтусами, недоумками и так далее… Многие матери хоть раз да сорвутся. А ты - никогда. Мальчишки тебя обожают. И главное, доверяют тебе целиком и полностью.
- Ты правда так думаешь?
- А как я еще должен думать? - удивился Олег. - Как есть - так и думаю. Лань, что с тобой? Откуда у тебя такие… странные мысли? Вроде бы у тебя никогда не было склонности к самобичеванию.
- Это не склонность, - пробормотала Лана. - Это факты. Если посмотреть объективно. Я считаю, что они меня любят совершенно незаслуженно. Тошка вообще вырос как крапива под забором и Тимку потом воспитывал.
- Ну что же ты врешь-то, а? - возмутился Олег. - Тошку мама твоя пестовала, как принца крови, а с Тимкой ты и сама ворковала, да еще и Платон!…- Олег вдруг замолчал, взял жену за плечи и внимательно вгляделся в ее лицо. - Ты к чему ведешь? Ты хочешь мне внушить мысль, что я напрасно страдаю? Да?
Лана кивнула и улыбнулась.
- Знаешь, Лана, ты мне становишься не по плечу… - помолчав, сказал Олег, выпустил ее из рук, отвернулся к окну и снова закурил. - Ты прямо… колдунья какая-то…
Лана вдруг молча развернулась и выбежала из кухни Стечкиных через общую с их квартирой дверь. И когда эта дверь открылась, Олег услышал едва доносящийся Катюшкин плач. Он выбросил окурок, закрыл окно и пошел вслед за женой.
После нежилого духа прокуренной им же кухни Стечкиных запах собственного жилья показался ему небывало прекрасным, особенно в спальне. Уютным оранжевым светом горел ночничок, и Ланка сидела, держа у груди их маленькую дочь. Это было… это было счастье. Все остальное было не важным. Мелочью все остальное было.
- Олежка, а давай мы на наши деньги откроем маленькое издательство, а? Я бы с удовольствием сейчас этим занялась, - шепотом сказала она как ни в чем не бывало.
- Сейчас? А Катька? А газета? - прошептал он, садясь с ней рядом и заглядывая в личико дочери.
- А при газете и откроем… Будет издательский дом, - мечтательно сказала Лана и вдруг смешливо фыркнула: - Звучит-то как, а?
- Звучит… круто, - согласился Олег. - Ну, посмотрим… Посчитать надо, будет ли толк.
- Вот и просчитай. Ты же у нас холодный прагматичный мужчина. С умными людьми посоветуйся. С Пашкой, например.
Олег вспомнил, что Павел говорил о чем-то таком…
- А это не он тебе такую мысль подсказал?
- Не-ет…- удивилась Лана. - Я сама об этом подумала. Многие так делают, чтобы газету поддержать… И свой капитал приумножим.
- Ах, капитал! - тихонько засмеялся Олег, осторожно обнимая жену. - Вот зачем ты про издательство заговорила…
А может, так и сделать? Может, это и есть их шанс? Дело-то интересное…
Эпилог
Ох, и горячее время настало, когда Павел приступил к своим обязанностям губернатора! И для него самого. И для всех, кто был за него. И для тех, кто был против него.
Пулей пролетели полгода. Был арестован в Италии Царьков, который жил там с семьей как Вильям Кинг, гражданин Соединенных Штатов Америки.
Еще тремя месяцами раньше в Египте задержали Приходько. Конфискованных у Царькова средств хватило на выплату солидной неустойки строительной фирме «Наш дом», и она тут же начала раздавать долги тем, кто купил, но не получил квартиры при старом хозяине. Люди из частного сектора, которых Царьков вселил в ветхое жилье, справили новоселье в новеньких пятиэтажках на своей родной улице.
Квартиру свою Павел - обе ее части - хотел было подарить Камневым, но они заартачились и купили ее у него.
- Если вам деньги некуда девать, перечислите их на ремонт Дома малютки, - попытался увернуться от сделки Павел.
- Уже перечислили, - призналась Лана. - У меня давно душа об этом Доме болела. Еще с тех пор, как писала об одном мальчике, который… ладно, не буду, а то сейчас реветь начну.
- Ну, тогда я и эти деньги туда же перечислю, - решил Павел. - Охо-хо, и хозяйство же мне предшественничек оставил! На бумаге тишь и благолепие, а разбираться стал… - Он помотал головой и болезненно поморщился. - Все коррупцией разъедено. Война у меня с местным чиновничеством, как в сорок первом году. А Васильев ко мне на службу идти наотрез отказался. Он теперь начальник убойного отдела. Фанат сыска! Спасибо, хоть «Объектив» на страже - мой лучший разведчик. Ланочка, а ты в газету когда вернешься?
- Ты не заметил? У меня грудная дочь! - Лана под мышки подняла сидевшую у нее на коленях Катюшку и повертела ею перед лицом Павла. Катюшка тут же протянула руки и с веселым кровожадным воплем ухватила губернатора за нос.
- Ой, Паш, прости… Это не ребенок, а чистый репей. - Лана с трудом отцепила ручонку дочери от этой довольно крупной части лица Стечкина и погрозила Катьке пальцем. Катька тут же этот палец с таким же жизнерадостным визгом перехватила, сунула в рот и с наслаждением впилась в плоть двумя своими острыми, как гвоздики, зубками. Лана, тихонько ойкнув, стала осторожно освобождаться из капкана.
- Никакого почтения к лицу, облеченному властью, - пожаловался Павел, потирая свой нос, на котором рдели тонкие царапины. - Придется гримом мазаться. А то скажут: Божий Бык надрался и с женой подрался. А еще крестница! - Он сделал Катьке «козу». Та что-то залопотала и протянула к нему руки. Павел тут же умилился, растаял, забрал Катьку у Ланы и стал что-то умильно ворковать, бдительно уклоняясь от маленьких цепких пальцев.
- Паш, а почему тебя у нас Божьим Быком прозвали? - с интересом спросила Лана, дуя на свой вызволенный палец.
- Не, это еще из Сибири погоняло…
- Фи, Павел Владимирович! Вы - и блатной жаргон!… - возмутилась Лана.
- О, миль пардон, мадам! - Павел, одной рукой прижав к себе Катьку, другой поймал руку Ланы, поцеловал. - Я ж все зеленой тлей ругаюсь. А божьи коровки этих букашек едят. Коровкой-то меня не назовешь? Значит - бык. Ну, и профиль бизнеса роль сыграл… Слушай, твой муж сегодня домой вообще придет?
- Он на вокзал поехал, моих родителей встречать. Должны уже скоро быть. И раз уж ты такая справная нянька, посиди с Катькой, я на стол накрывать буду.
- А сыны где?
- Старший на тренировке, младший с Олегом поехал.
- Родители надолго в гости?
- Не думаю. Папа маму в кругосветное путешествие везет. Грехи замаливает! Перед дальней дорожкой решили нас навестить.
Разговор с отцом тогда, наутро после обнаружения письма, был долгим и откровенным. Оказалось, что пять лет назад мама приехала к нему в Париж на несколько дней раньше, чем он ждал. А у него роман с молодой натурщицей - правда, на стадии завершения, но…
- Ты знаешь маму: она вела себя очень корректно, сделала вид, что все нормально. Но вместо месяца пробыла у меня всего три дня. Спала в другой комнате. И с тех пор ко мне не приезжала. Только по телефону разговаривали… как старые друзья. Ланчик, поговори с ней, а? Девчонки эти - так, ну, ты взрослая, понимаешь, я ж еще не старый. А Инна - это… это Инна.
И Лана позвонила матери, рассказала ей о письме, о разговоре и о просьбе отца похлопотать за него.
Мама долго молчала. Лана уже думала, что прервалась связь.
- Алло, мам, ты где?
- Я думаю… - И мама помолчала еще немного. - Видишь ли, отец уже год как домой просится. Я ему говорю: в чем проблема, приезжай. А он: я к тебе хочу вернуться… Лана, я боюсь! Я уже привыкла жить спокойно, а с ним разве будет покой?
- Мамочка, я помню, как с ним… Но он, может быть, изменился за эти годы?
- Нет, Лан, он прежний… И я прежняя.
- Он тебя любит.
- И я его люблю. Только любовь у нас видишь какая… неудобная: вместе тесно, а врозь - скучно.
- Мамуль, я ничего тебе советовать не имею права… Но Олежка, например, считает, что отец правильно решил, говорит: нельзя, чтобы такие красавицы, как твоя мама, одиночество мыкали!
- Олежка так и говорит? Немногие зятья тещам такие комплименты говорят… - Инна Михайловна польщенно засмеялась, потом опять надолго замолчала, наконец сказала: - Я с отцом сама поговорю. Что это он… парламентариев посылает… Да еще таких, которым я отказать ни в чем не могу.
Что и как у отца с матерью было дальше, выяснять было неловко. Мама в телефонных разговорах этой темы больше не касалась, отец в своих электронных посланиях тоже больше внуками интересовался. А две недели назад он прибыл в Москву и теперь везет маму в круиз.
- Кажется, приехали! - воскликнула Лана, услышав голоса на площадке.
Дверь распахнулась, с шумом и гамом в квартиру ввалилась взволнованная, веселая и слегка суматошная толпа: родители Ланы, Олег, Тимка и Платон, который подгадал свое возвращение с тренировки к приезду дедушки с бабушкой.
Конечно, центром внимания сейчас же стала Катерина. Все окружили ее, восхищенно ахая и пытаясь обратить на себя ее милостивое внимание.
Тимка растерянно стоял за спинами взрослых. Дед ему по дороге про какую-то необыкновенную машину рассказывал, бабушка книжку новую обещала… А только Катьку увидели - и вон чего…
Платон положил руку ему на макушку, понимающе сказал:
- Не страдай, брат. Когда ты был младенцем, вокруг тебя тоже все вертелись, как планеты вокруг солнца. Говорят, и вокруг меня такое было. Но мы этого не понимали. А потом забыли.
- Как жалко… - прошептал Тимка. - И Катька тоже забудет?
- А мы ей расскажем, - пообещал Платон. - Вот папа мне рассказывал, что было, когда меня еще не было… Потом я тебе рассказывал, что было, когда тебя еще не было… Ты же все помнишь? И я все помню. И Катьке мы расскажем, как все было. И никто ничего не забудет. Никогда. Правильно?
- Правильно, - согласился Тимка. Напряженно подумал, посопел и решительно заявил: - А когда я вырасту, у меня будет такой лучший друг, как дядя Паша. И такая жена, как мама. И много детей. Примерно два сына и одна дочка… Тош, как ты думаешь, у меня все получится?
- Конечно, - подтвердил Платон. - Конечно, все получится. Для этого просто надо стать таким, как наш папа.
…Лана украдкой прислушивалась к разговору своих сыновей и думала: да, пусть они станут такими, как их папа. Наверное, тогда им будет не очень просто жить. Но зато у них будут настоящие друзья, настоящая любовь, настоящая жизнь… Они обязательно будут счастливыми и сумеют сделать счастливыми всех, кто будет рядом.