Интересно, думаю, зачем он вечно полощет свой рот?
Мужской разговор длится так долго, что я напрочь извожусь. С утра руки просто тряслись, теперь их бьёт припадочный тремор. Мать это замечает:
– Ева, всё будет хорошо. Успокойся! – кладёт тёплую ладонь на мои ледяные сцепленные руки.
– У тебя есть что-нибудь от нервов? – спрашиваю.
Она задумывается на мгновение.
– Да, есть. Пойдём.
В их с Дэвидом спальне мать достаёт из ящика комода далеко спрятанный пакет, вынимает банку с незнакомой надписью.
– В Европе купила, там получилось без рецепта, – сознаётся, вынимая для меня одну капсулу.
– Давай две! – требую.
– Их по одной принимают, – сообщает нерешительно, но посмотрев ещё разок на мои руки, меняет мнение. – Возьми ещё одну, они всё равно не настолько сильнодействующие.
Я проглатываю, запивая водой из крана в ванной.
– Ева! – морщится мать. – Могла бы и на кухне!
Да уж, конечно, повеселить тётку и её муженька. Зачем вообще было их приглашать? Но тут палка о двух концах: с одной стороны, посторонние, а с другой, в массовке неловкость всегда сглаживается.
Мы возвращаемся в гостиную, но мужчин всё ещё нет.
– Уже половина шестого! – сообщает Грейс с недовольством. – Вот и шоу моё закончилось. Будем садиться за стол?
– Да, конечно, Грейс, – отвечает ей мать с натянутой улыбкой. – Вот только хозяина дождёмся.
Не успевает она договорить, как дверь открывается и входит Дамиен, за ним Дэвид и Вейран.
У меня предынфарктное состояние. Я знала, что будет тяжело, но не думала, что настолько. Смотреть страшно, но и в то же время дико тянет. Мой взгляд мечется: с Дэвида на Дамиена, и обратно. Я стараюсь дышать спокойно и сфокусироваться на ком-нибудь одном. На Дэвиде? Нет. На Дамиене? Нет… Но… на Дэвиде?
– Дамиен, руки можешь на кухне помыть или в гостевой внизу, в прошлом году мы сделали и в ней небольшую ванную.
Да, точно. Только теперь замечаю: руки Дамиена испачканы в чём-то чёрном. Наверное, автомобильное масло или что-нибудь вроде этого. Какая-то техническая хрень, в которой он пачкался и раньше, когда мы встречались. А запах бензина – один из вечных ароматов моего Дамиена.
Моего? Давно уже нет.
Наконец мать приглашает всех ужинать. Не успев сесть, я роняю вилку и, вынырнув из-под стола, чувствую на себе взгляд. Но смелости ответить не хватает, поэтому бросаюсь усердно протирать её салфеткой.
– Если хочешь, возьми новую, – комментирует мать.
Могла бы и не заметить! Чёрт.
Я бросаю один несмелый взгляд в ЕГО сторону и одно короткое, буквально микроскопическое мгновение мы смотрим друг на друга. Он сразу отводит глаза, но сердце успевает воткнуться мне в горло. Никаких шуток, я не могу дышать. Хватаю стакан с водой и пью большими глотками, надеясь протолкнуть это глупое сердце обратно, на своё место.
Дальше мы просто ужинаем. Мать нахваливает свои блюда, то и дело вставляя реплики о замечательном сыне, который научил её вот тому и вот этому, а ещё досрочно закончил учёбу в Университете и уже получил диплом по специальности «Режиссура».
– А что, ты теперь будешь фильмы снимать? – интересуется тётка.
– Посмотрим, – коротко отвечает Дамиен.
Он изменился. Его и не узнаёшь, и узнаёшь одновременно. Он больше не молодой горячий парень с дерзким беспокойным взглядом. Теперь он – смелый, знающий себе цену мужчина. Мужчина, научившийся скрывать свои чувства: его лицо не выражает ни единой эмоции. Его позвали на ужин, и он ест, ему задают вопросы, и он отвечает, не давая при этом ответов.
– У тебя уже есть задумки по поводу первого фильма? – интересуется Вейран.
– У любого человека есть планы в деле, которым он занимается.
– А как с работой? Киностудии набирают молодых режиссёров? – не унимается тётка.
– Я над этим работаю, Грэйс, – отвечает, холодно улыбаясь, но даже от его неестественной улыбки тётка тает.
Я замечаю, что Триш разглядывает Дамиена слишком внимательно. Даже вызывающе. Браки между кузенами тоже запрещены, неужели она не знает?
Мой взгляд снова скользит в том самом направлении, и я вижу, что он смотрит на мою руку, сжимающую ножку бокала.
На моем пальце кольцо. Мы купили его на мосту Понте-Веккьо во Флоренции, по обеим сторонам которого расположены старинные ювелирные лавки. Не планировали, просто мимо шли, и Дамиен, заметив мой истинно женский заинтересованный взгляд, предложил зайти.
– Нееет! – был мой нервный ответ.
Денег-то у самой не было, я и без того в том путешествии развлекалась целиком за его счёт.
– Ну же! – подталкивает меня к первой попавшейся двери. – Я же вижу, что хочешь!
И мой взгляд почти сразу находит его – кольцо с рубинами и чёрными бриллиантами, искусно имитирующими цветок мака.
– Опиум, – кивает продавец, одобрительно улыбаясь моему вкусу. – Цветок сна и смерти. Но у него есть и другой смысл – одержимость, страсть.
Корявый английский итальянца действует как заклинание:
– Попробуем? – заглядывает он в мои глаза.
– Нет! – отрезаю. – Мы только посмотреть!
– Да! – а вот Дамиен настроен серьёзно.
В тот день он сам надел это кольцо на мой безымянный палец. И когда я попыталась снять, остановил:
– Не снимай!
Затем, оторвав взгляд от действительно необычного украшения, добавил:
– Это моя предварительная заявка. Чтобы место застолбить, – криво улыбается, а в глазах странная тень.
Кажется, он чувствовал. Так сильно любил, дышал любовью, нами, что предвидел, знал, чем всё закончится.
Предварительная заявка стоила состояние: Дамиен расплачивался всеми своими картами и кредитной в том числе. Я вогнала его в долги, но выглядел он счастливым, как никогда. Потом, вечером из-за разницы во времени, ему звонил Роялбанк, чтобы подтвердить покупку: слишком внушительной оказалась сумма.
Я возмущалась, не могла успокоиться до самого конца нашего отпуска, утомляя Дамиена своими причитаниями, пока он, наконец, не объяснил себя:
– Ты не понимаешь! Это как занять первое место в очереди, где тебе почти гарантированно достанется то, о чём ты всегда мечтал! Все вокруг завидуют твоему счастью и заглядывают через плечо, чтобы раздосадоваться ещё сильнее в собственной неудаче, а ты подпрыгиваешь на месте от нетерпения и даже встаёшь на носки, стараясь дотянуться и потрогать, пока не появился продавец. И тебе снова все завидуют! – морщит нос.
После этого разъяснения я умолкла раз и навсегда.
А кольцо с тех пор никогда не снималось с моего пальца – он надел, и никогда уже этого не повторит. Я почти не готовлю, а если случается – надеваю перчатки, чтобы не повредить и не испачкать. Кручу его вокруг своей оси, когда нервничаю, и это часто помогает совладать с собой. Или нежно поглаживаю подушечкой большого пальца, когда вспоминаю о Дамиене. Никто не знает, откуда у меня это кольцо, даже мать. Ни одной живой душе не известна тайна предварительной заявки, кроме того, кто сейчас на неё смотрит.
Смотрит и нервно сглатывает, если до этого держался, прятался за взрослым фасадом, то теперь почти обнажился. Медленно поднимает глаза, боясь смотреть в мои, но и одновременно нуждаясь хотя бы в одном искреннем взгляде. Так же, как и я, очевидно. И мы оба получаем то, чего так желали, потому что никто кроме нас не может нам это дать – Понимание.
Настоящее понимание боли и жестокости жизни, потому что тот второй единственный способен до конца её прочувствовать. Отражение твоего непотопляемого чувства в другом, таком же непотопляемом. Утешение, потому что ему так же плохо, как и тебе, так же тоскливо, так же одиноко и холодно.
И он так же, как и ты, тайно мечтает оказаться на необитаемом острове. На затерянной планете. В самом отдалённом и беспризорном уголке Вселенной, если только с ним будешь ты. Это – единственное условие.
Глава 4. Кто мы?
Sia – Deer In Headlights
Ужин заканчивается, гости разбредаются по гостиной в ожидании чая и сладкого, мужчины с мужчинами, женщины на кухне.
После кольца Дамиен ни разу на меня не взглянул, ни разу. И если опустить наши «отношения», то я просто как человек даже нуждаюсь в уважении. Выбираю момент, когда мой муж отвлечён, а родителей и вовсе рядом нет, набираюсь смелости и подхожу к нему.
– Привет!
– Привет, – отвечает, не отрывая взгляда от бокала в своих руках.
– Я как будто невидимка для тебя! – упрекаю.
Наверное, в этих словах должно было быть возмущение и даже негодование, но я их буквально прошептала, произнесла так тихо, чтобы только он услышал.
Дамиен поднимает свой взгляд не сразу, ему, очевидно, потребовалось время, чтобы собрать свои силы и посмотреть мне в глаза:
– Мне так легче…
Чёрт, возьми… чёрт, чёрт…
Зачем я тронула его? Зачем?
Это не взгляд, нет – это океан сожалений. Это не душа, это рваная рана. Я всё это время, все эти дни, недели, месяцы, годы думала о себе, о нас, но ни единой секунды о нём. А он тоже несёт этот груз, эту абсурдную боль, и его ноша, похоже, в разы тяжелее моей.
Я помню, как он любил меня. Помню, как менялся, как его жёсткость перерождалась в манящую мягкость, грубость в нежность, а ненависть в любовь. Как трогательно все это было…
Я просто стою рядом, я просто… сестра? Член семьи? Близкий человек? Родственник? Кто я ему, если он сотни раз был во мне? Кто он, если я до сих пор помню вкус его губ, их мягкость, и те поцелуи мне снятся? Кто он, если после однообразного рутинного секса с мужем мне снится близость с ним, и во сне я всё чаще испытываю оргазмы, а просыпаясь, плачу, потому что в реальной жизни у меня их нет. Теперь совсем уже нет.
Мои вспотевшие ладони дрожат, и я с трудом сдерживаю слёзы. Как всегда, как и бывало раньше, он оказался прав: нам обоим было бы легче без глаз друг друга. И теперь, когда он смотрит на меня всё с той же любовью, но теперь уже смешанной с горечью, я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть.
Каменная улыбка – моё спасение. И пусть в этот момент я похожа на робота Си-Три-Пи-О, пусть! Главное, не рыдаю.
Дамиен поднимается, и рядом с ним я чувствую себя букашкой. Маленькой-маленькой.
– Давай выйдем на воздух?
Его голос так мягок… Я помню этот тон и эту мягкость в моменты, когда на него волнами накатывала нежность, и он целовал меня, называя своим «Опиумом». Но ещё чаще этот бесподобно бархатный голос шептал е нежности или непристойности во время…
– Хорошо, давай выйдем.
В саду тепло, невзирая на поздний вечер, и пахнет сиренью и дикими гиацинтами, посаженными матерью стайками то тут, то там по периметру двора. Мы садимся в садовые кресла друг напротив друга, и Дамиен улыбается, глядя мне в глаза:
– Я рад, что у тебя всё хорошо. Искренне!
– Спасибо…
– Важно, что ты справилась.
– С чем?
– Нашла своего человека, счастлива с ним… это… очень хорошо!
– Эмм, да, наверное.
– Не обижает тебя?
– Нет! – смеюсь. – А что, если бы я сказала «Да»?
– Оторвал бы ему руки и… ещё кое-что, – тоже смеётся. – Очень хочется, а так – был бы повод!
Моё чувство юмора всегда ценило шутки Дамиена – мы смеёмся, и натянутость между нами потихоньку рассасывается.
– А как у тебя? Дела с…
– Не так успешно, как твои, но могло быть и хуже.
Дамиен смотрит в мои глаза, и во взгляде бездна. Кажется, я могу читать его мысли, и сейчас он хочет меня обнять. Не как брат сестру нет… совсем иначе. Он смотрит на мои губы… Боже, как же знаком этот взгляд, и как предательски жестока память, храня все до единого воспоминания. После таких взглядов бывали поцелуи: долгие, страстные, перерастающие в ласки, и если позволяли обстоятельства, то всегда в секс. И у меня каждый раз бывали оргазмы, похожие на европейские фейерверки.
Я чувствую себя грязной, помня об этом. Мы делали то, что под запретом, будучи в неведении, но теперь, когда оба знаем, обязаны всё это забыть. Помнить неправильно, а помнить так, как я помню, греховно.
Дамиен опускает глаза, разглядывая собственные туфли. Дорогие туфли.
– Чем ты занимаешься? – интересуюсь.
– Работаю, – вздыхает.
– Я знаю. По туфлям вижу.
– Что с ними не так? – знакомая резкость приходит на смену мягкости.
– Всё так: хорошие, дорогие туфли. Они практически кричат об успехе, и я рада, что у тебя получается всё, что задумал.
И снова глаза в глаза, но в них больше нет любви, в них злость.
– У меня никогда не получится всё, что задумал!
– Упорство, ум, таланты у тебя есть, и если верить в себя… – спорю.
– То я смогу изменить этот мир? Или его отношение к отдельным вопросам? Или свою ДНК? Может быть, историю своего появления на свет?
– Мы говорили об успехе, – почти шепчу, задыхаясь от его внезапного напора.
– Успех – ничто, если ты не с тем, для кого хочешь быть успешным!
Дамиен импульсивно отворачивается, но уже спустя пару мгновений, словно опомнившись, вновь смотрит на меня с мягкостью.
– Прости! Не знаю, что на меня нашло. Прости…
– Это ты прости, что не пришла тогда, – наконец, мне хватило мужества это произнести.
Дамиен снова поднимает глаза и, странно сощурившись, улыбается:
– Всё в порядке.
– Просто… не получилось со временем, – выдыхаю. – И я слишком поздно спохватилась, чтобы предупредить, – оправдываюсь.
– Я понимаю, – он улыбается какой-то вымученной улыбкой. – Забудь. Я тоже забыл, – отрезает.
– Хорошо, – так же насильно растягиваю свои губы, чтобы улыбнуться в ответ.
Глава 5. Табу
Дамиен
Nick Wilson – Miles Apart
Всемирная сеть – она всегда готова предоставить ответы на ваши вопросы. Любые.
Запрос:
«Я люблю родную сестру»
Результаты поиска:
«Испытываю чувства к сестре»
«Меня вот уже три года сильно тянет к родной сестре. Я имею в виду, физически тянет и не только…»
«Подскажите, как справиться с проблемой: переспал с родной сестрой. Мы не предохранялись»
«Мой муж любит сестру…»
«У меня «было» 7-8 раз с сестрой. Сейчас нам обоим за 20, но отношения с девушками не получаются – не могу выкинуть её из головы. Помогите!»
«Мы расстались… Вот уже прошло полгода, а я люблю до сих пор… и он тоже… мы не жалеем о том что мы сделали… ведь это были самые лучшие моменты нашей жизни… и я хочу сказать, что в этой любви нет ничего плохого, просто если бы люди понимали и дали бы нам шанс, мы были бы счастливы… желаю всем такой сильной любви, не обязательно между братом и сестрой… будьте любимы, кто бы вас ни любил и кого бы вы ни любили…»
«Я уже давно влюблена в своего брата. Родного брата! Мне скоро 17, ему 19. Первый раз я поняла, что испытываю к нему нечто большее, чем просто родственную любовь лет в 14. Чего я только ни делала! И к психологу ходила, и старалась отвлечься, пыталась найти кого-нибудь, но это бесполезно. Понимаю, что у меня обречённая любовь…»
«… это чувство я храню только в себе, никому не говорю о нём. Да! О том, что я полюбила родного брата, известно только мне. Подругам или ещё кому-то мне стыдно рассказывать об этом. Когда вспоминаю, что это считается грехом, тяжелее становится в миллионы раз. Но что мне делать с этими «миллионами», если чувство – самое настоящее?!»
Общество:
«Фу-у-у, это же инцест >< Жесть…»
«Я считаю это умственным отклонением, простите, если кого-то обидела»
«В истории мира, зачастую представители королевского рода имели право жениться исключительно на родственниках, не допускалась примесь посторонней крови в роду. И да, скорее всего, именно это приводило к последствиям в виде синдрома Дауна и прочего у их потомков, но не всегда. Позже православная церковь запретила браки между близкими родственниками. Если говорить о мире современном, то извините, сексуальная революция сделала своё дело. Если уж разрешено в некоторых странах жениться парам нетрадиционной ориентации, да даже на своих домашних животных уже женятся, то что уж тут говорить о родственниках? Хотя я это считаю как минимум аморальным»