Evа: «Почему?»
Dam: «Потому что искренне не желаю тебе счастья с твоим этим… пффффф!!!»
Evа: «Он настолько тебе не понравился? С тобой, таким мачо, конечно, никто не сравнится, но всё же, неужели он настолько плох?»
Dam: «Ева, для тебя любой будет недостаточно хорош. И мне больно от того, что ты его защищаешь»
Evа: «Я не хотела делать тебе больно»
Через несколько часов:
Dam: «Я снова о тебе думаю. Да я всё время о тебе думаю! Думаю утром, думаю днём, думаю вечером. А ночью ты мне снишься. Каждую ночь! Стоит закрыть глаза, и ты тут, как тут…»
Dam: «Ты сказала, у меня успехи… это от того, что я слишком много работаю, Ева. Не только днём, но и вечером, и ночью. Это не от трудолюбия, поверь! Мне просто необходимо забивать голову текущими проблемами, заставлять мозг искать решения, чтобы он не думал о тебе и не пытался разобраться в том, в чём разобраться невозможно»
Dam: «Почему я не могу перестать думать о тебе?»
Evа: «Я не знаю»
Dam: «Завидую тебе. Хотя мне и больно это признавать, но ты оказалась живучее меня, нашла свой выход. А у меня ничего не выходит. С женщинами, Ева. Ничего! Я не вижу их, не воспринимаю. Они все – говорящие куклы, ты понимаешь меня, Ева? Хотя, наверное, не понимаешь. У тебя ведь теперь есть ОН. А у меня – мои проститутки»
Dam: «Боже, что я несу… Завтра, наверняка, буду сгорать от стыда. Телефонным компаниям стоит ввести услугу блокировки номеров “бывших” на случай пьяного дебоширства. Это была бы отличная услуга, я бы воспользовался! Завидую, Ева, тебе и твоей сдержанности. Ты – сила. Сила! Сила! Сила…»
Dam: «У меня чёрные мысли, Ева. Но страшнее всего то, что они меня больше не пугают. Я говорю себе, что это слабость, но знаешь, мне, кажется, уже и на это наплевать»
Evа: «Дамиен, пожалуйста, перестань! Ты меня пугаешь!»
Dam: «Я не нарочно, честное слово. Мне некому об этом сказать. Ни одной живой души вокруг, ты понимаешь?»
Ох, как же хорошо я его понимаю. Плачу, глядя на экран своего телефона и не зная, как и что отвечать. Ему ведь плохо, это же очевидно. Моему Дамиену плохо!
Dam: «Если бы мы могли встретиться… Хотя бы раз, Ева? Помнишь, как раньше? Только ты и я, и никого больше…»
Evа: «Ты не трезв, завтра пожалеешь, о том, чего просишь»
Dam: «Жалеть придётся в любом случае»
Спустя минуту:
Dam: «Давай встретимся?»
Мои руки дрожат. Да что там! Всё во мне, что есть, трясётся в нервном треморе. Он хочет ВСТРЕТИТЬСЯ! Увидеться, поговорить наедине.
И только я успеваю набрать своё почти согласие: «Где?», Вейран входит в спальню и, соблазнительно улыбнувшись, укладывается рядом. Я знаю, чего он хочет, и пока позволяю брать то, что обязана ему давать, думаю о необходимости как можно быстрее ответить Дамиену. Его сообщение о «чёрных мыслях» поселило в душе тревогу. Мне страшно не потому, что я доверчива, а потому, что слишком хорошо знаю, каково ему. Знаю, потому что сама пережила это раньше. Не так давно.
Глава 7. Давай сбежим на остров?
HAEVN – The Sea
Это та же кофейня, где мы впервые встретились, будучи взрослыми. Здесь мы играли взглядами в «пинг-понг», здесь впервые почувствовали притяжение. И влечение тоже.
И теперь тоже вечер, как тогда, только более поздний, и вместо запавшего в мою душу лилового зарева – серое небо и извечный дождь. Вдали едва различимый тёмный залив, гор не видно из-за мглы мороси, зато на дороге прямо под нами, на три этажа ниже, мелькают проезжающие авто и путешественники с чемоданами и раскрытыми зонтами.
Дамиен постарался хорошо выглядеть – на нём красивый модный пиджак тёмно-синего цвета и такая же рубашка. Он поднимается, увидев меня, и я могу сказать, что его тёмные джинсы прекрасно сочетаются с непростительно дорогими на вид туфлями.
Я тоже сделала сегодня исключение – надела платье, и так совпало, что оно идеально соответствует оттенку его рубашки.
Дамиен легонько приобнимает меня и целует в щёку, как и положено родственникам. Или «бывшим»?
Он гладко выбрит, от него сногсшибательно пахнет. И он нервничает, поэтому, очевидно, начал без меня – на столе бокал с алкоголем. Не знала, что его продают в Старбаксе.
– Давай выпьем вина? – предлагает.
– С каких пор здесь водится вино?
– Считай, мы у них – vip-клиенты! – улыбается.
Официант приносит нам вино, бокалы и блюда, каких я сроду не видела в этой кофейне.
– И всё-таки, откуда здесь спиртное и ресторанные блюда?
– Я же уже сказал! – подмигивает.
На моём лице, очевидно, пропечатывается недовольство, потому что Дамиен тут же сдаётся:
– Мы здесь снимали эпизод пару дней назад, ребята меня знают и разрешили заказать еду в другом месте. Я сказал им, что именно этот столик, это окно и этот вид имеют решающее значение в моём сегодняшнем деле, а еда нужна человеческая. Они просто сделали для нас исключение.
Дамиен наполняет наши бокалы, а я считаю нужным заметить:
– Вино я люблю, но тебе, по-моему, уже достаточно.
Он поднимает бровь и с ухмылкой отвечает:
– Тебе не идёт быть строгой мамочкой!
Через секунду, словно его осенила глубокая мысль, добавляет:
– А-а! Я понял! Это ТАК ваши роли распределились? Ты командуешь?
Дамиен пытается «юморить», но у него плохо это выходит: в натянутой усмешке, в сжатых губах слишком отчётливо проявляется напряжение. Так улыбаются люди, которые пытаются скрыть страдание.
– Ты странный, – признаюсь. – Непривычный.
– Я выпил три литра растворителя морали! – смеётся.
– Ты пьян!
– Я пьян… А мне ничего больше не остаётся, кроме как заливать свои мозги спиртом. Дамиен Блэйд в спиртовом растворе! Высшее качество, но товар однажды уже был возвращён продавцу. Хотите скидку?
– Прекрати!
– Почему у меня не получается так же легко, как это вышло у тебя?
– Откуда тебе знать, как было у меня? Как ты вообще можешь обо мне что-либо знать! Ты не видел меня три года, три! Ты… ты… ты трус!
– Да… я трус… наверное… но я ждал тебя… в этом кафе… в этом чёртовом кафе… будь оно проклято!
– Так я и думала, что эта тема ещё не закрыта! Не так просто и не так легко! И, прося забыть, ты требуешь, на самом деле, помнить! Как достойно!
– Почему ты не пришла?
– Думаю, по той же причине, что и ты.
– Что я, что? Я был там! Я ждал тебя!
– Ты не хотел меня видеть. Ни сразу: ни спустя день, ни два и ни три! Месяцы прошли! Месяцы, Дамиен! Что? Чувствовал себя грязным?
– Не смей!
– Ещё как посмею! Я же права, так ведь?
– А ты? Хочешь сказать, у тебя этого не было? Ни о чём не думала?
– Да, Дамиен! Именно это я и хочу сказать! Можешь удивляться и не верить, но я не чувствовала себя грязной или совершившей дикое преступление. Я ждала звонка, но ты не звонил. Ты просто ушёл, хлопнув дверью! Ты первым бросил меня! Не родители, не люди, не общество и не мораль, Дамиен! Ты сделал свой выбор: ты ушёл!
– Мне нужно было подумать!
– Думать очень полезно. Да. Особенно по поводу обещаний, которые раздавал.
Его пьяный расфокусированный взгляд мгновенно трезвеет, делается серьёзным, и я могу наблюдать волны негодования, стыда, сожалений. Да, его тёмные блестящие радужки словно умоляют меня дать ему шанс исправиться, стереть из памяти прошлое, вернее, только ту его часть, где он забыл о том, что обещал. А обещал очень многое, и главное – любить несмотря ни на что. Всегда рядом быть, никогда не бросать. Защищать от всех и вся, но только не от самого себя.
– Прости меня!
«Бог простит» – думаю, но вслух произнести не решаюсь – слишком пугает уязвимость, поблёскивающая в его глазах.
– Дело не в этом, – бормочу, да практически шёпотом сообщаю бессмыслицу, вертящуюся на языке.
Думать сложно, почти невыносимо, когда он сидит вот так, всего в метре. И грудь, к которой так хочется прижаться, нервно вздымается при каждом его вздохе. А если разжать тормоза и дать себе волю, то руки мои сорвали бы с его мышц эту фэнси рубашку и легли бы ладонями по обеим сторонам того самого символа, идентичная копия которого красуется на моей собственной груди. Я бы показала ему центр всех его обещаний, но сама, втайне от всех и самой себя, наслаждалась бы теплом его кожи под своими пальцами.
За широким окном уже почти стемнело – начался «синий час», время фотографов. Цветные огни проезжающих внизу авто расплываются длинными кометами на мокром стекле витрины Старбакса. Наша любовь похожа на этот след – вспыхнула ярко-красной вспышкой и пролетела так быстро, что мы едва успели понять, что произошло. И только в памяти остался её исчезающий след.
– Ева… – он почти шепчет. Звучит так, словно потерял голос. – Ева, прости!
Azaleh – Moonlight
Сложно бороться со слезами, когда они нагло прут, сшибая с ног, не ожидая разрешения на пересечение границы. И вдруг я слышу то, что мгновенно приводит меня в чувство:
– Ева! – Дамиен резко накрывает мою руку своей, как тогда в юности. – Давай наплюём на правила? Давай забьём на мораль?
– Ты пьян! Опять пьян!
– Ты права. Но пьяный я всего лишь озвучиваю свои трезвые мысли!
– Я замужем, Дамиен! У меня есть муж! И обязательства перед ним!
– Ты скала, Ева, – отпускает мою руку и откидывается на спинку сидения. – Я восхищён: не женщина – кремень!
Его глаза неприятно суживаются, и, возможно, будь он трезвым, моя внутренняя рана опалялась бы только этим вот его обиженно-рассерженным взором, но нет же, он ведь ещё и пьёт один бокал за другим.
– Меня удивляет та решимость, с какой ты вышвырнула меня из своей головы и легла в постель к своему Хуану. Почему я, интересно, не могу так же?
– Он не Хуан, он Вейран!
– Один хрен, чурбан с маленьким членом!
– Откуда тебе знать, какой у него член?
– Столкнулись в душевой в джиме, – ржёт.
– И ты пялился на его член?
– Ну, нужно же мне было знать, как теперь развлекается моя Ева!
– Дамиен, ты не можешь думать обо мне в таком ключе!
– Да? И кто же мне запретит?
– Мораль.
– Ах мораль… Чёрта с два твоя мораль заберётся в мои мозги!
– Почему моя?
– Потому что не моя. Ты когда-нибудь задавалась вопросом, а что, в сущности, есть мораль?
– Мораль – это базовые основы человеческого поведения. Устои, основанные на… многовековом опыте и практике.
– Мораль – это свод придуманных кем-то правил. Правил, установленных чьей-то ограниченной мудростью. Люди веками считали, что Земля – центр мира, пока Джордано Бруно не вышел за рамки и не объяснил им реальное положение вещей.
– Я помню его статую на площади цветов в Риме. Мы переводили надпись под ней, и, кажется, там было сказано: «Джордано Бруно – от столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжён костёр». Ты же помнишь, что с ним случилось?
– Сейчас не шестнадцатый век, мы не в Риме, и у нас нет инквизиции!
– Она есть, Дамиен. Она заложена в нас самих и наших близких. Мы сами сожжём себя, сами. И это будет куда дольше и мучительнее, чем у Бруно.
Где Дамиен-лидер? Куда делась непоколебимая уверенность в себе и то безразличие к авторитетам и окружающему миру, которые делали его таким привлекательным? Где несгибаемый борец?
– Я знаю, что тебе больно, Дамиен.
– Интересно, откуда?
– Если бы ты не пребывал почти постоянно в пьяном угаре, то, возможно, понял бы, что и мне тоже больно. Что Вейран – это мой способ пережить. Пока ты забываешься с проститутками, я пытаюсь сосредоточиться на человеке, который меня любит!
Дамиен со вздохом накрывает лицо ладонями, с силой прижимая пальцы к глазам, потом, словно стряхнув временное помутнение, резко убирает их и смотрит на меня совершенно трезвым взглядом:
– Что если и мне сосредоточиться на том, кто меня по-настоящему любит?
Я не сразу улавливаю намёк. Сижу некоторое время в полной прострации, взвешивая вероятность любви между покорёженным эмоционально мужчиной и дорогой проституткой, как вдруг на ум внезапной вспышкой, сопровождаемой громом, приходит имя «Мелания».
В это же самое время Дамиен с совершенно серьёзным лицом делает мне предложение:
– Давай уедем на остров? Купить кусок суши в личное пользование я не смогу, но виллу с участком – вполне. Нам ведь всё равно не нужны… школы, будем жить на острове и говорить туристам, что муж и жена.
– Если бы не количество тобой выпитого, увиденное сегодня моими глазами, я бы подумала, что ты серьёзно.
– Рискни предположить, что серьёзно. И ответь.
Он держит меня взглядом с такой интенсивностью, будто распял, а у самого в глазах страх. Панический страх.
– Дамиен, это грех, то, что ты предлагаешь. Это страшный грех. И позор для родителей, для всей семьи!
Я как будто впервые всерьёз задумываюсь, взвешивая аморальность не только этого предложения, но и допустимость мыслей о нём.
Конечно, я лгу ему и лгу себе, отгораживаюсь пристойностью, но ведь в полной тишине своего одиночества, даже невзирая на храпящего рядом мужа, сколько раз мой извращённый мозг мечтал о таком же уединении, которое Дамиен набрался мужества предложить?
– Родители никогда этого не примут, они не примут нас! – ищу оправдания своей трусости.
– Мне плевать на родителей! Особенно после того, что они с нами сделали! – вспыхивает.
– Но они не перестали быть нашими самыми близкими людьми. Они совершили ошибку… несколько ошибок, Дамиен. Разве ты не ошибался?
Он не отвечает.
– И потом, я думала, у тебя наладились отношения с матерью. Это, наверное, важно для тебя?
– Энни всегда выдаёт желаемое за действительное.
– Правда? Ты не называл её матерью?
– Называл. Когда был в стельку пьян и не стеснялся открыто стебаться. Или стёб тоже считается? Знаешь, очень странно никогда не иметь матери и вдруг внезапно её «заиметь». Это вызывает в моём воспалённом мозгу когнитивный диссонанс! Я и выгнать её из своей жизни не имею права, она ведь всё-таки мать, но и принять никогда не смогу тоже. Особенно помня о том, во что она превратила твою жизнь, Ева.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что она, похоже, так и не поняла за все годы после случившегося в роддоме, что у неё родился не только мёртвый сын, но и живая дочь! Кошки, Ева, лучшие матери, чем наша по отношению к тебе! Это просто режет глаза, выворачивает душу! Она будто отказалась от тебя, но при этом официально не бросила. И знаешь, может приёмная мать любила бы тебя больше.
– Она любит меня. В своей специфической манере, правда, но любит. И не говори ерунды! Ни одна приёмная мать не лучше родной!
– Не знаю, – поджимает губы. – Не знаю.
Спустя время, неожиданно добавляет:
– Мне бы побольше ума в детстве…
– Что было бы?
– Меньше тупых поступков с моей стороны, Ева. Стыд – жалкое чувство в сравнении с тем, что я теперь испытываю. После всего.
– И что же ты испытываешь? – надавливаю.
Дамиен поворачивает голову к окну, стискивает зубы и после недолгой паузы признаётся:
– Я должен был любить тебя… а не ненавидеть. Ты – мой единственный по-настоящему родной человек. Из-за их ошибок мы наделали своих.
– Не все братья и сёстры любят друг друга, Дамиен. Ты идеализируешь то, чего у нас не было, но на деле дети ссорятся и враждуют независимо от родства.
– Я бы любил тебя… и защищал.
– Что мешало тебе если не любить, то хотя бы не третировать Еву-сводную сестру?
– Глупость, недостаток жизненного опыта, детский максимализм и заложенная в генах жестокость. И отсутствие любви. Да, не удивляйся, мне тоже её не хватало.
– А между тем, мать души в тебе не чаяла и вечно лезла с нежностями, заботой и советами. И отец любил, пусть и своей сдержанной любовью, но любил и любит сейчас. Не жалуйся! – делаю глоток из своего стакана с соком, потому что в горле пересохло от этого странного разговора. – Я помню, ты однажды рассказывал, как сильно тебе не хватало матери, а ведь она почти всё время была рядом! Она всегда любила тебя.