– Ты мне поможешь? – прошипела я, кляня собственную злость. Сейчас нельзя ругаться. Он – моя последняя надежда на то, чтобы не остаться ночевать на вокзале.
– Помогу… – лениво протянул супруг, чтобы добавить: – Если не станешь подавать на алименты.
– Что? – ошарашенно возмутилась я.
– Ты слышала. Я не собираюсь платить за твою дурость. Это ты хотела этого ребенка, а не я. Ты хотела – ты получила, а теперь сама разбирайся, – выплюнул он, а я не верила собственным ушам.
Перед глазами промелькнули картины, на которых Ваня выглядел таким счастливым, таким радостным. С каким трепетом он гладил мой еще совсем плоский живот… Как бережно прижимал меня к себе… Нельзя же так играть! И его забота, его нежность…
– Но…
– Так что? Согласна? – поторопил он меня.
– Называй адрес, – выдохнула я подавленно.
– Э, нет, дорогая. Я не хочу, чтобы ты потом сидела у меня под окнами и караулила меня у подъезда. Я приеду через час к офису. Там и поговорим.
Нажав на отбой, я зажмурилась и до боли прикусила губу. Все мышцы были напряжены, меня трясло от негодования, злости, ярости и бессилия. За что мне этот кошмар? Никогда не думала, что так бывает в реальной жизни. По телевизору в дешевых мелодрамах – да, но не в моей жизни.
Стряхнув с себя оцепенение, я спешно последовала к зебре. Не стоило тратить время на жалость к себе. Если верить гуглу, путь мне предстоял неблизкий, а в кармане денег не хватит даже на поездку на автобусе.
Руки уставали. Я перевешивала переноску то на один сгиб локтя, то на другой, то просто удерживала обеими руками, обхватив сверху и снизу. Молилась, чтобы не упасть. По тротуарам идти было немного легче, но, когда переходила через дороги, двигалась по ледовым выбоинам семимильными шагами. Облегченно выдохнула лишь тогда, когда наконец добралась до здания, что вполне могло бы претендовать на небоскреб из будущего. Он со всех сторон был обшит серебристым стеклом. Через каждые пять этажей сужался, чтобы ворваться в небо подобием шпиля. Как по мне – слишком помпезно.
Присев на деревянную лавочку недалеко от входа, я поставила переноску к себе на колени, переживая, что Аришка может замерзнуть. Достав телефон, хотела позвонить Ивану, чтобы сказать, что я уже на месте, но мобильник приказал долго жить. Даже не реагировал, когда я в отчаянии нажимала на кнопку включения, а это могло означать только одно: он вконец разрядился.
Оставалось надеяться, что Ваня меня не обманет. Хотя бы в этом.
Не знала, сколько прошло времени. Ужасно нервничала, потому что Аришка разок просыпалась, но не буду же я кормить ее прямо на улице. В последнее время дамой она была вредной и могла попросить кормежку внеурочно. Сегодня, видимо, повлияла наша затянувшаяся прогулка. Пришлось пользоваться пустышкой, к которой я прибегала только в самых крайних случаях. Ощущала себя потерянной. Дочка хотела есть, а я была вынуждена дать ей обманку, от которой она разве что кричать ненадолго перестанет. Плохая из меня получалась мать.
Ваня все не приходил. Взяв переноску, я пошла к главному входу здания. Наверняка там имеется охрана, у которой можно спросить который час, а возможно, ненадолго напроситься погреться. Джинсовая ткань давно накалилась, и ноги мерзли, несмотря на теплые вязаные носки.
– Эй, есть тут кто? – постучала я по стеклянной двери. – Ау!
– Чего надо? Ушли уже все давно, – гаркнули мне откуда-то справа.
Присмотревшись, заметила приоткрытое окно, за которым стоял грузный мужчина в темной кепке. Он-то со мной и говорил.
– Простите, у меня телефон разрядился. Не могли бы вы подсказать мне, который час? – обратилась я, натягивая на губы самую доброжелательную улыбку, на которую сейчас была способна. А то, что зубы постукивали от холода, ему навряд ли слышно.
– Так девять почти. Шла бы домой. Дитенка простудишь, – посоветовал мне мужчина, собираясь закрыть окно.
– Извините, – крикнула я, подаваясь вперед. – Вы не могли бы мне дать позвонить?
– Тхх! Нашла дурака! – все-таки закрыл он окно, оставив меня один на один с негодованием и проблемой, решить которую мне было не по зубам.
Я отчаялась. В этот самый миг я действительно отчаялась, не зная, как дальше быть. Оставался один вариант – возвращаться обратно на вокзал, но осложняло это дело то, что я не помнила, в какую сторону идти. К тому же денег на автобус у меня не было, а ночь все больше вступала в свои права, погружая город в холод зимы, которая закончилась исключительно в календаре.
Понуро вернувшись к лавочке, я устало села на нее, обняла переноску и… Сдалась. Не знаю, сколько плакала, глядя на маленькое личико дочурки. Она кривилась, когда слышала мои всхлипы, но я не могла остановиться. Вытирала бегущие слезы платочком, который нашелся в кармане. Чужой город, ни копейки в кармане, ни друзей, которые могли бы приютить хоть на время, без связи и… без надежды выбраться из этой передряги.
– Все еще ждете мужа? – поинтересовались где-то сверху.
Вскинувшись, я пыталась сказать хоть что-нибудь, объясниться, но задыхалась рыданиями, заикалась, то и дело всхлипывая, и протягивала платок, который после моих слез не мешало бы постирать. Ну или хотя бы высушить.
– Пойдемте, – зло бросил незнакомец, забирая у меня переноску, в которой дремала Аришка.
Вскочив, хотела вырвать сумку из его рук. Вконец растерялась, опешила. Слышала о том, что в больших городах частенько воруют детей прямо из колясок, а потому собиралась биться до последнего.
– Пойдемте, – произнес он с нажимом, останавливаясь и не давая забрать мне переноску.
Развернувшись, мужчина успел сделать только два шага, когда я запрыгнула ему на спину, пытаясь сделать даже не знаю что. Остановить? Замедлить? Отдать мне дочку?
– Вы с головой дружите? – будто неверяще замер он, свободной рукой стаскивая меня со своей спины за шкирку, словно котенка.
Капюшон пуховика натужно затрещал, а шапка съехала на глаза, но я не сдавалась. Пыталась пнуть его, достать до него хотя бы ногой.
– Отдайте мне дочку! Немедленно отдайте мне дочку! – кричала я. – Я вас убью, если тронете ее хоть пальцем!
Слова звучали жалко, как и голос. Да я по сравнению с ним вообще была букашкой. Широкие плечи и спина, высокий рост. Мужчина в целом был крупным, но, даже несмотря на страх, я и не думала отступать.
– Я отдам, вы только успокойтесь, – улыбнулся он, глядя на меня насмешливо. Поставив меня на ноги, мужчина даже шапку мне поправил и только после этого протянул переноску, но отдавать, по-видимому, не собирался. – И куда вы сейчас пойдете? Обратно на лавку? – спросил он, а я пыталась забрать Аришку. Даже пальцы его осторожно разгибала, мимолетом отметив то, какие они длинные и крепкие, потому что высвободить ремешки не получалось.
– Даже если так, вам-то что? Я мужа жду, – заявила, поглубже пряча клокотавший ужас.
– Что-то он не торопится. Днем ждали, сейчас вот уже больше двух часов сидите мерзнете. Себя не жалко, так хоть ребенка пожалейте.
– Не ваше дело, – повторила я, звучно шмыгнув носом. Только соплей мне еще и не хватало для полноты картины.
– Не упрямьтесь. Если вам негде остаться, вы можете переночевать у меня. Заодно и расскажете, что у вас приключилось. Конечно, если захотите. Вдруг я смогу вам помочь.
Он смотрел на меня так открыто, так искренне, будто распахнул передо мной свою душу. Его глаза говорили «Верь мне», его мягкая полуулыбка располагала, но я буквально утопала в сомнениях. Еще раз взглянув на лавочку, посмотрела по сторонам, но мужа нигде не было видно. Голос разума кричал, что передо мной человек, которого я не знаю. Он даже маньяком может быть! Но отчаяние подбивало на совершенно глупый по своей сути поступок. Была бы я одна – я бы, не задумываясь, пошла пешком искать вокзал, но с Аришкой…
– Имейте в виду, – расправила я плечи, глядя на незнакомца с вызовом, – я знаю тридцать четыре способа, как убить вас сподручными средствами, которые имеются в моей сумке.
– Я в этом даже не сомневаюсь…
Глава 2. Павел
– Простите, у вас что-то случилось? – спросил я, останавливаясь рядом с девушкой, которая сидела на скамейке.
Она привлекла мое внимание судорожными всхлипами и тем, что рядом с ней на скамейке стояла детская сумка-переноска.
Девушка вздрогнула и посмотрела на меня, а я увидел ее раскрасневшееся заплаканное лицо. Опухший нос, дорожки слез на щеках, вздрагивающий подбородок. В карих глазах отражалась боль, но уже через секунду я видел лишь настороженность. Она нахохлилась, словно воробышек, вся подобралась и закрыла руками переноску, как если бы в любой момент была готова схватить ее и бежать.
Смешная. Еще совсем девчонка, у которой, наверное, случилось, по ее мнению, что-то непоправимое. Да только справиться можно с любыми трудностями, если это не смерть.
На меня всегда безотказно действовали Юлины слезы, но за прошедшие два года я и не помнил, чтобы кто-то из знакомых передо мной плакал. Забытые чувства всколыхнулись в груди, сжали горло крепкими тисками, отозвались в сердце болью. Моя жена умерла два года назад, но я до сих пор не мог смириться с этой потерей. Как не мог смириться и со смертью годовалой дочки.
Нелепая автокатастрофа.
Нелепая по своей сути. И пусть уснувшего водителя, который ехал за рулем мазды в то злополучное утро, наказали, мне от этого легче не стало. Поначалу жадно лелеял собственные воспоминания, не давал маме раздать их вещи, сделать ремонт. Подолгу уходил в запой, восстанавливал в памяти все сны, в которых мы были по-прежнему вместе. Врет тот, кто говорит, что время лечит. Оно не лечит. Боль притупляется, но не исчезает вовсе. Пустоту в душе ничем невозможно заполнить, хотя я пытался. После передышки с головой ушел в работу, и именно она меня спасала от сумасшествия. Она и тренировки.
Спорт утром, чтобы избавиться от злости на этот проклятый мир. Работа допоздна, а потом снова спорт, чтобы от изнеможения не снились кошмары, выворачивающие душу наизнанку. В этих кошмарах мы снова ругались, потому что Юля собиралась ехать одна за рулем на другой конец города, не желая ждать, пока я освобожусь. Я настаивал на своем – прекрасно знал, как неуверенно она водит, – но стоило ей заплакать, я тут же сдался. Понимал, что она устала сидеть дома, а потому я отпустил ее по магазинам. Уж лучше бы запер…
Злость на себя всколыхнулась в груди, а я расслышал ответ незнакомки:
– Я мужа жду, – пробурчала она испуганно.
– Вытрите слезы, – сухо бросил я, доставая из кармана платок. Взгляд мой сам собой зацепился за переноску, но я отогнал ненужную жалость. Пусть муж переживает о ее слезах. – Лицо замерзнет.
Войдя в холл первого этажа, я коротко здоровался с подчиненными, что встречались на моем пути. Неестественная тишина в лифте вынуждала задуматься о том, какое у меня сейчас выражение лица. Каждый в моей компании знал, что, если я злой, меня лучше вообще не трогать.
И вот на что я разозлился? На слезы этой девчонки? На то, что сидит на лавочке с маленьким ребенком, несмотря на то, что уже смеркается? Или на то, что этот самый муж держит их на улице вместо того, чтобы скорее появиться?
А все-таки смешная. И шапка у нее смешная – с помпоном. И глаза большие, кажущиеся наивными на первый взгляд. А уж ярко-желтый пуховик. Птичка, да и только. Только не воробышек, а храбрая канарейка. Неловкая, молодая, но жутко гордая.
Печальная улыбка скользнула по губам, а я вышел на двадцать третьем этаже, чтобы отстраненно подумать о том, что за время поездки никто на этажах не выходил и не входил. Синхронный вздох облегчения за своей спиной я расслышал отчетливо, но оборачиваться не стал. Теперь все сотрудники весь день будут ходить как шелковые, потому что если я улыбаюсь, значит дело пахнет жареным.
– Ольга Николаевна, кофе, прессу и предварительный договор от корейцев, – потребовал я, не останавливаясь, завидев, как женщина спешно кладет трубку обратно. То есть ей уже сообщили о том, что я здесь.
– Сейчас принесу, – почтительно кивнула она, ограничившись в это утро немногословностью.
Зайдя в кабинет, я остановился у окна, вглядываясь в парковую зону перед зданием, но яркого желтого пятна под светом фонарей не обнаружил. Все-таки дождалась.
– Двойной американо, – уточнил я, выглянув за дверь.
Вечер предстоял не из легких.
Никак не мог понять, кто в моем коллективе сливает информацию конкурентам. Так долго добивался ответа от корейцев, предлагал им все блага, чтобы купить этот чертов завод по переработке металла, а буквально на днях узнал, что им поступило второе предложение, ничем не отличающееся от моего, а раз есть спрос, значит, ценность объекта увеличивается. И ладно бы, если бы там действительно были золотые прииски, но завод давно забросили, а значит, в него придется вложиться по-крупному, но, видимо, корейцы понимать это не хотели. Я же желал любым способом прорваться на их рынок. Это открывало для моей компании новые возможности, но кто-то сильно постарался мне насолить.
Пока не удавалось никого поймать за руку. Да и кого подозревать? Предпочитал всех, но о моих переговорах знали лишь единицы, которым я доверял безоговорочно. Осложнялось все тем, что корейцы решили лично приехать сюда, чтобы поочередно встретиться со мной и с моим конкурентом – компанией «ВашМетСтрой». Они выслали предварительный договор, на изучение и анализ которого у меня имелась только неделя, но пока не знал, что еще могу им предложить, чтобы они не завышали изначальную стоимость. Разве что заложить им собственную душу.
Частенько ловил себя на том, что против своей воли неосознанно подхожу к окну и вглядываюсь вниз. Ночь уже плотно заняла небо, а я все возился с документацией, так и не притронувшись к договору. В итоге решил, что почитаю его дома, – нередко так делал. Все лучше, чем бессонными ночами бесцельно смотреть телевизор.
– И что же мы опять тут сидим? – поинтересовался я у тишины, вглядываясь в желтое пятно внизу, что снова было приковано к лавочке.
Все-таки у нее что-то случилось. Лучше бы дома сидела в тепле, а не морозила ребенка понапрасну.
Спешно покидав документы в папку, я накинул на плечи пальто и схватил борсетку. Нетерпеливо постукивал пальцами по столу, дожидаясь, пока ноутбук завершит работу приложений. Простая комбинация – первый этап, который не даст злоумышленникам проникнуть. Пароль на выключение, отличный от того, с каким происходит включение, – второй этап. Кодовый замок с тросом, прикрепленным к полу, – третий этап. Кто-то бы назвал меня параноиком, но все, что принадлежит мне, я привык беречь.
Мимоходом взглянув в окно, я остановился, всматриваясь в парковую зону. Желтое пятно исчезло, бесследно испарилось, а я подумал о том, что от работы у меня, похоже, разыгралось воображение. Психологи говорят, что люди могут видеть то, что хотят увидеть, но разве я хотел?
«Пусть лучше желтые птички, чем зеленые человечки», – усмехнувшись, подумал я и все-таки вышел в секретарскую.
– Вы закончили? – поинтересовалась Ольга Николаевна, устало потирая виски.
– Да, можете идти домой, – закрыл я дверь на ключ, оборачиваясь.
– Павел Викторович, я хотела с вами поговорить, – обратилась ко мне женщина, поднимаясь.
– Это не дотерпит до утра?
– К сожалению, нет. Я долго собиралась с мыслями и думаю, что утром навряд ли отважусь, – честно признала она и сделала глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду. – Я понимаю, что вы привыкли отдавать работе всего себя, но я не могу работать по тринадцать часов в день, а то и по шестнадцать. Мне возраст уже не позволяет совершать такие подвиги. Я благодарна вам за бонусы и премии, которые вы мне ежемесячно выплачиваете, но боюсь, они не стоят того, чтобы я умерла прямо на работе. Я вас очень уважаю, но отныне собираюсь работать по графику, который оговорен в моем трудовом договоре. Если вы захотите, чтобы я уволилась, я пойму, – подытожила она.