– Не то смотришь, – хмыкнул охранник, – вот ниже читай, пишет наш с тобой соотечественник, как я погляжу, Денис.
– Эмигрант? – предпожил я.
– Не суть, – человек обслуживает датацентр в Берлине и сейчас пишет оттуда. Живы-живехоньки компьютерные гении из Москвы, Питера, Новгорода, это только наши. У них там, смотрю, серьезная система защиты.
– Более того, – вспомнил я. – Обслуживающий персонал находится в отдельном боксе, который разделен перегородкой с влаго– и воздухонепроницаемым залом, в котором стоят стойки с оборудованием. Для того чтобы войти в их комнату, надо иметь определенный допуск, несколько электронных ключей и быть сотрудником корпорации. У них даже система противопожарной безопасности вакуумная. При возникновении пожара из помещения попросту откачивается воздух, не давая пищу огню, и пожар сам по себе помирает. Ни хлопот, ни забот.
– Ага, до первого обрыва на линии электропередач, – отмахнулся Марк, – дальше читай.
– Так, – начал я пролистывать сообщение, – с Китаем все понятно, как, впрочем, с Индией, Вьетнамом и вообще всеми густонаселенными районами земного шара. Опа, Канада почти не пострадала. То есть инфицированные есть и у них, но прохладно и активность у них снижена по самое не балуйся. Местные стражи правопорядка быстро зачищают районы, выбивая мертвечину из городов, впрочем, Ванкувер пришлось оставить. Густонаселен, мало возможности для маневра.
– Эпоха больших городов прошла, – подал голос Леха, – все стремятся, если не на открытое пространство, то дальше от мегаполисов. Сибирь, кстати, не пострадала, Камчатка, за Уральским хребтом все более или менее, но я так и предполагал. Там по оленеводу на десять квадратных километров, какое заражение?
– Они боятся холода, – заключил я. – С понижением температуры погружаются в транс, также останавливаются в темноте и полностью умирают, когда разрушается мозг.
– До зимы, что ли, сидеть? – удивился Марк. – Нет, не подходит. Мы тут все с голоду загнемся.
– Есть же еда в ресторане, – напомнил Алексей.
– А хранить, а готовить? – начал перечислять все возможные недостатки трофейных продуктов охранник. – Ну, допустим, там консервы есть, но что-то мне подсказывает, что их там не особо и много. Не нужны в подобном заведении консервы, а вот охлажденка, свинина там или говядина, в большом изобилии. Сейчас она, наверное, лежит себе в холодильнике, но это пока есть электричество. Думаешь, подача электроэнергии сохранится до зимы?
– Почему нет? – пожал плечами юрист.
– Да потому. – Марк посмотрел на Алексея осуждающим взглядом. – Город это опасность, чума, смерть, из города бегут во все стороны. Еще неделя, может две, и тут останутся только бешеные. Как думаешь, много людей озаботится о поставке электроэнергии в город мертвецов?
– Тухлое дело, – отойдя от монитора, я подошел к окну и, распахнув створки, выглянул наружу. Ночь в это время года наступала стремительно, но если раньше мегаполис был расцвечен яркими красками рекламных огней, фарами машин и светом в окнах офисов и жилых строений, то сейчас он медленно, но уверенно погружался во мрак. На улице одна за другой включались мачты городского освещения, выхватывая из сумрака остовы сгоревших машин и мусорные кучи, а также мерно бредущие по своим мертвецким делам раскачивающиеся фигуры.
Картина в окне могла заставить впасть в депрессию кого угодно, да и на меня начала навеивать печаль и чувство безысходности.
– Опа, – я подскочил на месте и ринулся на пост охраны, где сам вчера ставил на зарядку большой диодный фонарь.
– Ты куда? – удивился Марк, но я уже выбежал в коридор и, схватив фонарь со стола, поспешил к распахнутому настежь окну.
– Свет, свет горит, – указал я на небольшое приземистое строение полицейского отделения. Само отделение находилось в трехэтажном здании серого кирпича, первый этаж которого был старательно зарешечен, не давая ни вой-ти, ни выйти, а также прорваться какому-либо мерзавцу, решившему пообедать обитателями.
– Может, там просто свет забыли выключить? – предположил Марк. – Мало ли где окна горят.
– Марк, – я обернулся и посмотрел на охранника. – Когда лифт сломался, ты куда принялся названивать?
– Сначала на пост охраны, – припомнил Марк, – потом в полицию.
– Именно, – кивнул я. – Они же, как и ты, посуточно должны работать, следовательно, когда вся петрушка завертелась, парни были на дежурстве, а у них там и бронежилеты, и автоматы, и другое интересное оружие, да до кучи, какая-никакая, а физическая подготовка.
– Ты предполагаешь, что они живы? – оживился Леха. Выхватив у меня фонарик, он принялся то включать, то выключать его на манер сигнала SOS. Три длинных, три коротких, три длинных, комбинация, известная еще с детства любому подростку, хоть единожды игравшему в военные игры. – Сейчас помигаем, – радовался как ребенок юрист, – сейчас узнаем, вы только подождите немного.
Мы втроем припали к окну, стараясь уловить хоть малейший намек на движение в зарешеченных окнах. Перед зданием отделения стояло три служебных УАЗа и «Жигули», без видимых серьезных повреждений, да и мертвяков на парковке было меньше, чем обычно.
Жах… гавкнул резкий, режущий слух выстрел, и один из бешеных, фривольно шлявшихся около здания, начал заваливаться на бок.
– Крыша, – завопил Леха и принялся еще интенсивнее мигать фонарем. – Стрелок на крыше.
С высоты нашего пятнадцатого этажа мы отлично видели крышу здания, а теперь и стрелка, сидевшего на табурете. Всех подробностей с такого расстояния рассмотреть было практически невозможно, но меткость выстрелов говорила о том, что в руках у человека снайперская вин-товка.
Жах… снова грянуло оружие, и звук выстрела эхом прокатился по пустынной улице.
– Не видит, – вздохнул Марк. – Темноты надо ждать.
– И что нам даст темнота? – пожал я плечами. Энтузиазм от внезапно обнаруженного живого и боеспособного товарища по несчастью быстро прошел, а взамен пришло осознание бесполезности попытки связаться. Стрелявший почти наверняка имел хорошую физическую и военную подготовку, раз с такой легкостью, не тратя патронов и лишних усилий, валил одного бешеного за другим, но то, что он до сих пор не покинул город, говорило лишь о том, что и наши шансы на это стремятся к нулю.
– Связаться все равно надо, – решил Марк. – Фонарика он, конечно, не увидит, да и до темноты на крыше не досидит, уйдет внутрь, а вот позвонить стоит.
– Точно, позвонить, – схватив трубку, я поднес ее к уху и с облегчением выдохнул, – длинный монотонный сигнал, все в порядке.
Взяв лежащий на столе справочник, Марк принялся листать его и, наконец, отобрав у меня трубку, начал набирать указанный телефон.
– В дежурку позвоним, – пояснил он. – Если там еще кто-то есть, то ждать долго не придется, ну а если он там один, то будем звонить, пока не поднимет трубку.
– Или пока не вырубится сама связь, – закончил я мысль за охранника.
– Верно, – нажав на отбой, Марк вновь застучал по клавишам аппарата. – Мы все равно рано или поздно будем выходить из здания, а поддержка снайпера будет очень кстати. Выберемся, заодно и его прихватим. Думаю, товарищ особо противиться не будет.
– Я бы точно не возражал, – улыбнулся я, – особенно если бы один остался. В компании и веселей, и безопасней.
Прозвонкой занимались последующие три часа, периодически подменяя друг друга у аппарата. Сначала упорный Марк раз за разом набирал нужный семизнак, пока я наконец не показал ему, что такое функция «редиал» на телефоне. С тех пор дела пошли веселее, но длинные гудки в трубке раздавались снова и снова, а сидящий на крыше будто ради развлечения периодически валил одного из бешеных, чему свидетельствовали редкие хлопки выстрелов.
– Похоже, он там один, – заключил Леха, – кладя трубку. – Сидит себе наверху и в ус не дует. Звонка через стену почти наверняка не слышно, так что зря стараемся, господа. Пальцы только сотрем.
– Позвоним позже, – предложил я. – Сейчас, видимо, действительно без толку, но попыток связаться со снайпером прекращать не будем ни в коем случае. Его поддержка на выходе из здания нам жизненно необходима, а если мы сможем скоординировать действия заранее, то, считай, половина успеха у нас в кармане. Сейчас лучше подумать об утренней операции. Именно утренней. С утра не так жарко, как днем, уже светло и не требуется лишняя иллюминация, так что в нашей ситуации лучше времени не найти.
– Соглашусь, – кивнул Марк. – За провиантом пойдем часов в шесть. Действовать будем по старой схеме, но вдвойне осторожней. На автоматический огонь я бы предложил переходить только в крайнем случае, патронов негусто.
– Ну и ладушки, – кивнул я. – Тогда пробуем прозвониться до стреляющего, и ложимся спать.
Открыв глаза, я еще какое-то время лежал, пялясь в потолок и силясь определить, где я нахожусь. Не привык я спать где-то еще, кроме собственной спальни, и даже последние три ночевки на диване в приемной, который я узурпировал как главное координирующее лицо, не смогли заставить мой мозг привыкнуть к сложившейся ситуации. Человеческий мозг вообще штука странная, по сути, являясь сложнейшим биологическим устройством, способным координировать массу действий живого существа: процесс жизнедеятельности, память, поступки, по сути, используется самим человеком на мизерный процент. Большая его часть почему-то не задействована, и что тому виной, сказать сложно. Быть может, используя свое серое вещество на все сто процентов, хомосапиенс мог бы воспламенять взглядом, левитировать, читать мысли или предсказывать будущее, но нам достались скромные способности, которыми предстояло воспользоваться. Тот же мозг бешеного, или мертвяка, как лучше, для себя я пока не решил, но именовать бродящих внизу «зомби» язык не поворачивался. Нет, не то чтобы я отрицал сам факт появления мертвого человека, безумно желающего пообедать моим бренным телом, скорее наоборот. Недавно я своими руками убил одного такого живчика, молодого парня, разносчика пиццы. Претило само слово, определение. Неестественно все это было до безобразия, да и в голове не укладывалось. Ну как, как, спрашиваю вас, человек может ходить, рычать, поглощать пищу и при том иметь все признаки трупа. Признаки имелись, и неслабые, запах, трупные пятна и еще с десяток остальных, что не известны нам и не видны простому глазу, но присутствуют постфактум. Если мертвяки едят, то, следовательно, должны опорожнять кишечник. Это естественная потребность любого организма, так ради всего святого, какие еще естественные потребности могут быть у мертвеца?
Особым ритуалом для меня стал утренний моцион. Каждый раз, вставая в шесть утра, я шел в туалетную комнату, где чистил зубы и брился, пользуясь «банно-прачечными» принадлежностями, которые когда-то с оказией получил от дам фирмы на двадцать третье февраля, да и забросил в дальний ящик стола. Теперь они оказались весьма кстати и олицетворяли для меня ту прошлую мирную жизнь, которой я так внезапно лишился. Каждый раз, проводя станком по щекам, я вглядывался в зеркало, пытаясь усмотреть во взгляде хоть какие-то изменения, но ничего не находил и продолжал скрести щеки, доводя себя до того состояния, когда и на люди не стыдно показаться. Марк брился собственной бритвой, так как заступил с ней на пост и планировал провести в офисе минимум сутки, а Алексей не брезговал только щеткой, которую он соорудил из подручных приспособлений, а именно куска мочала, проволоки и двух карандашей. Бороду юрист решил не брить.
День в офисе начинался для всех одинаково. Кто-то из нас наливал в электрический чайник воду и доставал из бездонных запасов секретаря пакет с растворимым кофе. Мы наливали себе по кружке отвратительного, на мой взгляд, кисловато-горьковатого напитка черного цвета и вновь шли в переговорную, посмотреть утренние новости. Картинка, впрочем, как всегда транслировалась одна и та же – разруха, остовы обгоревших машин, бешеные, скачущие внизу, на удивление ловко для мертвецов, да осиротевшие без жильцов дома с пустыми глазницами-окнами. Впрочем, вру, с каждым днем новости становились все более скупыми, а масштабы катастрофы, возникновение которой еще никто не потрудился объяснить, говорили о том, что этому миру, в привычном для нас смысле, приходит конец.
– Достоверно известно, – вещала одна из ведущих прямо с борта вертолета, – что помимо прямого контакта, инфекция передается и воздушно-капельным путем. – Я поперхнулся кофе, и Леха поспешил постучать меня по спине. – Все граждане, ранее стремившиеся в пункты, организованные карантинными войсками, попали в своего рода ловушки. Очаги инфекции продолжают вспыхивать по всей территории России, быстрее всего в местах крупных скоплений людей, таких как закрытые города, воинские формирования, лагеря беженцев. Правительство рекомендует избегать массовых скоплений народа, стараться передвигаться вдали от основных трасс и покидать зараженные мегаполисы. Отмечу также, что по последним сведениям, антидот от заразы найден, и он находится в нас самих. Да, вы не ослышались, – ведущая попыталась поправить прическу, которую раз за разом рушил ветер. – Исследование крови зараженных показало, что в ее составе отсутствует такой элемент, как нирофомин, находящийся в небольшом количестве лишь у пятнадцати процентов человечества. В крови с нирофомином вирус хоть и пытается активизироваться, но очень быстро разрушается, а сам элемент выводит уже обезвреженную заразу из организма в течение трех дней. В данный момент все ученые пытаются получить этот элемент искусственно, но, к сожалению, пока все попытки тщетны.
Отхлебнув кофе, я покосился на своих товарищей по несчастью.
– Вот значит как, – хмыкнув, я вытащил из кармана пачку сигарет и, закурив, выпустил в потолок струю дыма. – Опять чудесная неожиданность.
– Странно, – Марк отхлебнул кофе из свой кружки и откинулся в кресле, нервно постукивая пальцами по массивной столешнице. – Если предположения ученых верны, и помимо прямого контакта можно заразиться от простого чиха, то почему мы до сих пор не дали дуба?
– Верно, – кивнул я. – Вентиляция-то до сих пор работает и исправно гонит зачумленный воздух по трубам, щедро наливая наши легкие различными болезнетворными микробами.
– А может, есть у нас этот самый элемент? – предположил Алексей. – Ну, нирофомин в смысле.
– Исключено, – отмахнулся я. – Пропорция, имеющих спасительную бактерию, на которую, к слову, раньше вообще никто внимания не обращал, на душу населения ничтожно мала, а в нашем с вами случае так вообще стремится к нулю. Ты представляешь, какая должна быть редкостная удача, чтобы у нас троих, в одном отдельно взятом офисе, нашлась эта спасительная малютка.
– Тогда почему мы до сих пор живы? – задал резонный вопрос охранник.
– Возможно, такая же удача, – предположил я. – Гадать все равно бессмысленно. Я лучше вот что вам скажу по этому поводу. Когда вниз пойдем, надо бы марлевых повязок или еще чего на лицо приспособить, а то, не ровен час, наткнемся на бешеных, а они на нас чихать начнут.
Последняя фраза породила волну нервного смеха.
– Нет, – закивал я, – я серьезно. Если кто не помнит, как на НВП повязки делали, я напомню. Марли и ваты у нас в изобилии, на один поход хватит.
– А что дальше? – Допив кофе, Марк отставил пустую кружку и взглянул на меня.
– Что дальше? – Я почесал затылок и задумался. – Дальше мы заблокируем все возможные входы и выходы вплоть до нужного нам этажа. Основную работу мы вчера сделали, так что проблем, думаю, не возникнет. Дальше попытаемся спровоцировать бешеных на атаку, выманив их из своих темных углов. Достаточно, думаю, будет сильного фонаря, чтобы эти твари попросыпались и ринулись за нами, а потом посмотрим. В идеале бы, конечно, зачистить весь этаж, чтобы спокойно передвигаться между офисом и кухней, а вдвойне хорошо вообще перебраться поближе к провианту.
– Но как же крыша, – напомнил Алексей. – Что если придет вертолет, а мы его и не увидим?