Знаю только одно, что от первоначальной безмерной радости от полученной должности не остается и следа. Мысль о том, что ближайшие три месяца мне придется провести под одной крышей с Гвен и Оливером Кейнами больше не кажется такой привлекательной. Наоборот, она вызывает подотчётный страх и предчувствие неминуемой беды. Подсознание буквально кричит о том, что я поспешила подписать договор, совершив тем самым роковую непоправимую ошибку. Могу ли я отказаться? Еще не поздно…
Двери лифта открываются, рассеивая паническое наваждение. Не отрывая взгляда от удаляющейся широкой спины Оливера Кейна, я пячусь в зеркальную кабинку. В голове шумит от сумбурных мыслей и усиленного кровотока. Отвернувшись, я жму на кнопку первого этажа. Дверцы начинают медленно закрываться, и, поддавшись необъяснимому импульсу, снова смотрю в сторону удаляющейся процессии… и обмираю от ужаса, впечатавшись спиной в стенку лифта.
Оливер Кейн отстал от своих спутников и, развернувшись, смотрит прямо на меня. В прищуренных глазах нечитаемое выражение, лицо абсолютно бесстрастно, а меня пронизывает ощущение, словно тысячи острых осколков от разбившихся в кабинке лифте зеркал впиваются в мою кожу. Сердце падает в пятки, горло перехватывает, по покрывшейся холодной испариной спине табуном несутся мурашки, ладони леденеют … Дверцы наконец смыкаются, и я обессиленно сползаю по стене на пол, отчаянно пытаясь отдышаться. Плотно сжимаю веки, погружаясь в исцеляющую тьму, успокаивающую разыгравшееся воображение и бешеный пульс крови в венах. Но даже там, в кромешной мгле, где обычно мои страхи отступают, я продолжаю видеть пронизывающие безжалостные глаза, безумные, жестокие, одержимые… одинокие. Знакомые до глухой ноющей боли под ребрами.
Пора вернуться домой, Шерри, – многократным эхом раздаётся в голове шелестящий обволакивающий шепот. Всхлипнув, я прижимаю ладони к ушам, забиваясь в угол.
Что происходит, черт возьми?
Стиснув зубы, я прогоняю чёрный туман из мыслей и открываю глаза, глядя на собственное отражение в зеркальной стене, позволяя реальности заполнить мое сознание.
Вдох-выдох… Поднимаюсь на ноги, поправляя одежду. Через секунду я уже полностью владею собой. Выхожу из лифта и сдержанно улыбаюсь вежливому охраннику, желающему мне хорошего дня.
Над Нью-Йорком сгущаются тучи, проливаясь на пыльный город прохладным дождем. Я без зонта и малейшего представления, в какой стороне находится ближайшая станция метро. Сливаясь с вечно спешащей толпой, я двигаюсь наугад, и как ни странно через час оказываюсь в нужном месте.
Прогулка под дождем проясняет спутанные мысли, очищает от иллюзорных страхов. Кажется, я знаю, что послужило причиной панической атаки. Подсознание сопротивляется грядущим переменам, вступая в конфликт с разумом и оберегая меня от стрессов. Уверена, что Дженнис Гилбер пришла бы к такому же выводу, поделись я с ней пережитыми ощущениями. Но мне не нужны консультации психолога, чтобы разобраться в себе.
Глава 5
Шерри
Такси съезжает с шумной трассы на узкую дорогу, и я словно попадаю в другой мир. Ни одного автомобиля по встречке, вокруг лесополоса и небольшие островки пестрящих разноцветием лужаек. Ни птиц, ни людей, ни животных. Глушь и тишина. Радиоволна начинает прыгать и исчезать, когда машина сворачивает снова. Мы бесконечно долго едем вдоль возникшего словно из неоткуда высокого кирпичного забора с элементами кованого железа и массивными столбами, «украшенными» головами льва. Выглядит это жутко, мистически. Сердце колошматится и сбоит вместе с рваными басами из хрипящих динамиков.
– Вы не перепутали адрес? – я заметно нервничаю, прижимая к груди дорожную сумку, в которую влезло все мое имущество на первое время.
– Нет, мне дали точные координаты, куда вас доставить, – не самым дружелюбным тоном отзывается таксист. Я тяжело вздыхаю, снова прячась за своей сумкой. Вряд ли Гвен могла ошибиться, заказывая для меня такси. Как и обещала, работодательница взяла на себя все расходы и хлопоты с моим переездом. И все-таки… Я с опаской поглядываю в окно. Одна из кованых львиных морд, кажется, смотрит прямо на меня и зловеще скалится, а еще чертов ветер, внезапно спрятавший солнце за тяжелыми облаками. В серых красках помрачневшего неба создается впечатление, что день близится к своему завершению, но в действительности еще и полудня нет. Я непроизвольно сглатываю образовавшийся в горле комок равно дозированных тревоги и дурного предчувствия.
Автомобиль останавливается возле стальных глухих ворот, из-за которых мне видны только верхушки деревьев. Я выхожу, обеими руками удерживая сумку, цепляясь за нее, как за последний оплот реальности. Порывом холодного ветра меня чуть не сбивает с ног. Я направляюсь к металлическим воротам, стараясь не смотреть на оскалившиеся львиные пасти, венчающие опорные столбы. Не вижу ни домофона, ни звонка, никаких других выступающих рельефов. За спиной, скрипя шинами и утробно рыкнув, поспешно сбегает обратно в цивилизацию желтое такси. Становится так тихо, что я слышу, как испуганно колотится мое сердце. Занесло же меня… Я зябко ежусь и топчусь на мете, с опаской оглядываясь по сторонам.
Надо позвонить Гвен, сообщить, что я на месте. Мелькает в голове вполне разумная мысль, но я почему-то не спешу доставать телефон из кармана темно-графитового укороченного пальто. Небо темнеет сильнее, тяжело нависая предгрозовыми тучами. Под ноги летят пожухшие сухие листья, в воздухе пахнет сыростью и увядающим садом… Я снова озираюсь, мотая головой, как болванчик, и подпрыгиваю от неожиданности, когда с механическим скрежетом массивные ворота начинают разъезжаться в стороны.
Все это так сильно пугает меня, что я не сразу замечаю мелькнувшую впереди высокую стройную женскую фигурку. Прищурившись, я узнаю Гвендолен Кейн. Безупречно-прекрасную и такую же холодную, как это место. Сердце падает в пятки от ее равнодушной студеной улыбки. Не слишком ли рано ты объявилась, Снежная Королева? Еще только середина осени. Хочется развернуться и сбежать, но вместо этого я шагаю в открывшийся проем.
– Привет, Шерил, – натянуто и, как мне показалось, нетерпеливо приветствует Гвен, окидывая меня беглым взглядом. Ни рукопожатия, ни вежливого кивка. – Ты выглядишь лучше, чем в нашу последнюю встречу.
Это комплимент? Если да, то очень сомнительный. Опять, как полная идиотка, я прикрываюсь дорожной сумкой.
– Как доехала? – вымученная вежливость этой молодой женщины меня до жути злит, но я копирую выражение ее лица и сдержанно киваю. Новый порыв ветра доносит тонкий шлейф ее дорогих духов.
– Хорошо. Здесь… тихо, – выжимаю из себя максимум.
– Пойдем за мной, – коротко повелевает спящая красавица этого забытого Богом королевства и поворачивается ко мне спиной. Кажется, я определилась, какой образ ей подходит больше всего. Наконец-то можно выдохнуть и рассмотреть мисс Кейн. Хотя бы сзади. На ней стильная кожаная куртка, узкие брюки и короткие сапожки на квадратном устойчивом каблуке. Темные волосы собраны в аккуратную высокую прическу. Она намного выше меня, и я едва успеваю за ее уверенными быстрыми шагами, давясь от зависти, что еще нескоро смогу позволить себе такие же духи. И так изрядно потратилась на парочку вещей и обувь. Торопливо постукивая каблуками новых туфлей по рыжей тротуарной плитке, я чувствую себя девочкой Элли, чей домик занесло ураганом в волшебную страну, но вот только никаких волшебных предчувствий на этот счёт у меня не возникает.
– Я тороплюсь в офис, Шерил. Поэтому сейчас быстро покажу тебе твою комнату и рабочее место. С остальным разберемся, когда я вернусь, – подает голос Гвендолен. И я, наконец, отрываю взгляд от ровной дорожки и смотрю на «замок», в котором буду работать и жить в ближайшие несколько месяцев.
– Ого, – выдыхаю я, останавливаясь и задирая голову.
Дом просто мега огромный и с прилегающей территорией не меньше двух гектаров. Недавно отреставрированный, с белоснежными штукатуреными стенами, широкими окнами и стеклянными террасами, располагающимися по обе стороны от парадного крыльца. Ландшафтный дизайн сдержанный, лаконичный. Цветочные клумбы, розовые кусты, стриженые газоны, обвитые лианами беседки, журчащие мраморные фонтанчики и кованые лавочки. Дом действительно похож на замок спящей красавицы, тщательно скрытый старыми яблонями, высаженными вдоль периметра высокого забора.
Я поднимаюсь вслед за Гвендолен по ступеням крыльца, придерживаясь за резные перила и ощущая, как с каждым новым шагом все сильнее пересыхает в горле. Захожу в распахнутые двери и непроизвольно щурюсь. В глазах темнеет, хотя в холле, соединяющемся с огромной гостиной, обилие окон и света. Слишком много белого, что можно ослепнуть. Взгляд цепляется за букет розовых гортензий в вазе на столе и еще один поменьше на столешнице камина.
– Доброе пожаловать в «Kanehousgarden», – с напускной доброжелательностью произносит хозяйка дома. Мне чудится, или я действительно слышу, как эхо ее слов отражается от высоких потолков и зловеще шелестит в моей голове совсем другим голосом:
«Вот ты и дома, Шерри».
Дилан
Мне нравится, как скрипит грифель о лист бумаги, вспарывая тишину умиротворяюще-царапающими звуками. Именно поэтому я пишу исключительно карандашом. Исключительно в темноте, хотя Оливер считает иначе. Он уверен, что я включаю настольную лампу, как только остаюсь один. Оли не понимает… Мне не нужен свет, чтобы видеть очертания комнаты и буквы, складывающиеся в аккуратные строчки. Мне не нужен свет, чтобы ежедневно читать сотни страниц многочисленных книг, которые брат приносит из покрывшейся пылью библиотеки. Скоро они закончатся, и мне не останется ничего, кроме собственного воображения.
Я никогда не склоняюсь над столом, тщательно выводя слова и стараясь успеть за мелькающей в голове мыслью. Моя спина прямая, руки расслаблены, взгляд, рассекающий тьму, прикован к исписанному листу. Перевернув его, я беру следующий. Карандаш начинает свое путешествие по бумаге, создавая особое музыкальное сопровождение моему вдохновению. Губы растягиваются в улыбке, потому что в этот момент я испытываю настоящее удовольствие, ни с чем несравнимое наслаждение. Это чистое и естественное чувство, которым хочется поделиться не только с Шерри, рыжими глазами смотрящей на меня с края стола. На самом деле мои строки написаны для одного единственного читателя.
И это не Оливер.
Он не поймет.
Слишком приземлённый, эгоистичный и зацикленный на удовлетворении собственных нужд. Его мир, несмотря на видимую свободу, скован жесткими рамками, потребностями, низменными пустыми желаниями, в то время как мой, заточенный в толстые стены, запечатанный железными дверями – безграничен.
– Ты согласна со мной, Шерри? – говорю я. Отвлёкшись на мгновение от своего творения, протягиваю руку и запускаю пальцы в мягкую шелковистую шерсть. Кошка доверчиво подается навстречу ласке и благосклонно мурлычет, лениво растекаясь на столешнице. Мягкая, теплая и живая. Обманчиво спокойная, но всегда готовая выпустить острые когти из пушистых лапок и запустить клыки в неугодную руку. Я глажу ее мягкий живот, чувствую, как быстро под ладонью бьется маленькое кошачье сердце.
Я не сразу свыкся с присутствием Шерри, посягнувшей на мое стерильно-брезгливое одиночество. Шум, грязь, посторонние запахи жутко злят и огорчают меня. Я едва выдерживаю короткие минуты посещений Оливера и Гвен, хотя последняя никогда не переступала порог комнаты, дрожа от страха по другую сторону решетки.
Страх ускоряет обменные процессы организма, выбрасывает адреналин в кровь…
Страх имеет запах. Острый и резкий. Он исходит от всех, кто трясется в нерешительности за дверью, и превращается в нестерпимую вонь, когда нежеланный посетитель оказывается внутри.
Только Шерри не боялась. Она выбрала меня сама, когда ее принесли в дом совсем маленьким неуклюжим котенком. Нашла мое убежище и больше его не покидала.
– Что такое? – заметив, как кошка навострила уши и встала на четыре лапы, выгнув спину, я сосредоточенно вслушиваюсь в тишину. Она всегда раньше меня определяет приближение нарушителей нашего уединения. Раз Шерри не шипит, вздыбив шерсть на холке, а всего лишь спрыгивает со стола и вальяжно направляется к двери, можно гарантировать, что нежеланный посетитель – Оливер.
Удивительно, но Оливера кошка тоже признала, ластится и вьется у его ног, когда он приходит, но жить предпочитает со мной. Проглотив раздражение, я встаю и направляюсь в угол. Кладу ладони на стену, сливаясь с вытянутыми насмешливыми тенями, слушаю, как скрежещет ключ в одном замке, другом, как приближаются глухо-знакомые настороженные шаги. В ноздри врывается едкий запах подавляемого страха, дождевой свежести и горько-мятного дыхания.
– Здравствуй, Дилан. Шерил Рэмси здесь, – произносит он напряженным голосом. Слишком быстро, взволнованно. Я всегда знал, что Оливер жалкий трус.
Я медленно выдыхаю и оборачиваюсь, впиваясь взглядом в слеповато-озирающего во тьме близнеца. Бесшумно ступая, я незаметно приближаюсь, неторопливо кружу вокруг, разглядывая застывшего брата со всех сторон, пытаясь уловить в букете исходящих от него ароматов тот единственный, принадлежащий не ему. Предательница Шерри, громко мурлыча, трется о его брюки. Она отвлекает Оливера от опасности, ассоциирующейся в его узком представлении со мной. Я позволяю себе на секунду представить, как так же бесшумно возвращаюсь к столу, беру свой остро заточенный карандаш и одним точным неумолимым движением загоняю любимый мною предмет канцелярии в сонную артерию Оливера. Мой отец имел медицинское образование и успел многому меня научить. Ему нравилось рассказывать о разных способах лишения жизни, либо воли к сопротивлению. Первая категория всегда оставляет после себя много лишнего и отвратительного. Вторая гораздо чище и интереснее.
Но сейчас я четко вижу, как бы Оливер дернулся, почувствовав в своей шее заточенный карандаш, как бы зашатался и захрипел, хватаясь за горло, как бы скрючивалось в судорогах его тело на полу, в расползающейся темно-бордовой луже. Я там, я чувствую металлический соленый запах крови, пота, мочи, ужаса и смерти, последние шорохи, сдавленный хлюпающий хрип, мягкая поступь лапок Шерри, прямо к кромке расползающегося кровавого озера. Она наклоняет пушистую мордочку и начинает лакать, мурлыкая и прикрывая глаза от удовольствия, пока я вывожу строки на белом листе окровавленным грифелем.
А потом … Потом я встаю, забираю Шерри и ухожу, запирая Оливера здесь.
Замуровываю двери.
Чтобы никто никогда не узнал, кто на самом деле похоронен на темном чердаке.
Улыбка растягивает мои губы до предела, превращаясь в хищный оскал. Это было бы восхитительно, чудесно, возбуждающе, но очень и очень грязно.
А я ненавижу грязь в своем доме. И я не убиваю руками, хотя иногда соблазн чертовски силен.
– Дилан! – нервно бросает брат. Я стою прямо перед ним, но Оливер не видит. Мы оба смеемся над ним. И я, и Шерри. Она по-кошачьи, а я молча, надрывно. – Я выполнил твоё условие. Твой черед.
– Не кричи, я тебя отлично слышу, – вкрадчиво отзываюсь я. Резко отшатнувшись, Оливер чертыхается, щуря постепенно привыкающие к темноте глаза. После двух минут он начинает различать неясные очертания, еще через две может уверенно передвигаться по комнате, но так, как мы с Шерри, видеть не способен.
Я прохожу к столу и включаю свет, чтобы больше не напрягать его зрение. Взяв исписанные карандашом листы, за исключением последнего, я сжимаю их в руке и оборачиваюсь к выжидающе наблюдающим за мной Оливеру.
– Моя часть сделки, – медленно протягиваю ему страницы. – Она читает первой. Ты помнишь? – задаю уточняющий вопрос, когда первые главы моей рукописи оказываются в чужих руках. Не буду скрывать, мне тяжело с ними расставаться, но это необходимо.
Если я хочу вернуть ее, то должен чем-то пожертвовать.
Оливер
Я солгал Гвен, когда сказал, что читал рукопись Дилана, и про то, что в ней говорится о Шерри – тоже. Это была вынужденная ложь. Иначе она бы не согласилась участвовать в нашем с Диланом плане завлечения мисс Рэмси в «Kanehousgarden». Я понятия не имею, что скрывают строки, написанные рукой безумца, но Дилан обещал, что в них не будет ни одного лживого слова. Только правда. Такая, какой ее видит его больной мозг. Могу ли я доверять обещаниями Дилана? Безусловно. Он способен на многое, но не на ложь.