Была б я трезвой, наверное, рыдала бы от обиды. Но пьяная я, как известно, вообще не я.
Алкоголь уже заблокировали мои тормоза. Мне вообще лучше не пить, если честно, я уже говорила – меня тянет на приключения, и не всегда это то, чем потом можно гордиться. Вот и на этот раз мой нетрезвый мозг почему-то решает, что пора мне выбираться – заявить, так сказать, о себе.
Pink – Try
Голос Пинк раскатывается на километры вокруг, призывая «попытаться» и убеждая, что «не все ожоги смертельны», и я, высоко подняв голову, шлёпаю босиком навстречу свершениям. Долго обхожу танцующих, пока, наконец, не оказываюсь прямо напротив белого дивана, самого удобного на террасе и уже успевшего стать моим любимым, между прочим. Сейчас же на нём заседают те, кто для Алекса важнее и ближе меня. Обмениваясь шутками, легко и расслабленно смеясь, они потягивают коктейли и подпевают Пинк, а девица в серебряном уже стоит на столике и методично двигает бёдрами в такт припева.
И никто из них в упор не видит меня.
Алекс увлечённо что-то говорит светловолосому парню с накачанными руками, обтянутыми неоновой майкой, а рядом с ним самое интересное – девица в красном и явно безобразно дорогом платье. Объективно, мне плевать и на её платье, и на алую помаду, но совершенно не всё равно, что делает её красный маникюр на коленке моего мужа? Даёт понять другим самкам, что место уже занято?
У меня нет ни слов, ни мыслей: всё это лежит далеко за пределами моего понимания. На пути в новую жизнь у меня было немало страхов и переживаний, но такого я не ожидала. Не такой представляла я свою жизнь с ним.
Во мне умирает настоящая «я» и просыпается совершенно незнакомая мне стерва.
Смело подхожу к псевдомужу, уверенно и даже эротично перебирая мрамор своими босыми ступнями, как кошка лапками. Осторожно вынимаю из его рук сигарету и подношу к своим губам. Помада у меня, конечно, не красная, но благоверный, наконец, замечает меня и поворачивает голову в мою сторону. А я с чувством затягиваюсь (Господи, хоть бы с непривычки не закашляться), поднимаю голову и театрально выдыхаю струю дыма. Его друзья, оторопев, молча на это смотрят. Девицы презрительно мерят меня глазами, и вот спорю на почку, они знают, кто я такая.
Алекс удивлён, и даже не пытается это скрывать:
– Я думал, ты не куришь…
Мой долгий кошачий взгляд впивается в него с целью распять и пригвоздить к дивану:
– Всё меняется, Алекс, и ты знаешь это лучше меня. Каких-то несколько месяцев назад твои лёгкие не могли дышать, и я молилась о каждом твоём вдохе…, – мало того, что я говорю всё это медленно, так ещё и прерываюсь, чтобы снова затянуться. – А теперь, посмотри на себя! Кажется, уже ничто не может навредить тебе, даже это! – и я выдыхаю облако дыма ему прямо в лицо.
– What did she say?1 – спрашивает блондинка в красном, не разобрав моего русского.
– She said, that a few months ago, his lungs weren’t working properly and she prayed for every single breath he took… and now it seems that nothing can harm him, not even this smoke!,2 – перевожу ей.
Кажется, они в шоке. Все. И особенно Алекс.
– Это его русская жена, – делает ценное умозаключение девица в красном, убирая руку с бедра моего супруга. Мисс очевидность, блин!
Алексу требуется некоторое время, чтобы отмереть. Как только это происходит, он резко поднимается, хватает меня за руку и тащит в дом. Я почти бегу за ним, как Пятачок за Винни-Пухом, уверенная, что новому мужу не понравилось моё поведение, и сейчас он станет меня отчитывать, как это сделал бы мой прежний супруг.
«Ну вот, ругани всё-таки не избежать» – думаю. Однако новый муж не старый.
Алекс тащит меня вверх по лестнице, не говоря ни слова, и как только дверь «нашей» спальни закрывается, довольно резко прижимает к стене, уже стаскивая платье и целуя. Жадно, жестоко, грубо. От него пахнет сигаретным дымом и духами других женщин, и именно в это мгновение мне вдруг хватает духу признаться себе, как же сильно с самой пощёчины мне хотелось уткнуться лицом ему в шею и почувствовать его сильные руки вокруг себя. Если б он только обнял меня… хотя бы так, как несколько месяцев назад – бессильный в своей постели, но нежный, любящий, понимающий.
Однако я получаю то, что получаю.
Борясь со слезами, вот-вот готовыми политься из моих глаз, я отворачиваюсь. Алекс мгновенно ослабевает хватку, я с силой толкаю его и вырываюсь. Он застывает, как вкопанный, и дышит так, что футболка вплотную натягивается на его вздымающейся груди, и по выражению его лица я понимаю, как остро задел его мой отказ. Не проронив ни звука, он резко разворачивается и выходит, хлопнув дверью.
Они отрывались на своей вечеринке почти до рассвета. Алекс пил, но больше не курил, и это была моя маленькая победа. В ту ночь я легла спать с детьми. Весь следующий день Алекса не было, и я снова ночевала с детьми. Ещё через день опять вечеринка, но я, даже не выходя, легла в детской.
Мой новый брак катится ко всем чертям со скоростью, которую даже я не могла предположить. Поэтому в один из вечеров я выхожу в сеть с целью купить один взрослый и два детских билета в один конец – до Кишинёва. От предлагаемых авиакомпаниями цен мои глаза лезут на лоб, и единственное, что я могу осилить без существенного урона для своей психики – это вылет через месяц. Покупаю, решив, что пожить здесь ещё несколько недель – разумный выход, я ведь тут не в гостях.
Глава 5. Крепость
Moby – Whispering Wind
Потянулись недели холодной войны. Мы с Алексом пересекаемся и говорим только по необходимому минимуму, решая текущие организационные или бытовые вопросы, такие как выбор школы или детского сада, например. И это не приносит удовольствия ни мне, ни ему.
В один из первых дней является старичок в дорогом костюмчике с чемоданчиком. Представившись адвокатом и финансовым помощником Алекса, он раскладывает передо мной банковские бумаги и карточки и принимается объяснять, как ими пользоваться. На прощание даёт совет:
– Я не знаю, сколько здесь денег – мне эта информация не доступна – но советую вам не скромничать – предыдущая жена ушла ни с чем. И та, которая была перед ней, тоже, – приторно улыбается, – и та, что до неё тоже.
Какая ещё предыдущая и та, что перед ней? О, Боже! Я чувствую себя киндер-сюрпризом на конвейерной ленте! Я попала сюда не по своей воле, чёрт возьми! Как же я могла допустить всё это? Где был мой разум? Да я же просто муха на липкой ленте: ножки увязли, а крылышки не так и сильны, чтобы вырваться!
Срываюсь в банк на машине с личным, ёлки, водителем! Да, забыла сказать, на крыше дома я тут недавно обнаружила посадочную площадку и вертолёт. Да-да, личнее личного, свой собственный вертолёт у него, понимаете ли! Так вот, я мчусь в банк: мне интересно, во сколько он оценил меня? Сколько же стою я в качестве его жены?
У меня четыре карты: три безлимитных кредитки разных систем и дебетная карта. Когда я вижу сумму на дебетной, прикреплённой к моему сберегательному счёту, именно вижу, потому что банковский работник не решается произнести её вслух, мой мозг парализует. В буквальном смысле «парализует», ибо нет в природе слова более подходящего, чтобы описать то, что я ощущаю в этот момент.
Возвращаюсь в дом на берегу в состоянии полнейшей подавленности: «Это не мои деньги, это не моя жизнь, это не мой муж, не мой человек. Мне всё это не нужно, я хочу домой…».
Алекса застаю в столовой: серьёзный и сосредоточенный, он строчит послания на планшете, утонув в мягком диване у стеклянной стены. В кои-то веки он днём дома, а я в полном расстройстве духа. Стиснув зубы, подхожу и бросаю карты и папку с документами на стеклянный столик перед его носом:
– Говорят, твои жёны уходят от тебя ни с чем… советуют ни в чём себе не отказывать, пока благодать твоей благосклонности светит в мои окна! Я тут подумала, что, пожалуй, мне стоит выпендриться – ну, чтобы хоть как-то выделиться на общем фоне – и ничего лучше не придумала, как разделить наши финансы: я обеспечиваю себя сама, ты себя сам.
Моё Великолепие работало всегда удалённо и независимо от положения тела на карте могло зарабатывать неплохие деньги. Так что я знаю, о чём говорю. Заказы на мои аналитические отчёты и бизнесы-планы, как и проекты по оценке недвижимости прокормят меня в любой точке мира.
Покончив с тирадой, направляюсь к выходу и вдруг слышу:
– Тебе не нужно об этом думать.
Я оборачиваюсь и наталкиваюсь на гневный карий взгляд. Алекс дышит так усиленно, что его грудь буквально ходит ходуном, едва сдерживая раздражение, но каким-то невероятным образом, он умудряется совершенно спокойным голосом повторить:
– Тебе не нужно об этом думать.
– О чём? – спрашиваю.
– О том, что тебе достанется после развода.
– Я никогда и не думала об этом, Алекс. За все годы ты так и не узнал меня, – устало упрекаю. – Твоя квартира по-прежнему ждёт тебя в Кишинёве, я только присматривала за ней и… отдыхала там иногда.
– Я знаю о каждом твоём визите в ту квартиру. Я знаю о тебе всё, – говорит, переключая своё внимание снова на планшет. Он не может смотреть мне в глаза, потому что это самый омерзительный разговор за всё время, что мы знаем друг друга. – И я повторяю, тебе не нужно беспокоиться о том, что будет после развода. ЕГО НЕ БУДЕТ.
Он снова поднимает на меня глаза, и я больше не вижу в них ни негодования, ни раздражения. На секунду мне кажется, что это прежний Алекс – всегда улыбчивый и мягкий парень, к которому меня так основательно притянуло когда-то.
– Никогда и ни в чём нельзя быть таким уверенным, Алекс. Я всегда думала, что состарюсь с Артёмом, но всё, как ты знаешь, совсем иначе обернулось и абсолютно против моей воли.
Он хмурится, словно от боли:
– Тебе плохо со мной? – тихо спрашивает.
– А тебе со мной хорошо?
Мы оставляем друг друга без ответа. Час спустя я вижу Алекса на террасе: он стоит, засунув руки в карманы брюк, и долго смотрит на море.
Moby – Wait for me
В тот же вечер у нас случается совсем небольшая вечеринка в кругу близких друзей. Алекс осторожно стучит в детскую, чтобы пригласить меня лично, и я соглашаюсь.
Мы сидим, укутавшись в пледы, на пляже у подножия нашего дома, греемся у костра, пьём пиво, жарим мясо на барбекю и непринуждённо болтаем. Вернее, шутим, но не мы, а они, потому что я только помалкиваю, изучая Алекса и его ближайший круг доверия: Кристен, Анну, Марка с Джейкобом и Габриель – тот же состав, который отдыхал на белом диване на недавней вечеринке. Вот так, в уютном уединении и оранжевом пламени костра я нахожу всю банду по-настоящему весёлой, остроумной, интересной: сразу видно, эти люди давно держатся вместе и чувствуют себя в обществе друг друга так комфортно и расслабленно, как бывает только в семье.
Я уже успела понять, что Алекс разный. Он жёсткий и властный, категоричный со всеми, кроме своих друзей, Эстелы, детей и меня. Я никогда раньше не видела его таким и даже более того, подобное поведение никак не укладывается в тот его образ, который уже успел нарисоваться в моей голове за годы, что я знала его в юности.
Теперь же броская внешность резко контрастирует с его манерой общаться с людьми по-деловому строго, сухо, часто безапелляционно, если речь идёт о подчинённых, коллегах, бизнес партнёрах.
Однако есть у него ещё один облик – тот, который он надевает с женщинами. В то время я ещё очень мало о нём знаю, и меня жестоко ранит его манера позволять прикасаться к себе другим женщинам, ведь теперь он женат на мне и это, по моему разумению, должно накладывать определённые ограничения на его поведение и привычки. Не важно, как у них принято, не важно, как заведено в той среде, где выросла и жила я, важно то, что я чувствую теперь, когда его целуют и обнимают другие женщины, отнимают у меня его внимание. Если он мой муж, значит и мужчина он тоже только мой, разве не так?
И вот я наблюдаю за тем, какой Алекс с друзьями: расслабленный, мягкий, остроумный, местами весёлый, легко парирует шутки, адресованные ему, шутит сам, но его юмор особенный – он не ранит никого, не кусает, не причиняет боли. Я обнаруживаю новые грани его личности, глубину доброты и искренней доброжелательности к людям, вижу цельность и монументальность его характера, и эти открытия разогревают мой интерес, я хочу большего, хочу увидеть, узнать его целиком.
В шутливо-саркастической перебранке на тему изящных способов само преображения возникает вопрос, адресованный мне лично, и возможности спрятаться в молчаливом созерцании на этот раз у меня нет:
– Валерия, а вот ты знаешь, что означает татуировка у Алекса под грудью? – забрасывает удило Кристен, и все присутствующие, кроме самого Алекса, поддерживают её интерес шумным одобрением. – Это тайна из тайн, которую он никому не раскрывает! А тебе рассказал?
Мой муж не промолвил ни слова о куда как более серьёзных вещах, нежели его татуировка. Не посчитал нужным.
– Нет, мне он тоже ничего не говорил, – отвечаю. – Но я и не спрашивала, и без того не сложно догадаться, что там.
Все шесть пар глаз разом устремляются на меня. Алекс смотрит с выражением, которое я не могу понять. Такое бывает редко, чаще я вижу в его взглядах и настроение, и чувства, а иногда, мне кажется, даже могу прочесть его мысли.
– И что же там? Не томи! – Кристен начинает ёрзать от нетерпения, а меня покусывает мысль, откуда она знает, что именно у Алекса на груди? Отдыхали вместе на пляже? Плавали в бассейне?
Притихнув, все ждут мой ответ, но я не могу выдавать чужие тайны:
– Если Алекс никому об этом не рассказывает, значит, там зашифровано нечто важное для него. И вполне понятно, что он ни с кем не хочет этим делиться. Зачем же мне лезть со своими догадками?
Кристен тут же в игривой манере обращается к Алексу, повиснув у него на шее:
– Алекс, пусть она расскажет! Скажи ей, не будь занудой!
Он не отвечает и смотрит на огонь, решая, выдавать своё позволение или нет. Потом резко поднимает глаза и соглашается:
– Это всего лишь догадки, пусть рассказывает.
– Уверен? – спрашиваю я.
– Конечно.
Набрав в грудь побольше воздуха, я выдаю все свои соображения разом:
– Ничего загадочного в этом рисунке нет. Ни для кого не секрет, что дерево – символ корней человека, олицетворение семьи во всех её проявлениях: плодовитости, наследственности, родства, отеческих чувств и сыновних, одним словом это любовь – та, которая бывает только в семье. Случайностям тут не место. В кроне этого дерева зашифрованы инициалы, и не трудно догадаться чьи. Некоторые из них нарисованы бледной синей, почти серой краской – скорее всего, это ушедшие близкие, другие яркие, цветные – это живые люди. Например, там есть ярко зелёная буква М, это явно Мария, – зелёный символизирует близость родства. Есть и другие зелёные буквы поменьше, скорее всего, это дети Марии. Ещё там есть алая V, соединённая и сплетённая с такой же алой А, и я бы рискнула предположить, что это инициалы моего имени и имени самого Алекса, но это исключено, так как когда мы познакомились, они там уже были, ну или я плохо помню. Вот так.
На мгновение наша уютная компания погружается в тишину, слышно только, как лениво шуршат волны у кромки залива, да потрескивают дрова в костре.
Алекс смотрит на меня… заворожено. Да, именно так, в его взгляде восторг, удивление и страх одновременно.
Спустя время Анна его спрашивает:
– Алекс, это правда? Семья настолько важна для тебя?
Он словно с трудом отрывается от меня, переводит свой внезапно застывший взгляд снова на огонь и тихо сознаётся:
– Да.
– Но ты никогда не говорил об этом! – восклицает Кристен тоном, из которого следует упрёк «Если бы ты только сказал, всё было бы иначе!». И я не хочу даже предполагать, что именно было бы иначе.
– А нужно?
– Обычно люди говорят о том, что для них важно! – Кристен убирает, наконец, руки с его шеи, заглядывает в его глаза, и я вижу, вернее, понимаю, что кольцо на пальце моего мужа ничего для неё не значит, и впервые осознаю всю масштабность планеты под названием «Алекс и женщины», где брак, вероятно, воспринимается с таким же весом, как одинокий возглас на переполненном стадионе.