Вот же проклятье! Никак не могу заснуть. Перед глазами стоят умильные личики обеих дам. А в крови бурлит выпитое. Это сколько же у меня не было женщины? Быстро прикидываю и обалдеваю – оказывается, уже почти год! Ничего себе… Ха! У меня есть саури, которой я кое-что обещал перед отъездом, а я свои обещания привык выполнять, благо мы в этом самом плане очень даже совместимы!
Поднимаюсь с койки, поскольку я пока ещё даже не разделся, выхожу из своих покоев и говорю сидящему возле дверей дежурному слуге:
– Принеси аларского вина и лёгкой закуски.
Тот кивает и исчезает прочь…
– Свободна до утра, – отсылаю я возникшую на пороге подземной тюрьмы надзирательницу, громадных размеров женщину с ошейником и прикованной к нему цепью, подвешенными на поясе.
Вместо ответа, она кланяется, отцепляет снасть от пояса, протягивает мне:
– Это для выгула этого отродья, сьере граф.
Хм, грамотно придумано!
– Молодец! Хвалю. Но можешь идти отдыхать. До утра, как я сказал.
Женщина вновь кланяется и исчезает на лестнице, ведущей из подземелья.
Подхожу к двери камеры, где содержится саури. Отодвигаю засов, распахиваю дверь. Ооли, похоже, уже уснула. Во всяком случае, её хрупкая фигурка лежит неподвижно на грубой кровати. И вот же – опять безмерная доброта моей матушки! – у пленницы имеется полный комплект постельного белья и принадлежностей: подушка, матрас, одеяло и даже нижнее бельё. На небольшом стульчике в углу аккуратно сложено её верхнее простенькое платьице. Ага! Не спит! Уши выдали! Вон как ходуном заходили! Ах ты же… Зараза…
– Эй, поднимайся, – велю на русском.
Молчит. Только острые ушки шевелятся. Подхожу ближе, срываю с неё одеяло. Саури вскрикивает, сжимается в комок. На ней длинная ночная рубаха из тонкого полотна. И кажется, я такую же раньше где-то видел…
– Чего ты хочешь, хомо?
Она поджимает под себя ноги, торопливо натягивает на них подол рубахи, но я наклоняюсь и защёлкиваю ошейник у неё на шее, прихватив несколько прядей распущенных волос. Самка вцепляется в железо обруча обеими руками, и я сдёргиваю её с кровати. Девчонка падает на земляной пол, охает от боли.
– Чего? Двигай давай!
– Я никуда не пойду! – Саури резко бледнеет, кажется сообразив, что я собираюсь с ней делать, а глаза расширяются, словно у героев японских мультиков.
– А кто тебя спрашивает? – нарочито удивляюсь я. Затем рывком поднимаю её с земли, заставив уткнуться в себя. Свободный конец цепи наматываю на запястья пленницы. – Не хочешь шевелить ногами, значит, понесу.
– А!!! – дико визжит она, но тут же задушенно затыкается – моя ладонь запечатывает наглухо её губы.
Вижу на спинке кровати полотенце. Пойдёт! Запихиваю его в рот саури, и та теперь может только мычать. Вскидываю хрупкое тело на плечо, абсолютно не чувствуя веса, и спокойно выхожу из камеры. Прохожу по коридору, вот и лестница, ведущая наверх. Главное, матушка спит, и мне никто не помешает.
Сбрасываю саури на свою койку. Стол уже накрыт за то короткое время, пока я ходил за Ооли. Оплетённая соломой бутылка хорошего вина, бокалы, сыры, колбасы, копчения. Протягиваю руки к по-прежнему лежащей на постели девушке, серой, словно сумерки, от страха, и… отщёлкиваю ошейник. Отступаю назад, делаю приглашающий жест:
– Поднимайся, подруга. У меня сегодня праздник. Так что составь компанию сьере графу. – Усаживаюсь за стол, наполняю бокалы. Один пододвигаю к ней. – Чего ждёшь? Послезавтра я уезжаю на войну. Так что моли всех своих богов, чтобы я вернулся. Иначе здесь тебя и похоронят…
Узница немного приходит в себя. Снова поджимает под себя ноги, не веря самой себе, ощупывает шею. Но ей не кажется, и глаза не обманывают – оковы в моих руках. Впрочем, тут же изуверское приспособление летит в угол, где падает с тупым звуком. Я снова повторяю свой жест:
– Садись. – И после небольшой паузы добавляю: – Пожалуйста…
Саури мнётся несколько мгновений, потом всё же сползает с кровати, осторожно усаживается за стол.
Я поднимаю бокал:
– За Фиори.
Она берёт свой, смотрит через хрусталь на багровую густую жидкость, затем… Наши бокалы красиво звенят, когда чокаются. Оба пьём. Ооли вновь округляет свои большие серые глаза:
– Какое вкусное!
Первый испуг, похоже, прошёл, и она смело тянется за сыром, нарезанным тонкими ломтиками и уже пустившим ароматную слезу. Аккуратно съедает ломтик, потом протягивает мне бокал вновь:
– Ещё.
Ещё так ещё. Мне не жалко. Наполняю сосуды вновь.
– Откуда эти бокалы? – Саури любуется на игру рисунка на стенках сосуда.
– Сделано в Парде. В моём графстве. Научил аборигенов.
Она дразняще улыбается:
– Прогрессор-педагог?
Отрицательно мотаю головой:
– Потерпевший кораблекрушение. Это мой транспорт упал рядом с твоим Листом.
– Я здесь ни при чём! Нас вместе затянуло в гравитационную яму!
Пожимаю плечами, равнодушно отвечаю:
– Знаю. Я умер задолго до вас.
– Умер?!
Девчонка испугана не на шутку. Киваю в ответ:
– Умер. Моё сознание переписано в тело вот этого аборигена.
– Значит, ты – не имперец?!
– Телом, может, и нет. Но душой – да. Майор Максим Кузнецов. Русский. Неотделимый и единый.
– А как же твоя местная мама? Она знает, кто ты на самом деле?
– Знает. И я её люблю, потому что другой у меня нет. Вы убили её! И моего отца…
Залпом допиваю остатки вина из бокала, снова наливаю, дополняю и ей. Саури словно очнулась от какого-то морока – теперь и её глаза сверкают гневом и злобой. Напомнил, получается…
– Ну что, выпьешь за мою погибель?
Она поднимается со стула, залпом выпивает:
– От такого не отказываются, червь!
– Ах, ты же…
Мой стул падает назад, я так же в один присест выпиваю свою порцию, ставлю бокал на стол.
– Значит, говоришь, я – червь?! Но не гнушаешься моим угощением?!
Странно, но саури молчит. Я хочу ударить её, но неожиданно опущенная при моих последних словах головка поднимается, и на меня смотрят её испуганные глаза.
– Твоё угощение?
Очень странный тон. Совершенно непонятные интонации. Испуг. Недоумение. И ещё что-то… Девушка встаёт, затем медленно начинает обходить стол, приближаясь ко мне. Не боится? Или на что-то надеется? Только на что? Застывает передо мной, поднимая голову, чтобы не упускать меня из вида, затем протягивает руки, кладёт их мне на плечи, и я чувствую, что саури пытается меня наклонить. Ну, раз у тебя возникло такое желание… Наши глаза так близко, и я чувствую её тёплое дыхание…
– Я хочу задать тебе вопрос… Позволишь, человек?
Мои руки помимо моей воли ложатся ей на тонкую талию, и Ооли вдруг сладко вздыхает:
– Почему?
Я не понимаю её вопроса и переспрашиваю:
– Что?
– Почему я хочу, но не могу убить тебя? Почему рядом с тобой я чувствую себя слабой и беззащитной? Почему мне хочется быть с тобой рядом? Почему ты не убил меня, в конце концов?!
Её голос взвивается в последнем вопросе, и понимаю, что от моего ответа будет зависеть дальнейшая жизнь. Не только её, но и моя…
– Может, потому, что ты мне нравишься?
Её кожа становится ещё светлее, когда кровь отливает от щёк, а глаза… Они словно два бездонных колодца, которые затягивают меня в бесконечность… И тогда мои губы касаются её, а ладони бережно притягивают её ближе, ещё ближе, и два бугорка груди касаются меня, а потом…
…Просыпаюсь рано утром. На улице ещё темно, камин погас, но глаза забившейся в угол пленницы, прикрывшей своё обнажённое тело моим плащом, сорванным с вешалки, сверкают ненавистью, сразу давая возможность её найти. Увидев, что я проснулся, она выплёвывает:
– Я убью тебя!
Вместо того чтобы наброситься на неё или обругать, я сажусь на кровати, затем протягиваю к ней руки и тихо произношу:
– Иди ко мне…
Тишина, она медленно поднимается, несколько мгновений стоит на месте, затем делает первый шаг, второй и через мгновение вновь оказывается в моих объятиях, а её губы страстно приникают к моим…
…Заношу закутанное в покрывало неподвижное тело обратно в камеру и осторожно укладываю саури в её кровать. Она так и не пришла в себя, когда встало солнце. С сожалением смотрю на ушастика в последний раз и выхожу прочь, закрыв за собой дверь. Что произошло между нами? Ты же знаешь, что такие отношения между человеком и саури обречены на… И где мне найти силы, чтобы оставить её навсегда? Ведь она…
Возвращаюсь в свои покои, подхожу к смятой постели, тупо смотрю на разбросанное бельё. Потом с размаху бью в стену. Хруст досок, которыми та обита, приводит меня немного в себя. Как же это… Я точно сошёл с ума, когда… Одеваюсь, выхожу на улицу. Зарядка. До седьмого пота.
Из-за стен доносится гул голосов. Взбегаю на стену – точно. Солдаты уже проснулись и тоже занимаются. Утренняя физкультура – святое в любой армии. Полюбовавшись на слаженные квадраты бойцов, возвращаюсь вниз и иду в баню. Принимаю горячий, потом холодный душ, переодеваюсь, возвращаюсь к себе. В комнате уже убрано, постель перестелена. Слуги голову сломают, размышляя, кого их сюзерен лишил невинности…
– Сьере граф, завтрак накрыт в столовой.
Ах да. У нас же куча гостей, и сегодня поесть одному мне не дадут…
Спускаюсь вниз, иду в здание. Столовая убрана коврами и знамёнами. На стенах – гобелены и картины. Богато накрытый стол, улыбающиеся люди. Сегодня только свои, близкие. Так сказать, ближний круг. Занимаю своё место рядом с матушкой. Слуги подают первую перемену. Все дружно набрасываются на еду. Надо бы объявить благодарность повару. И… Нет. Не надо. Я не стану посылать пищу со своего стола саури. Это будет означать признание собственной вины и очень сильно навредит в будущем. Ооли придётся смириться с произошедшим. А когда за мной прибудет корабль, ушастую заберёт Служба Безопасности Империи и выпотрошит из неё всё, что она знает…
Подают последнюю перемену блюд, уже разливают натту и настои из трав и цветов. Люди нахваливают выпечку, ведь сегодня никому не наливают ни капли спиртного. Все должны прийти в себя – завтра в поход…
Трапеза окончена. Выходим на улицу. И тут к матушке подбегает одетая в форму надзирательница, что-то шепчет той на ухо. Мама бледнеет, потом просит прощения и уходит. Я же с напряжением жду последствий. Ежу понятно, о чём доложили досе Аруанн. Эх, не хотел я себе портить последний день дома, но сам виноват. Мы ждём, пока матушка вернётся, потому что уже поданы возы, которые отвезут нас к моему озеру, где будут шашлыки. Но мама задерживается. И я начинаю нервничать. Неужели саури наложила на себя руки?! Я же оставил её совсем без оков… Но вот на крыльце появляется фигурка матушки, одетая в лёгкий плащ. Она зло смотрит на меня, потом решительно забирается в возок. Её компаньонки усаживаются вместе с ней, остальные гости также занимают свои места, и небольшая кавалькада отправляется из замка.
Проезжаем военный лагерь, стройку, сейчас остановленную, углубляемся в горы по небольшой дороге. Путь проходит спокойно, дамы восхищаются красотами окружающих пейзажей, мужчины поддакивают супругам вполголоса. Наконец вот оно, озеро. Слуги быстро разводят костёр, народ разбредается вдоль берега удивительно прозрачного и чистого водоёма необычно правильной круглой формы. С окружающих его скал в воду падает небольшой водопад. Вокруг тихо и невероятно красиво.
Понемногу напряжение спадает, я извлекаю из сумки свой проигрыватель, ставлю кристаллы с классической музыкой, и поражённые до глубины души гости слушают Вивальди, Баха, Шумана и прочих гениев Земли. Для них это чудо Высочайшего. Едим ароматное горячее мясо, шутим, просто разговариваем. Мама тоже начинает отходить от произошедшего утром. И у меня стойкое ощущение, что она чего-то или кого-то ждёт…
Между тем солнышко пригревает всё больше. Становится теплее, в воде время от времени играют рыбы. От их хвостов расходятся по зеркальной глади круги. А это что? Я вижу, как из-за поворота появляются три всадника. Двое солдат и… Не могу понять – какая-то дама? Почему я не знаю её? Всадники подъезжают вплотную к нашей расположившейся на толстых коврах компании, затем спрыгивают с коней. Однако… Мама поднимается навстречу вновь прибывшей и порывисто обнимает её, потом подводит к нашему пикнику, и у меня отвисает челюсть – это саури… Она одета с иголочки, в новенькое роскошное платье густо-красного цвета и бархатный алый плащ, на голове – пушистая шапочка-таблетка, прикрывающая острые ушки, на руках – такие же, как и всё остальное на ней, алые перчатки. Доса Аруанн подводит девушку к нам, затем усаживает рядом со мной. Точнее – между собой и мной. Саури бросает на меня свой непонятный взгляд. Острый, молниеносный. Пожалуй, мне придётся быть настороже. А то всадит в меня шампур или нож. А матушка представляет:
– Познакомьтесь – это Ооли. Она из очень далёких земель. Принцесса. И…
– Мама, достаточно!
Графиня бросает на меня бешеный взгляд, но сдерживается. Ни к чему скандалы в этот день. Лишь добавляет:
– Она…
Осекается, потому что моя щека дёргается… Замолчав, доса Аруанн тянется за свежим, прямо с костра, шампуром, подаёт его саури:
– Угощайся, доченька…
Доченька?! Какого… Но ничего не происходит. Саури, несмотря на происшедшее с ней, с аппетитом уплетает мясо, пригубливает настои и даже щебечет с матушкой на нейтральные темы. Когда только успела выучить всеобщий? Правда, акцент неистребим, но зато сразу говорит, что она издалека. Специально так разговаривать не получится. Проколешься рано или поздно. Все гости просто очарованы ушастой, и я не выдерживаю, беру её за руку, встаю, но Ооли выдёргивает свою ладошку, правда, не шипит. Зато подаётся к маме, и та кладёт ей свои руки на плечи, давая мне понять, что не даст девчонку в обиду. Понятно… Поскольку саури уже довольно неплохо объясняется на местном наречии, то смогла рассказать, что с ней произошло нынешней ночью. Ну и плевать!
Разворачиваюсь и иду к кустикам, за которыми устроено отхожее место. Мол, мне надо туда. И чувствую, как мою спину сверлит ненавидящий взгляд. Нижайший с ней! Пусть провалится в преисподнюю! Очарование пикника проходит, словно дым от костра, развеиваемый бешеным ураганом. Так что оставшееся время до возвращения я брожу вдоль берега озера, время от времени швыряя в воду камни. Как ни странно, это занятие меня успокаивает, и в замок я возвращаюсь уже в нормальном состоянии. Гости расходятся по своим покоям, матушка уводит Ооли с собой, я же иду к себе. Есть не хочется. Да и вставать очень рано. Ещё затемно. Поэтому просто раздеваюсь и укладываюсь в постель, почти мгновенно засыпая…
…Деликатный стук в двери – слуга будит, как и приказано, заранее. На небе ещё сияют звёзды, но поспать теперь всласть долго не придётся. Одеваюсь, тем временем другие слуги накрывают стол. Что за… Три прибора? Один для меня, второй для мамы. А третий?! Створки распахиваются, и в мои покои входят мама и… Ооли. Молча подходят к столу, усаживаются, не спрашивая разрешения. Ладно матушка. Но эта… Какого она ведёт себя так, словно Парда принадлежит ей?! Чувствую, как внутри меня начинает закипать гнев, но мама, словно чувствуя это, кладёт на мою ладонь свою руку и прикрывает на мгновение глаза. Ну, раз доса Аруанн просит…
Мы молча едим. Когда трапеза заканчивается, я так же, не произнося ни слова, поднимаюсь из-за стола и подхожу к стене. На ней висит доспех. Не такой, как принято в Фиори. Плотная кольчужная сетка, вставки из закалённой стали на груди, животе, руках, массивные стальные погоны. Глухой шлем с острым наконечником, с такого соскользнёт меч или сабля. На ноги – кольчужные штаны с теми же стальными проставками, как и на рубахе. Натягиваю сапоги с прошивкой из опять же стальных нитей. Шлем беру в руку, вот в принципе я и готов. Остальное оружие уже навьючено на Вороного, который ждёт хозяина у крыльца. Поддоспешная рубаха надета заранее, естественно. Как и специальные кожаные штаны. Иначе от обычной одежды ничего не останется. Чуть притопываю – всё точно по фигуре. Можно идти. Остаётся последнее – благословление родных.