– А если он работает не на немцев? Есть ведь еще союзники и нейтральные страны. В этом случае немецкие потери могут быть ему только на руку. Он очень хорошо подготовлен. Это отмечают капитан Щеглов и сержант Игнатов. Это же утверждает снайпер Серова и сержант Плужников, а он, напомню, из нашего ведомства. Я уж молчу о красноармейцах Чежине и Шаркове, чье мнение можно было бы и не учитывать, если бы оно не совпадало с остальными. А где он мог пройти такую подготовку? В тайге, стреляя по белкам? Не верю!
– Я думал об этом, – кивнул начальник особого отдела, – Не сходится. Никто и никогда не стал бы внедрять агента с такой подготовкой настолько топорным способом – слишком велик риск потерять ценного специалиста. Да и нужен ли американцам или англичанам агент на передовой советско-германского фронта? Затраты ресурсов на подготовку операции такого уровня несопоставимы с возможными выгодами. В общем, так! Отправь его к кадровикам, но наблюдения не снимай. Пусть пока им занимаются те, на кого командованием возложены соответствующие обязанности, а там посмотрим. Дадим ему возможность себя проявить не в условиях котла, когда живых свидетелей его художеств почти не осталось, а в более контролируемой ситуации. Единственное что… шепни им там, чтобы Нагулина определили в одну часть с людьми из его взвода. Мы с ними уже работали, да и расширять круг лиц, знающих о нашем к нему интересе, пока не стоит.
– А его звание?
– А что звание? У нас есть приказ командующего шестой армией. Комфронта Тюленев его не отменял. Сам Музыченко тоже пока ни в чем официально не обвинен, а с этими показаниями, – Сазыкин кивнул на папки на своем столе, – скорее всего, обвинен и не будет, задачу-то он честно выполнил, так что все обвинения достанутся сдавшемуся в плен генералу Понеделину. Вот пусть и командует Нагулин, раз уж заслужил, тем более что при прорыве его взвод проявил себя с наилучшей стороны. Наградить не можем, так хоть кубик в петлице сохраним. Все, батальонный комиссар, свободен. Мне еще дела Музыченко и Соколова к передаче в Москву готовить.
Возникшая передышка позволила мне подвести некоторые итоги и оценить свои действия. Нельзя сказать, что я остался ими доволен. Да, вырваться из котла удалось, и это несомненный плюс, но, как показала практика, я имел все шансы там и остаться, словив случайную пулю или осколок, а то и просто попав в плен. В финальной части прорыва я окончательно утратил контроль над ситуацией, и если бы не Музыченко, оперативно организовавший ракетно-артиллерийский удар по зажавшему нас моторизованному батальону, ничем хорошим бы эта история для меня и моих людей не закончилась.
Пока я действую на тактическом уровне, ничего толкового добиться не получится. Сколь угодно точный стрелок, исключительно эффективный разведчик или диверсант – все это замечательно, но не тянет больше чем на капитана, ну, в самом благоприятном варианте, на майора. Это не значит, что пользоваться этими преимуществами нет смысла, но не на них мне нужно делать акцент. В моем распоряжении есть сеть сателлитов, потенциал которой гораздо шире тех возможностей, которые я уже использовал. В силу обстоятельств я не мог внятно распорядиться обширными данными о ходе боевых действий на всем фронте, и был вынужден ограничиться пределами Уманского котла, а чаще несколькими километрами вокруг места, где в текущий момент находился. Теперь же, вырвавшись из окружения, я получил некоторый простор для выбора. Естественно, никто не спросит младшего лейтенанта, и хорошо, если не ефрейтора, о том, где он желает применить свои полководческие таланты, но, по крайней мере, сейчас вопрос элементарного выживания не отбирает у меня все имеющееся время и силы, так что можно спокойно обдумать ситуацию.
Для начала о самой спутниковой сети. Я использую ее, как водитель местного автомобиля, совсем недавно севший за руль. Более-менее знаю, какие ручки дергать, что крутить и куда жать, но понятия не имею, как все это работает и как отрегулировать двигатель и подвеску, чтобы работало лучше. Оно и понятно – я пилот космического истребителя, а не ученый. Да, чего-то нахватался от Летры, но это слезы по сравнению с тем, что знали специалисты, занимавшиеся исследованием земной цивилизации. Я раньше даже не задумывался о том, откуда берется информация, сопровождающая картинку со спутников.
Я видел с орбиты, скажем, танковую колонну, ползущую по шоссе. Ну, колонна и колонна, дальше-то что? Но вычислитель сразу же подсказывал мне, что это, к примеру, машины танковой дивизии «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», а иногда и указывал конечную точку их маршрута. А фамилии командиров частей? Их я тоже видел в комментариях, но откуда их брал вычислитель? На технике не написаны номера частей и фамилии командующих. Я, конечно, понимал, что до того, как я оказался на планете, исследования шли уже много лет, и в базах данных скопилась обширная информация, которую мог обрабатывать вычислитель для дополнения данных с орбиты, но некоторые детали просто невозможно выяснить одним лишь наблюдением сверху. Несомненно, есть еще радиоперехват, который сеть сателлитов ведет в непрерывном режиме. Взлом местных шифров труда не составляет, но даже это объясняет не все, хоть и многое.
Откуда, например, подробная информация о конструкции оружия и техники? Тот же финский пистолет… Я ведь, когда разбирал это оружие, имел перед глазами трехмерную модель со всеми подробностями его устройства и функционирования. Откуда? Ответ напрашивается сам – кроме спутников есть что-то еще. Полковник Нивен ничего мне об этом не сообщил, просто не успел, наверное, но Летра говорила о том, что для сбора данных на других планетах используются дроны, оснащенные генераторами маскировочных полей. О том, что эти беспилотные аппараты применяются и на Земле, она не упоминала, но если ученые с других исследовательских баз использовали их для получения информации, то почему не предположить, что и здесь они тоже есть, причем продолжают функционировать и сейчас, пересылая собранные данные на орбиту? Вполне вероятно. Дело другое, что я не знаю, как ими управлять, а, возможно, и не имею нужных кодов доступа.
Документация по сети сателлитов в памяти вычислителя имелась, но разобраться с ней в полном объеме я не успел, что и неудивительно. Летра, например, прежде чем занять свою должность, четыре года училась в Метрополии, причем, по ее рассказам, закончить обучение смогли далеко не все из тех, кто его начал. Самые необходимые настройки я делать умею, но дальше… В общем, похоже, что наиболее полное освоение попавшего мне в руки высокотехнологичного инструмента должно стать одной из главных задач на ближайшее время, если, конечно, моих знаний и подготовки на это хватит.
Глава 2
Из окна палаты военного госпиталя в Дрездене был виден уютный дворик с аккуратными скамеечками, окруженными зеленью тщательно подстриженных кустов. Эриху фон Шлиману этот вид уже успел изрядно надоесть, и когда массивные ворота открылись, впуская во двор черный «мерседес», он даже немного обрадовался этому новому штриху в скуке последних дней. Через несколько минут за дверью послышались шаги, и вслед за врачом в палату вошел полковник Генрих Рихтенгден в наброшенном поверх мундира белом халате.
Майор поднялся ему навстречу. Последние дни это давалось ему относительно легко.
– Рад видеть тебя Эрих, – без улыбки произнес полковник, – Я боялся, что все гораздо хуже.
– Герр оберст, – обратился к гостю доктор, – Майор Шлиман перенес серьезную контузию. Очень вас прошу, постарайтесь не заставлять его нервничать.
– Я учту, – кивнул полковник, и доктор тихо вышел, прикрыв за собой дверь.
– Как себя чувствуешь, Эрих?
– Ты совершенно прав, могло быть хуже, – пожал плечами майор, – Знаешь, Генрих, я не предполагал, что коммунисты могут действовать так оперативно. Этот шквал огня… Мой батальон просто смели.
– Русская реактивная артиллерия, – поморщился полковник, – Пока у них ее мало, но, похоже, командование противника делает ставку на это оружие. Наши «небельверферы» бьют точнее, но у большевиков выше дальность стрельбы и больше снарядов в залпе. Неприятная штука.
– Я имел возможность убедиться в этом на собственной шкуре, – кивнул Шлиман.
– Что там случилось, Эрих? Показания выживших не слишком проясняют картину. Русский стрелок ушел?
– Скорее всего, да, герр оберст. Если, конечно, его не зацепило случайным осколком. Я приказал своим людям в него не стрелять – хотел взять живым, но русские ударили с такой силой, что могло произойти все, что угодно.
– Это плохо, Эрих. Очень плохо. Думаю, ты доложен понимать всю глубину неприятностей, которые ждут нас в ближайшем будущем. О нашей операции уже стало известно в верхах, и теперь, если русские запустят в производство свое новое оборудование для стрельбы…
– Все не так ужасно, Генрих, – На лице Шлимана появилась легкая улыбка.
– Вот как? – недоверчиво переспросил полковник.
– Нет никакого оборудования, герр оберст, – в голосе майора звучала уверенность, – я видел, как он стрелял из зенитной пушки. Там открытая платформа, даже щита нет, и мне удалось рассмотреть все в деталях. У стрелка не было никаких специальных приспособлений, и зенитка выглядела совершенно стандартной. Это просто один человек. Да, он гениальный стрелок, но дело не в приборе, который можно дать каждому солдату, а исключительно в его личных качествах или особых способностях. Но он всего один, понимаешь? Единственный уникальный экземпляр во всей большевистской армии, а один стрелок, каким бы хорошим он ни был, не сможет определить исход войны, особенно если его вовремя остановить.
– Ты в этом уверен, Эрих? – задумчиво произнес полковник, – Он ведь стреляет, не видя цели. Не на слух же! Хотя… Если нет оборудования, то, может быть, это какие-то медикаменты, на порядок усиливающие восприятие?
– Тогда почему он только один, Генрих? Нет, дело не в химии. Да и сложно себе представить, какой силы должен быть препарат, чтобы так усилить слух и зрение. Русский демонстрировал свои способности слишком долго. Если бы все это время он сидел на мощных стимуляторах – давно бы сдох, чудес-то не бывает.
Полковник какое-то время молчал, обдумывая услышанное, но Шлиман видел, что лицо Рихтенгдена постепенно разглаживается, как будто с него сняли непосильный груз и сказали, что дальше его нести уже не нужно.
– Я уверен, что смогу его найти и закрыть для Германии эту проблему раз и навсегда, – на лице Шлимана застыло выражение мрачной решимости.
– Месть, Эрих? – усмехнулся Рихтенгден. – Похоже, этот русский смог задеть тебя за живое.
– Он всего лишь дикарь, Генрих, но дикарь опасный, и его требуется остановить прежде, чем он убьет сотни наших солдат.
– Ну-ну… – неопределенно произнес полковник, – Выздоравливай, Эрих. Ты сообщил мне очень важные сведения, и я уверен, наверху их высоко оценят. Думаю, твое личное участие в охоте за русским стрелком будет одобрено. В любом случае, буду держать тебя в курсе.
Звание мне подтвердили. В кадровом управлении я получил новенькое удостоверение и направление в трехсотую стрелковую дивизию, а точнее, в ее отдельную разведывательную роту, что меня несколько удивило, но увидев в предписании фамилию своего нового командира, я лишь усмехнулся. Капитан Щеглов, похоже, добился-таки своего, а я, признаться, был этому только рад.
Сержанта Плужникова увезли в тыл. Я успел заскочить к нему в полевой госпиталь, и он сказал, что осколок зацепил что-то серьезное, и в строй он теперь вернется в лучшем случае месяца через три. А вот Чежин и Шарков отправились к новому месту службы вместе со мной, и тут уж явно не обошлось без чьего-то ненавязчивого вмешательства. «Панцербюксе» у меня отобрали практически сразу, несмотря на все мои настойчивые просьбы, но «Вальтер» я все-таки припрятал и отдавать не стал. Зато теперь мне, как будущему командиру разведвзвода, выдали пистолет-пулемет Шпагина и «Наган». Стрелять прицельно из этого оружия было крайне сложно, но для ближнего боя и ППШ, и револьвер подходили неплохо.
– Ну, здравствуй, Нагулин – с довольной улыбкой ответил на мой доклад Щеглов, – Вот уж не ожидал, что так скоро свидимся. Честно скажу, рад тебе, как родному. Из моих людей, с кем войну начинал, остались только Игнатов и Никифоров. А как тебя в разведку-то занесло? Я уж думал тебе в ПВО дорога, а тут вон как вышло.
– Трудно сказать, товарищ капитан. Я-то думал, что это вы рапорт написали с просьбой меня к вам определить…
– Да кому мой рапорт нужен, Нагулин? – усмехнулся Щеглов, – стал бы меня кто-то слушать, как же.
– Со мной вместе к вам моих бойцов из расчета противотанкового ружья направили.
– Чежин и Шарков? – кивнул капитан, – Нормальные бойцы. Не разведчики, конечно, но такое прошли, что мы их быстро натаскаем. Пушку твою немецкую отобрали?
– Сказали, что не положено.
– Жаль. Хорошая штука была… Хотя на кой она разведчику?
– Я бы нашел ей применение.
– Не сомневаюсь. Ты, Нагулин, и морской мине в разведке дело найдешь – тебе только дай.
Я улыбнулся. Щеглов выглядел усталым, но собранным и деловым. Было видно, что его роту командование гоняет в хвост и в гриву, но руки капитан не опускает.
– Примешь второй взвод, – перешел к делу мой новый командир, – там пока Игнатов командует, но это не сержантская должность, хотя службу он знает.
– Есть!
– До вечера тебе время на раскачку, а дальше буду спрашивать по полной. Нам тут прохлаждаться не дают. Командование трясет постоянно и требует информацию о противнике. Немцы заняли Кременчуг, захватили плацдарм на нашем берегу Днепра и переправляют на него пехотные части. Наши пытались держать крупные острова, их тут хватает, но немцы нас быстро оттуда выбили. Скинуть их в реку мы не можем – сил маловато, так что только и остается, что немцев сдерживать. А из штаба армии в дивизию приказ пришел. Пленные им нужны, чтобы узнать, что на плацдарме творится, и планы немецкие вскрыть. Это как же их там припекло, если штаб армии такие приказы раздает? Не их это уровень. Я понимаю, если б штаб полка такой приказ прислал…
– Погоды нет, – пожал я плечами, – дожди сплошные и облачность. Авиация не летает, вот информации и нет, а в высоких штабах боятся, что немцы отсюда на север ударят – в тыл Юго-западному фронту.
– Ты-то откуда это знаешь, Нагулин? Или тебе сам командующий фронтом обстановку докладывает?
– Да не знаю я, товарищ капитан. Просто предполагаю, исходя из того, что вы рассказали.
– Все, младший лейтенант, свободен. Иди устраивайся и принимай взвод у Игнатова, а мне еще группу для вечернего выхода за «языком» готовить надо. В роте даже десятка опытных разведчиков не наберется. Остальные – обычная пехота. Их на такое задание не пошлешь.
– Разрешите мне с группой пойти, товарищ капитан?
– Еще находишься, Нагулин, не суетись.
– Немцы что-то затевают, я это чувствую. Потом может быть поздно.
– Чувствуешь, значит… – задумчиво произнес Щеглов, опускаясь на грубо сколоченный табурет. – Раньше говорил «слышу» или «вижу», и я верил. Вернее, поверил не сразу, но потом уже не сомневался. А теперь ты говоришь «чувствую», и мне опять хочется от этих твоих «чувств» отмахнуться. Но капитан Щеглов второй раз на те же грабли не наступает. Ладно, ты в группе. Я сам вас поведу – ты с местными условиями пока не знаком, так что тебе в первом выходе людей не доверю. Сбор здесь в двенадцать, выходим в час тридцать. Смотри, Нагулин, ты сам напросился.
– Разрешите идти принимать взвод и готовиться?
– Иди, младший лейтенант, хотя, постой. Знаешь, кого я встретил сегодня утром на позиции первого батальона?
Я молча ждал продолжения, с интересом глядя на капитана.
– Старшего сержанта Серову. Она даже спросила у меня, где найти комбата. Липович ее снайпером в третью роту определил. Просто день встреч какой-то, не находишь?
Погода нам благоприятствовала. Низкая облачность закрывала луну, а шелест моросящего дождя скрадывал звуки. Даже осветительные ракеты не слишком помогали противнику – их свет вяз в пелене дождя. Мокро, грязно, хорошо хоть не слишком холодно. Назвать линию немецкой обороны очаговой было бы преувеличением, но разрывы между окопами и опорными пунктами все же имелись. Противник постепенно расширял Кременчугский плацдарм, и оборудовать полноценные позиции немцы успевали не всегда. Ударить бы по ним сейчас парой танковых дивизий при поддержке тяжелой артиллерии, да где их взять? У Юго-западного фронта резервов почти нет, а то, что выделяет Ставка, уходит на контрудары во фланг наступающим танкам Гудериана.