«Демон!» – читаю я по губам Вадима, прежде чем он, покрутив у виска пальцем, скрывается в недрах своего «минивэна».
2
Мотоцикл стремительно разрезает улицы вечерней Москвы. Лавирую между вереницами автомобилей, стараясь не приближаться к их сверкающим, раскаленным бортам. Стоит поздняя весна, и тысячи любителей натурального хозяйства покидают каменные джунгли, чтобы все выходные самозабвенно отдаваться историческому инстинкту земледелия на своих дачах.
Будучи убежден в том, что фрукты и овощи приятнее всего добывать в супермаркетах, я игнорирую все фермерские задатки. Хотя и очень благодарен трудолюбивым дачникам за опустевший город.
Люди всех регионов страны стремятся попасть в Москву, чтобы начать новую, как им кажется, лучшую жизнь. А очутившись в столице, при первой же возможности стараются из нее удрать. И, простояв несколько часов в пробке из таких же уставших жертв большого города, вздыхают потом с облегчением на крылечках загородных домиков.
Мегаполис – настоящее насилие над природой человека. Для меня же лучшим способом противостоять такому насилию – действовать в соответствии с древним правилом: если драка неизбежна, нападать надо первым. Не сопротивляться царящему вокруг безумию, а принять его, пропустить через себя, самому стать безумцем. На, выкуси, город! Сведи с ума сумасшедшего!
Те, кто воспринимает происходящее всерьез, ломаются быстрее. Подсознательно чувствуя приближающийся надрыв, люди начинают искать сублимативные формы побега.
Самая простая и доступная форма ухода от действительности – алкоголь. Недаром спиртное сопровождает человека и в печали, и в радости. Но я почти уверен, что первый выпивший в мире человек чувствовал не радость, а глубокую, глухую тоску. Потому что тем, кто по-настоящему счастлив, и в голову не придет идея затуманить свое сознание. Напротив, счастливым людям хочется впитывать каждую секунду своего счастья. С несчастьем ситуация иная – несчастным людям хочется максимально расфокусироваться, сбежать от колючих и неприятных деталей, утонуть в тумане бессвязных мыслей.
Пьющие на вечеринках люди глубоко несчастны. Их несчастье в том, что они полагают, будто не способны испытать настоящую радость без допинга. Так что я даже не уверен в том, кем быть хуже – радостным алкоголиком или печальным. Пожалуй, пьющие от радости находятся даже в худшем положении: у того, кто спивается от горя, хотя бы есть повод.
Можно сколько угодно запрещать рекламу спиртных напитков и ограничивать продажу алкоголя – все это борьба с последствиями. Людям не нужен алкоголь. Они находятся в поиске ощущения счастья, которое пока не разливают по бутылкам и не подают в красивых хрустальных бокалах со льдом.
Большинство дачников тоже своего рода алкоголики, пребывающие в состоянии похмелья всю рабочую неделю. Каждый будний день они едут на работу, которую ненавидят, где улыбаются коллегам, которых терпеть не могут. На них кричит начальник, клиенты что-то требуют, а они мысленно уже где-то далеко: окучивают любимую грядку или раскуривают сигаретку вечером на крылечке в своем садовом товариществе. И только тогда похмелье «правильной» жизни отступает.
Существуют и другие формы счастья: беспорядочный секс, наркотики, экстремальные виды спорта. Годится все, что взрывает и оглушает привычное течение мыслей, встряхивает повседневность. Если хочется проверить, что все происходящее не сон, – традиционно советуют сильно ущипнуть себя. Острый приступ боли призван выдернуть человека из сна, разделить иллюзию и реальность. В мегаполисе люди регулярно щиплют себя просто для того, чтобы убедиться, что они все еще живы, что еще способны чувствовать.
Добираюсь до дома за какие-то четверть часа. До ужина с Вадимом и его семьей остается три часа. С мстительным удовольствием думаю, что половину этого времени Вадик будет продираться сквозь сонмы автомобилей, матерясь на соседей по дороге. Впрочем, матерясь – это вряд ли, он скорее всего слушает легкую музыку или аудиокнигу и мысленно желает крепкого здоровья каждому подрезавшему его придурку. Поразительный человек.
Не удивлюсь, если вечером вместо традиционных для русских гуляний напитков на столе окажется только торт. А жена друга – румяная молодая девушка – будет разливать по кукольным чашкам в крапинку ароматный чай из носатого чайника. Потом Вадим задует свечи, загадает желание, и в одиннадцать вечера мы отправимся по кроватям, в темноте рассказывая друг другу страшные истории про налоговых инспекторов.
Меня так веселит эта проекция воспоминаний из детства, что я не сдерживаюсь и издаю невольный смешок. Сосед в лифте смотрит на меня с интересом. На мне тяжелая кожаная куртка, трехдневная щетина и растрепанные, спутанные от мотошлема волосы. Соседу непонятно, чему в этой жизни можно улыбаться в темном подъезде. Не уверен, что вообще когда-нибудь видел его улыбающимся. Так что я просто подмигиваю ему и выхожу на своем этаже.
Зайдя в квартиру, привычно вешаю шлем на крючок, с облегчением снимаю тяжелую куртку. Обычно, приехав домой в пятницу после работы, я сплю несколько часов, чтобы к полуночи отправиться в центр, где в это время начинаются чудесные превращения.
Днем холеные офисные работники с серьезными лицами обсуждают контракты и графики, делая вид, что ничего более важного в их жизни не существует. А ночью эти же приличные люди стягиваются в центр города, где набирает свои обороты торжество городского безумия.
Но сегодня мы празднуем день рождения Вадика – человека, далекого от ночных метаморфоз Москвы. К полуночи, как и все нормальные люди, вместо оборотня с горящими глазами, полными похоти и жажды недоступных в будни удовольствий, он превращается в обычного спящего человека. Целует улыбающуюся во сне дочь, исполняет супружеский долг и погружается в сон, чтобы с утра предаться семейной рутине.
Дверь мне открывает Надя, жена Вадима. Мы тепло здороваемся и обнимаемся как лучшие друзья, хотя мне кажется, что втайне она меня недолюбливает. Это лишь догадки, ведь, как и всякая мудрая женщина, Надя не допускает и тени пренебрежения в сторону лучшего друга своего мужа. Когда я поделился своим предположением с Вадимом, он меня заверил, что ни о чем таком и речи быть не может, потому что Надя, как и сам лучший друг, относится ко мне как к неизбежному, непонятному, но все-таки безобидному и родному злу.
Первое время бесшабашный друг Вадима, конечно, вызывал в ней вполне понятное женское беспокойство. Девушка боялась, что дух свободомыслия и культ игнорирования любых душевных привязанностей могут ненароком передаться ее избраннику, и у того возникнут несовместимые с уютным семейным счастьем идеи. Но Вадим был без памяти влюблен, и Надя эту любовь чувствовала подсознательно, женским шестым чувством. А уж когда правильный и честный Вадим сделал ей предложение, расслабилась настолько, что даже перестала каждые полчаса присылать другу обеспокоенные эсэмэски, если мы с ним задерживались на работе.
Прохожу в гостиную и вижу за накрытым к празднику столом, помимо наших общих знакомых и парочки школьных товарищей, Илью – нового приятеля Вадима. Недавно застал их в офисе что-то горячо обсуждающими. Илья, развернув ноутбук к Вадиму, что-то объяснял тыча пальцем в экран, а партнер, подперев ладонью подбородок, согласно кивал. Как я узнал позже, Илья руководил одним из направлений нашего потенциального клиента и обратился за определенными услугами. Какими именно, я уточнять не стал: мы не лезли в проекты друг друга, поскольку и своих забот хватало. Если Вадиму требовалась моя помощь, он обычно просил об этом напрямую, а без надобности мы друг друга не беспокоили.
Я удивился, что Илья оказался в числе приглашенных: обычно мы с Вадимом не смешивали работу и личную жизнь. Но сейчас Илья сидел рядом с моим другом так, будто они были знакомы сто лет, и что-то вполголоса ему рассказывал, дирижируя собственную речь нанизанным на вилку маринованным грибом.
Глядя на эту внезапно вспыхнувшую приязнь между клиентом и его потенциальным подрядчиком, можно было бы заподозрить друга в кривлении душой во имя коммерческих интересов агентства. Но во-первых, наши потенциальные клиенты если и собирались сближаться с нами, то исключительно в «Пушкинах» и «Турандотах», а вовсе не в простенькой домашней обстановке, а во-вторых, стоило чуть внимательнее приглядеться к Илье, как сразу становилось понятно, чем объяснялась эта неожиданная деловая дружба.
Илья был точно таким же уютным семейным человеком, как Вадик. Его выдавали та же плавная мимика, построение фраз и неторопливые жесты. Даже на праздник Илья пришел со своей тихой, скромной супругой и маленьким сынишкой. Сходство впечатления, которое производили новоиспеченные партнеры, было настолько сильно, что я готов был поспорить, что обнаружу на парковке второй уродливый минивэн, если прямо сейчас предложу джентльменам спуститься вниз.
Гости над чем-то смеются, когда я захожу в комнату, а Вадим, первым заметив мое появление, поднимает руку:
– О, Сашка, проходи. Я как раз рассказываю ребятам о твоем сегодняшнем подарке.
С деланым смущением кланяюсь присутствующим.
– Ты рассказал им, как наложил в штаны при виде дяди-Бориных «орлов»? Ребята, какую версию он вам рассказывает? Как героически противостоял отряду? Не верьте ни единому слову, а лучше заходите к нам в офис, я попросил сохранить запись с камер видеонаблюдения. Кино, я вас уверяю, великолепное! Разогреем попкорн в микроволновке и посмотрим.
– Я тоже хочу! – подает голос Надя.
Гости смеются, а я сажусь за стол. Передо мной тут же появляется тарелка, и дальнейшее застолье течет по классической схеме: мы ужинаем, выпиваем и желаем имениннику разных благ.
Обвожу взглядом веселую, захмелевшую компанию и думаю о том, как мне нравятся эти люди. Большинство наших приятелей с детства отсеялись по естественным причинам. Клявшиеся когда-то, еще на школьном дворе, в вечной дружбе друзья исчезали из нашей жизни, стоило им попасть в омут семейного счастья. Мы некоторое время продолжали приглашать на различные совместные мероприятия, но, получив несколько ответов, в духе «простите, парни, Мариночка не может», махнули рукой. В конце концов, насильно тащить – занятие неблагодарное.
А потом вдруг начавшие разводиться приятели вновь показывались на нашем горизонте. Первое время мы встречали их с радушием и верили звучащим в воздухе новым жарким клятвам, пока не убедились, что прояснение в сознании этих людей носит лишь временный характер. «Вечная дружба» длилась ровно до того момента, пока в жизни заблудшего друга не появлялась очередная «Мариночка», которая «не могла». После чего история повторялась.
В конце концов, мы с Вадиком стали с легкой душой отпускать таких персонажей и больше внимания уделять тем, чье желание быть рядом не зависело от семейной конъюнктуры.
Когда Илья пошел на балкон курить, мы с Вадимом увязались за ним.
– Саш, я давно хотел спросить, – говорит Илья, поднося огонек зажигалки к моей сигарете, – почему ты не женишься?
Затягиваюсь едким дымом и кашляю. Со стороны это выглядит так, как будто я поперхнулся от вопроса. Вадим улыбается – он знает.
– Потому что не хочу, Илья, – отвечаю любопытному приятелю, прокашлявшись.
– Как это – не хочешь? – изумляется тот.
– Глупо хотеть жениться, основываясь на абстрактном желании. Это что, прихоть какая-то? Мне понятно, как можно хотеть связать свою жизнь с конкретным человеком. Но этого человека сначала нужно встретить. Потом понять. Потом молиться, чтобы этот человек принял тебя в ответ со всеми твоими особенностями, и только потом захотеть связать себя узами брака. В вопросе «почему ты не женишься» я вижу призыв к ответственности за несоблюдение какого-то социального ритуала. А я редко руководствуюсь в своих действиях ритуалами. Мне больше нравится мир собственных чувств и ощущений.
– Но, если ты говоришь о чувствах, – Илья неловко стряхивает пепел в окно, и Вадим заботливо пододвигает пепельницу поближе, – неужели тебе не хочется испытать серьезные чувства? Любовь? Боишься ответственности, да?
– Использование в одной фразе слов «любовь» и «серьезность» вызывает у меня тоску. Уж чему-чему, а любви уж точно всякая серьезность противопоказана. Рассказать тебе об ответственности? В какой-то момент наши с Вадимом одноклассники вдруг повально увлеклись серьезными отношениями. Настолько серьезными, что все как один связали себя узами брака. Ленты соцсетей белели вуалью, сверкали золотом колец и чернотой смокингов, счастливые друзья с торжественными аватарками вдруг стали призывать меня стать ответственнее и серьезнее. Они говорили, что замужество или женитьба – это главный критерий человека, способного брать на себя ответственность. И знаешь, где сейчас все эти «ответственные» люди? Большинство развелись, матери-одиночки воспитывают детей, некоторые пошли на второй заход в ЗАГС. Я над ними вслух шучу, спрашиваю, не выдали им там еще карту постоянного клиента, а про себя думаю: разве это серьезно? Разве брошенные дети – лучший образец ответственности? Так кто из нас проявляет большую ответственность: я, честно принявший себя и не пытающийся строить замки из песка, или они – увлеченные блеском ритуала, но не познавшие толком себя и того, чего на самом деле хотят в жизни?
– То есть, по-твоему, лучше бы им вести такой же образ жизни, как у тебя?
– Да при чем здесь это, Илья? Образ, не образ. Я сейчас о честном отношении к себе. Они же сами себя обманывают! Я не святоша, это правда. И действительно наломал много дров. Но я изначально признал себя дровосеком и не пытался изображать строителя. Мои намерения не расходятся с действиями. Ни одной из своих подруг я не клялся у алтаря в верности, чтобы потом оказаться застуканным в постели с другой, как это часто бывает. Так что не надо мне говорить про ответственность!
Вадим улыбается и слегка касается моего плеча, призывая не слишком распаляться. У нас был однажды похожий разговор. Друг тогда, хоть и не разделявший до конца моей позиции, признал, что логика в ней есть, и его несогласие связано исключительно с нашими различиями во взглядах на жизнь. Теперь он, того не скрывая, наслаждался нашей беседой, видя себя в запнувшемся в отсутствии аргументов Ильи.
– Да-а… – задумчиво тянет Илья. – Я вижу, ты долго над этим думал.
– Ты просто неправильно задаешь вопрос. Правильнее было бы узнать, почему я до сих пор не встретил ту, на которой захотел бы жениться. А может, и не захотел бы, но был от этого не менее счастлив с нею без штампа в паспорте.
– Так почему же?
– А черт его знает, – совершенно искренне отвечаю я. – Я судьбу не подгоняю. Ей виднее, когда начать делать из меня «ответственного»!
Пародируя на последнем слове интонацию Ильи, щелчком отправляю окурок в окно. Вадим смотрит осуждающе, возмущенный то ли моей бестактностью в ответе, то ли актом утилизации мусора в мировое пространство. Тем не менее никак не комментирует и демонстративно тушит свою сигарету в пепельнице.
Мы какое-то время молчим, глядя на раскинувшуюся до горизонта оранжевую клетку светящихся окон соседних домов. Тишину снова нарушает Илья.
– А знакомства в Сети ты когда-нибудь пробовал? – неожиданно спрашивает он. – Всякие там сайты, приложения…
Вадим с интересом поднимает на меня глаза. Ему любопытно услышать ответ, ведь раньше мы никогда не обсуждали с ним способы, которыми в моей жизни появляются женщины.
– Пробовал несколько лет назад, – честно отвечаю я, – ничего хорошего.
– Почему же?
– Мне кажется, проблема любых сайтов знакомств в том, что в них отсутствует одна жизненно необходимая вещь.
– И какая же?
– Контекст! – многозначительно выдаю я и смотрю на реакцию приятелей.
Они молчат и ждут продолжения.
– Искусственным способам знакомства всегда не хватает контекста. Какими бы навороченными ни были эти приложения и сайты, они все страдают одной болезнью: единственное, что в момент знакомства объединяет пару, – это само приложение. Улавливаете? То есть единственная объединяющая в этот момент двух людей цель – это поиск новых знакомств. Такой себе повод для возникновения влечения. Приложение искусственно насаждает людям друг друга. Похоже на знакомство мышей в инкубаторе. Возможно, мышкам повезет, и они случайно окажутся теми, кого оба ожидали видеть. Но чаще происходит иначе. Это лотерея, Илья, а я с детства не люблю доверять жизнь воле случая.