– Ну что ж… коли так, – проговорил князь, внимательно вглядываясь в каждого из визитеров, – то вы, Сергей Сергеевич, даже и не представляете, насколько вы вовремя. А то мы уже изнемогаем в этой борьбе, а силы супостатов только нарастают…
– Увы, Виктор Илларионович, – ответил Серегин, – я все прекрасно представляю. Ведь и мой родной мир тоже прошел через эту войну, и должен сказать, что поражение в ней серьезно подкосило Российское государство. Увы, это так. Но прежде чем поговорить об этом серьезно, позвольте представить вам моих спутников. Вот этого вьюноша зовут Дмитрий Абраменко, для своих – Дима-Колдун. Вы не смотрите, что этот мальчик так молод. Он талантливый маг-исследователь и один из ценнейших членов моей команды…
– Постойте, постойте, – замахал руками Васильчиков, – я опять ничего не понимаю. Сергей Сергеевич, поясните, пожалуйста, как сочетается ваш меч, Господне благословение и магия с колдовством, которые, как вы говорите, практикует этот молодой человек? Что-то тут не сходится. Ведь колдовство любого рода – богопротивное занятие…
– Во-первых, Виктор Илларионович, – сказал Серегин, – не волнуйтесь. У нас на это есть Высочайшее разрешение. Только выписывал его не государь-император, а Творец Всего Сущего. Главное условие – не творить зла, поэтому для нас под запретом только заклинания магии смерти. Во-вторых, магия и колдовство – это не одно и то же. Маги используют энергию межмирового эфира, силу стихий или живой природы – ту, которой она сама, в меру своей щедрости, делится с окружающим миром. На самом деле это самый ничтожный источник, потому что энергии у живого всегда в недостатке и делиться ему, как правило, нечем. Колдуны, не имея доступа к обильным внешним источникам, вынуждены либо использовать свои внутренние резервы, то есть тратить на создание заклинаний собственное здоровье, либо отбирать эту жизненную энергию от других. Либо у большого количества людей и понемножку, либо от малого и всю без остатка… Но как бы там ни было, не творить зла при этом невозможно. Маг, конечно, тоже может заработать себе вечное проклятие, но у него хотя бы есть возможность этого не делать, а колдун обречен на это своей сущностью. Впрочем, у нас просто не было другого выхода: путешествовать между мирами и открывать проходы для других способны только маги или боги, третьего не дано.
– О, Господи, – вздохнул князь Васильчиков, потирая лоб, – как все это сложно! Но я постараюсь запомнить. И, кстати, Сергей Сергеевич, надеюсь, два других ваших спутника не боги и не маги?
– Напрасно надеетесь, Виктор Илларионович, – сказал Серегин, – отец Александр – это голос Творца. Именно через него мы получаем задания и инструкции, и именно отец Александр дает нам советы свыше, когда мы попадаем в трудные ситуации. Кстати, поскольку верна прямая теорема, то верна и обратная. Через отца Александра Творец слышит нас гораздо лучше, чем прочих людей во всех обитаемых мирах Мироздания. Если вы исповедуетесь отцу Александру, то считайте, что исповедовались самому Творцу. Впрочем, иногда, когда разговор ему особенно интересен, Творец через отца Александра участвует и в обычных беседах. Не так ли, честный отче?
– Да, – подтвердил отец Александр; и князь Васильчиков непроизвольно вздрогнул, услышав характерные погромыхивающие нотки в его голосе, – это действительно так. Но есть мнение, что вводную беседу необходимо побыстрее прекратить и, наконец представив Виктору Илларионовичу Нику Константиновну, приступить непосредственно к обсуждению будущих совместных действий. Князь Васильчиков далеко не дурак, он вас прекрасно понял и без дополнительных объяснений.
– Действительно, – сказал Серегин, – если у вас, Виктор Илларионович, нет возражений против этого предложения, то давайте так и поступим.
– Я согласен, Сергей Сергеевич, – кивнул князь Васильчиков, очень впечатленный громоподобным Божьим гласом, – а то, право, неудобно – я хочу обратиться к даме и не знаю, как ее зовут…
– В миру эту даму зовут Ника Константиновна Зайко, – ответил Серегин, – для своих она сержант Кобра, а амазонки у меня на службе кличут ее Темной Звездой. По военной специальности она – снайпер, сверхметкий стрелок, по магической квалификации – боевой маг огня, причем из сильнейших. Трехглавый дракон ей просто на один зуб. Можете верить, можете нет, но она сама по себе мощнейшее оружие.
– Да уж нет… – сказал князь, с почтением косясь на только что представленную «даму», – я вам поверю сразу, без доказательств. Только вот, будьте любезны, проясните еще один вопрос. Вы сказали, что являетесь Великим князем, но я не припомню в Бархатной книге князей Серегиных, не говоря уже и о том, что титул Великого князя может носить только ближайший родственник Дома Романовых…
– Да что вы! – несколько картинно замахал руками Серегин, – и не претендую на такую честь. Просто для меня это не титул, а должность. Есть в одном из миров Великое княжество Артанское, жители которого позвали меня с дружиною на трон – чтобы я защитил их и оборонил, а также построил в их княжестве украсно украшенную счастливую жизнь…
– И велика ли была у вас дружина? – стараясь казаться безразличным, спросил князь Васильчиков.
– Достаточно велика, – подтвердил Серегин, – двенадцать тысяч первоклассной конницы. Но это тогда, а сейчас к ним добавились тридцать тысяч пехоты и двадцать тысяч обучающихся резервистов.
– Ого! – сказал повеселевший князь Васильчиков, уже почти преодолевший изумление и скованность, – раз так, то французам и англичанам теперь уж точно несдобровать.
– Да, это так, – кивнул Серегин, – но на этом хорошие новости для вас заканчиваются и начинаются плохие. Дело в том, что этот исторический эпизод – когда Россию вынудили воевать практически против всей Европы – далеко не случаен. Обидой самовлюбленного болвана Наполеона Третьего причины этой войны не исчерпываются. Скорее, это только повод. Те закулисные силы, которые в Европах возводят на трон королей и разжигают войны, решили, что Россия сама по себе представляет их планам экзистенциальную[11] угрозу, а потому по возможности она должна быть усечена и даже уничтожена. Поэтому мало накостылять армии вторжения так, чтобы она убралась подальше, поджав хвост; нет, надо сделать так, чтобы в следующий раз ваша Россия самостоятельно смогла справиться с задачей противостояния всей Европе…
– Но постойте, Сергей Сергеевич! – снова воскликнул князь Васильчиков, – разве вы не собираетесь…
– Собираемся, еще как собираемся, Сергей Илларионович, – поспешил заверить своего собеседника в обратном добрейший Серегин. – Но дело в том, что без принятия Государем Императором особых политических и экономических мер вся оказанная нами помощь принесет лишь временное облегчение. Но в первую очередь необходимо, чтобы Александр Николаевич первым получил всю возможную информацию о том, что произошло сегодня в Севастополе, и об истинной подоплеке событий. Более того, мы хотим, чтобы эта информация поступила к царю именно из вашего рапорта, а для того приглашаем вас в небольшую экскурсию по моим владениям и местам дислокации моих вооруженных сил – чтобы вы видели, что у нас все честно и без обмана, и что моя армия не состоит из присутствующих здесь людей. Кроме всего прочего, мы обязуемся вернуть вас сюда еще до рассвета, чтобы вы, собравшись с мыслями, смогли написать Государю самый правдивый и полный рапорт о своих приключениях. Ну что, вы согласны или нам требуется обратиться к следующей кандидатуре в нашем списке?
– Разумеется, я согласен, Сергей Сергеевич! – вскинул голову Васильчиков, – ради того, чтобы добыть победу в этой войне, я согласен даже расписаться кровью в договоре с Князем Тьмы, а вы всего лишь предлагаете мне выполнить Волю Господню… Вот сейчас только соберусь, и мы пойдем.
10 апреля (29 марта) 1855 год Р.Х., день второй, ранее утро. Севастополь, штаб гарнизона.
За окном светало. Бледнели на небе звезды, а ночная мгла уступала место розовому буйству утренней зари, розовоперстой Эос. Минувшая ночь для исполняющего дела начальника штаба севастопольского гарнизона полковника Васильчикова, казалось, слилась в один сплошной сумбур; да и не ночь это была на самом деле, а скачки между разными мирами, где был то день, то вечер, то утро. В основном его водили по разным вотчинам князя Серегина, а также показывали места, где стоит войско, сколько его там и как оно вооружено.
В первую очередь они попали на вершину Сапун-горы, где укрепился первый пехотный легион. Там Сергей Сергеевич показал ему рослых мускулистых крепышей, меньшая часть из которых бдела на постах, а большая часть воинов спала, завернувшись в особые самоподогревающиеся плащи. Завтра будет новый день и, возможно, новый бой. Также ему показали пушки. Ничего с виду особенного, четырехфунтовки, как четырехфунтовки; но эти орудия были нарезными и казнозарядными, то есть для середины девятнадцатого века являлись последним писком моды в военном деле. Но даже пушки меркли перед выложенными в готовности к стрельбе ящиками со снарядами, удлиненными и обтекаемыми – так называемые «снаряды улучшенной аэродинамики». У Артанского князя действительно имелась отличная артиллерия, и, сидя тут, на вершине Сапун-горы, он являлся единственным хозяином положения в Севастополе и его окрестностях.
Потом, сделав всего один шаг, они перенеслись с Сапун-горы февраля 1855 года на нее же, но в 1606 году. Достаточно было одного только взгляда для того, чтобы понять, что мир тут уже совсем другой. Севастополя внизу не было и в помине, зато на поверхности вод Северной бухты, занимая их почти наполовину, плавало огромное морское чудище, издали напоминающее помесь дохлого кита с не менее дохлой черепахой. Серегин назвал это порождение мрака «Неумолимым» и сказал, что никакое это не чудовище, а просто порождение сумрачного гения мастеров одной далекой отсюда во времени пространстве звездной империи. Мол, когда его подобрали, он был хлам хламом, только на разделку, но теперь, когда этот корабль немного подшаманили, его боеготовность выросла с двух процентов примерно до сорока. Если такой натравить на Британию, то там выживут только крысы, а в соседней Франции не останется ни одного целого окошка; тем же, кто живет к англичанам поближе, и вовсе не поздоровится… Немного помолчав, Серегин добавил, что, конечно же, он не собирается применять такой ужас в середине девятнадцатого века – мол, не настолько уж люди там и провинились, чтобы пугать их до смерти эдакой громилой. Этот молоток предназначен для особо тяжелых случаев – в высших мирах, там, где наглость и жадность людей больше, чем их же желание жить.
Еще Серегин немного рассказал о том, как он разбирался со смутьянами, чуть было не пустившими в распыл Российское государство в начале семнадцатого века. Да уж, на что император Николай Павлович был тяжелый человек, до Серегина ему очень далеко. Смутьянов просто поубивали под корень или выслали в такие места Мироздания, откуда они никогда не сумеют вернуться в родной мир. И Александру Николаевичу совершенно не стоит переживать по поводу того, что Божий посланец попытается оттягать у него трон. Здесь хитрющие бояре надеялись привязать к Московскому государству царя со своим войском, на которое не надо тратиться из казны – а он от этого трона ловко увильнул, оставив интриганов ни с чем. Правит, мол, сейчас на Москве царь-заместитель, Михаил Скопин-Шуйский, который после трех лет отсутствия званого на царствование Серегина станет настоящим царем. Он и Артанским-то князем стал только потому, что там сменщика еще следовало найти и воспитать, и только потом передавать ему трон. И вообще, правильное воспитание царского наследника – вопрос для России крайне болезненный, но этот разговор (если дойдет до того дело) Серегин будет вести с самим государем-императором. А для князя Васильчикова это политика не его масштаба.
Там же, в мире Смуты, князя Васильчикова представили княгине Артанской, в девичестве Волконской. Если Серегин был князем в первом поколении, то княгиня была прирожденная, выросшая во дворцах и особняках. Но тоже, как ни странно, там, в своем мире, она служила в армии и носила звание штурм-капитана. Весьма милая оказалась дама, но Васильчиков поймал себя на мысли, что, хоть они с Елизаветой Дмитриевной и из одного круга, все же он бы не смог взять такую особу в жены и жить с ней, как это полагается по закону. Уж слишком она независимая и свободная, в первую очередь интересующаяся только полетами, и лишь потом мужем и сыном. Серегин к такому относится спокойно – видимо, у них там такое в порядке вещей, а вот он бы не смог. Не то воспитание. От возможности «по-быстрому» прокатиться в ближний космос князь Васильчиков со всей вежливостью отказался, после чего они с Серегиным и его свитой перенеслись в весенние степи Крыма того же года, где в ожидании приказа на выступление дислоцировался кавалерийский корпус артанской армии.
Вот тут-то князю Васильчикову и довелось нечаянно сронить челюсть на молодую степную траву. Этот кавалерийский корпус почти весь поголовно оказался бабским, причем бабы были нечеловеческого вида, рослые (на голову выше среднего обычного мужчины), мускулистые, длиннорукие и со странными острыми ушами, отличающими их от обычных людей. Вроде бы эта порода женщин специально была создана для войны, и именно поэтому из них комплектуются самые ударные войска. Еще бы: в сабельной схватке им, должно быть, нет равных, ибо благодаря длинным мускулистым рукам и тяжелым кавалерийским палашам их удары обладают непревзойденной сокрушающей силой. А еще Великий князь Серегин предупредил, что все воины в его армии, вне зависимости от пола, звания и возраста, имеют достоинство, приравненное к дворянскому, ибо носят мечи или кинжалы, которые являются как бы частью его собственного меча Бога Войны. Любой, кто задумает их обидеть или оскорбить, жестоко об этом пожалеет, ибо их клятва Верности носит обоюдный характер. Но это так, к слову, потому что князь Васильчиков, оценив стати этих баб и девиц, пришел к выводу, что они сами обидят неприятного им человека, а потом еще догонят и добавят (если будет за что).
Из мира Смуты они разом перепрыгнули – нет, не в Артанию, где в тот момент шел декабрь 562 года и смотреть в заснеженной степи было нечего (разве что на ревущие и переливающиеся всеми цветами радуги днепровские пороги), а прямо в мир Содома, на главную базу и штаб-квартиру воинства князя Серегина, никак не привязанную к Артанскому княжеству как к таковому. Вон там князю Васильчикову пришлось удивляться в очередной раз, ибо он никак не ожидал встречи с такими историческими личностями, как Велизарий и Прокопий Кесарийский. Потом ему показали парк танкового полка, заставленный находящейся в полной готовности боевой техникой, а также показали фонтан, являющийся источником магической мощи этого места.
Самым последним делом, уже перед возвращением домой, князя Васильчикова познакомили с худой и сухой как палка дамой в белых одеждах, которую Серегин представил как капитана медицинской службы Галину Петровну Максимову. Эта дама безапелляционно заявила Виктору Илларионовичу, что здесь и сейчас у них простаивает хорошо оборудованный госпиталь, ибо свои потери в этой войне меньше смешных, а от предыдущей все раненые уже вылечились. Поэтому раненых из Севастополя следует перевезти сюда для того, чтобы быстро и качественно вернуть в строй. Мол, мертвых не оживляем, а все остальное возможно. Немного подумав, князь Васильчиков согласился, ибо, когда он вошел в купальню, где стояли ванны, наполняемые волшебной водой, у него даже волосы зашевелились от ощущения обтекающей все тело силы. По крайней мере, раненым от этого вреда точно не будет, а польза может произойти великая.
И уже потом князя Васильчикова, полного впечатлений, вернули из мира Содома в родимые апартаменты… Вот теперь он, взявшись за перо, сможет написать подробнейший рапорт на высочайшее имя. При этом не стоит печалиться о том, что другие деятели отправят свои письма раньше. Великий князь Серегин обещал взять фельдкурьера вместе с готовым посланием, и, пока остальные будут месить пыль Российских дорог, доставить его вместе с конем прямо к дверям Зимнего дворца.
10 апреля (29 марта) 1855 год Р.Х., день второй, полдень. Севастополь, гошпиталь.
Главный хирург Николай Иванович Пирогов.
Я только успел позавтракать и уже собирался совершать обход, как в госпитале начался непривычный переполох. Я услышал топот по коридору, возбужденные разговоры… С чего бы это с утра пораньше? Необъявленное перемирие на линии осады продолжалось, господа коалиционеры хорошо выучили вчерашний урок и не желали, чтобы строгий учитель снова подверг их порке. Стало быть, новая партия раненых не ожидалась, гостей также сегодня не предвиделось… Но ведь явно же кто-то пожаловал – уж не благодетель ли наш Виктор Илларионович? Как-то не вовремя. Я совершаю обход в строго определенное время – это важно, и он, конечно же, об этом осведомлен… Ладно, кто бы это ни заявился – им придется подождать, пока я завершу необходимые дела. Но встретить-то их надо…