– Истинная мудрость не нуждается в словах, – снова раздался голос. Я внимательно смотрел на старика и видел, что его большой красноватый клюв оставался закрытым. Значит, голос звучал во мне, внутри моей головы.
– Ты прав, – старик сменил позу, слегка перевалившись на другую ногу. – Ты слышишь мои мысли, а это означает, что ты не такой, как все. Небесный Голубь одарил тебя чудесным, удивительным даром.
– Но почему я не слышу мыслей других голубей, а только ваши? – спросил я, приходя в полнейшее замешательство. – И кто такой Небесный Голубь?
– Невозможно услышать того, чего нет, – ответил старик. – Птицы твоей стаи пусты, как яйцо, из которого вылупился птенец. Их цель – простое продолжение рода. Они существуют лишь для того, чтобы иногда рождались такие, как ты, земное воплощение Небесного Голубя. Посмотри вверх.
Я послушно поднял голову.
– Что ты видишь?
– Ничего, – честно сказал я.
– Значит, там ничего нет?
– Не знаю. Наверное, есть, только мне не видно.
– Молодец! Вот ты и выучил первое правило. Не все, что не видно, не существует. И наоборот. Не все, что видно, существует.
– Как так?
– Очень просто. Небо над нами бездонно. В нем летают большие птицы: орлы, коршуны, беркуты, над ними драконы, еще выше, посланники Небесного Голубя, а над всеми – Владыка мира, его создатель и судья. Сейчас мы не видим ни орлов, ни коршунов, но иногда они спускаются на наш уровень, и тогда мнимая пустота оказывается весьма реальной. И горе тому, кто не убережется от беркута!
– Горе! – повторил я. Мне доводилось слышать рассказы старших о хищных птицах, внезапно падающих с высоты и уносящих в своих когтях беззащитного голубя. Правда, в последний раз такое произошло много поколений назад, но память о страшных когтях сохранилась до сих пор.
– Птицы твоей стаи, – продолжил старик, – физически существуют, но на самом деле их нет. Умрут они сегодня или завтра, или вообще не появятся на свет, кто заметит? Они – сырой материал, безликое звено в цепочке. У звена нет личности, никто не запомнит его лица, а поэтому в духовном смысле оно не существует.
Им, копошащимся в прахе земной жизни, никогда не увидеть ни посланников, ни, тем более, самого Голубя. Кругозор их ограничен, а мозг неразвит. Поэтому им кажется, будто там, – старик поднял голову и ткнул в небо черным подклювьем, – там ничего нет, кроме хищных птиц. Что ж, они правы. Для них там действительно никого нет. Но есть души, предназначенные для высокой цели, им дано многое и спрос с них особый. Поэтому для тебя, избранного, жизнь не закончится в зубах бродячей кошки.
– Почему? – спросил я.
– Неужели ты думаешь, что такое богатство, как избранный, может бесследно исчезнуть? Сколько поколений простых голубей передавали друг другу цепочку жизни, накапливали ценные качества, хранили, концентрировали их с одной единственной целью – твоего появления на свет! И вот ты родился, обрел себя, встретил Учителя. Перед тобой длинный путь знания, на котором ты поймешь многое, а выучишься еще большему. И все это пропадет с твоей смертью?
– А куда же оно денется?
Старик внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, стоит ли продолжать. От его взгляда мои перья непроизвольно вздыбились, а крылья сами собой развернулись. С большим трудом мне удалось сдержать готовое к бегству тело.
– Избранный, прошедший до конца путь знания, присоединяется к Небесному Голубю, становясь его частью. Но не безликой, безымянной частью, а членом совета.
– Совета старейшин?
– Вроде того, – старик усмехнулся. – Только решают на этом совете куда более важные вещи, чем на совете твоей стаи.
– Какие? – я не удержался от вопроса.
– Судьбы мира, – медленно произнес старик. – Кому жить, а кому умирать, кому на исходе дней, а кому безвременно, кому смерть от котов, а кому от силков, кому от голода, а кому от жажды, кому покой, а кому скитаться, кому безмятежность, а кому тревога, кому благоденствие, а кому мучение, кто возвысится, а кто будет унижен. Время весны и время осени, начало ураганов и конец урожая, бури на море, ветры в пустыне, благодатные росы и ранние заморозки. Все это в руках Небесного Голубя и его совета. И нет высшей чести и высшего блаженства, чем стать одним из старейшин, по слову которых вершится мир.
Так началась моя учеба. Первые несколько месяцев я отрабатывал прочность удержания связи.
– Избранный слышит глас Посланников Небесного Голубя, – объяснял старик. – И Голос ведет его по жизни, указывая, что делать. В общем-то, главная задача у всех избранных одна, но раскрыть ее тебе пока еще рано. Сначала ты должен научиться хорошо слышать: везде, при любых обстоятельствах. Даже когда спишь, твое внутреннее ухо должно оставаться настороже.
Связь действует одинаково: когда ты говоришь со мной, и когда к тебе обращаются Посланники. Поэтому сперва мы поработаем над удержанием связи между нами. Если этот канал начнет работать достаточно хорошо – к тебе обратятся. Или не обратятся, все будет зависеть только от твоих стараний.
И мы принялись тренироваться. Быстро выяснилось, что голос старика я улавливаю на расстоянии четырех-пяти метров, меня же слышно только вплотную. Старик показал упражнения, способствующие развитию слуха, и я принялся выполнять их с утра до глубокой ночи. Результаты не заставили себя ждать: уже через неделю я прекрасно слышал голос старика, отлетая метров на тридцать. Препятствия не играли никакой роли, между нами могло оказаться дерево или дом, слышимость оставалась на том же уровне, влияло на нее только расстояние.
День, когда я поймал голос на другом конце площадки и сумел ответить, старик назвал днем моего истинного рождения. Сразу после этого день он раскрыл мне задачу избранных, и вся моя прошлая жизнь предстала в совсем другом свете. Особенно нелепыми и смешными виделось теперь неуклюжее барахтанье обыкновенных голубей, их жалкое, животное существование.
– Мы наносим метку, – сказал он, внимательно глядя на меня жемчужными, с палевым отливом, глазами. – А Небесный Голубь посылает благословение. Голос подсказывает нам, кого выделить из толпы, и от нашей проворности и умения зависит правильное существование вселенной. Мир построен на противоположностях: благословение и проклятие, изобилие и голод, здоровье и болезни. Посланники могут менять судьбу, они всесильны, они всемогущи, но только в соответствии с меткой. Без метки их могущество ничего не стоит.
Есть метки, несущие несчастья, а есть – приносящие удачу. Мы, голуби, избраны для радости. Наша отметина меняет судьбу к лучшему. Поэтому избранные должны быть проворны и ловки, ведь стоит запоздать, Посланники не успеют вбросить благословение и мир может рухнуть под напором горя и слез.
– А как мы метим? – спросил я
Старик усмехнулся.
– Да вот так.
Он взмыл с ветки и устремился в проход между домами. Из дверей вышла женщина и двинулась к автомобилю. Старик пролетел над ее головой, низко-низко, едва не задев белую шляпку кончиками поджатых, обильно оперенных лапок, и на шляпке тут же расплылось желтое пятно. Женщина остановилась, сняла шляпу, и горестно взмахнула руками.
Старик вернулся на прежнее место, и устало оперся на хвост.
– Не те, не те годы, – сказал он. – Давеча я с пяти метров запросто попадал, а теперь уже надо чуть не на голову садиться.
– Вы сказали, что наши метки приносят в мир радость, – спросил я. – Но ведь женщина заплакала?
– Мы живем в мире лжи, – ответил старик. – Все в нем устроено наоборот: злодеи торжествуют, а праведники страдают и бедствуют. Все перемешалось: ложь похожа на правду, а правда выглядит, как ложь. Тот, кто плывет в нем без верного Голоса, обречен на сумятицу и напрасные горести.
– А зачем так устроен мир, Учитель?
Старик довольно покивал головой.
– Ты начинаешь задавать хорошие вопросы. Значит, дело пойдет на лад.
Мне, честно говоря, казалось, что дело давно пошло на лад, а мои вопросы – не более чем любопытство, имеющее весьма далекое отношение к умению держать связь. Замечание старика показалось обидным: нежели, после стольких усилий, упражнений и такой самоотдачи дело всего только пойдет!
– Если бы за правильные поступки сразу бы выпала награда, а за неправедные – наказание, то все сущее на Земле давно бы стало праведным.
– И хорошо! – воскликнул я. – И замечательно, почему нет!?
– Потому, что такому выбору грош цена. Небесный Голубь хочет, чтобы мы сами, свободно пришли к пониманию правды, научились отличать добро ото лжи.
Он еще долго разглагольствовал, но я только притворялся, будто внимательно слушаю, а сам потихоньку дремал с открытыми глазами. Тренировки и упражнения выматывали меня до последнего перышка, стоило только присесть на ветку, как сон тут же начинал опутывать меня своими силками.
На следующий день мы начали отрабатывать точность проставления метки. Старик оказался большим мастером, он попадал с крыши дома прямо в сумку с продуктами, забытую рядом с автомобилем, метил в полете, в падении, с переворота. Такому пилотажу нужно было учиться и учиться. И я добросовестно осваивал все премудрости и секреты. Но Голос не звал, нет, не звал, мои ухищрения не заслуживали Высочайшего одобрения. Однако я не сетовал, даже без Голоса моя доля была куда лучше участи обыкновенного голубя.
Старик очень много ел. Добывать пищу ему не приходилось, каждый день посланцы совета старейшин приносили крошки, зерна и другую соблазнительную снедь. Он уписывал все без остатка, и никогда, никогда не делился со мной.
– Избранный должен быть всегда готов выполнить миссию, – объяснил он, заметив голодный блеск моих глаз. – Представь себе, что Голос призвал тебя ставить метку. А ты не готов, пуст, опорожнен. Значит, кто-то, ожидающий своего счастья, молящийся, плачущий по ночам, останется обделенным.
Пойми, справедливое устройство мира держится на правильной работе моего желудка. Я никогда не был обжорой, всегда довольствовался малым, и сейчас, если Голос освободит меня от несения миссии, я с наслаждением перейду на обыкновенный рацион. Но что делать, что делать!? – он сокрушенно похлопал крыльями.
Бедняга, как он страдал! А мне приходилось после многих часов утомительных упражнений разыскивать по всей территории жалкие крохи, не замеченные другими голубями. Иногда перед сном мои внутренности бурчали так громко, что их жалобный стон разбудил бы мертвого!
Но старик не слышал. Основательно поужинав, он устраивался на ветке и погружался в глубокий сон. Меня же начинали терзать сомнения. А существует ли в действительности избранность, или это всего лишь уловка хитрого старика? Ведь я знаю о ней только с его слов! Остальные голуби ведут себя точно так же, как и мы; едят и метят, но без мучительных упражнений, без постоянного прислушивания. К тому же они размножаются, выводят потомство, живут семьями, общаются с друзьями. А я? Один, без подруги, голодный, сиротливо сижу на ветке и размышляю о каком-то Голосе, Посланниках, Небесном Голубе? Да есть ли он вообще, этот Голубь!?
Я засыпал, горько сокрушаясь о своей злосчастной судьбе и не один раз давая себе слово утром же вернуться в стаю, но наступало утро, старик просыпался, поднимал меня на упражнения, и день снова катился по заведенному кругу.
Надо сказать, что в искусстве проставления меток я достиг большого совершенства и, не скрою, не скрою, уже кое в чем превосходил самого старика. Еще бы, ведь мышцы мои были моложе, глаза приметливее, а чувства более свежи и остры.
Однажды, отрабатывая замысловатую фигуру пилотажа, я пронесся над молодняком нашей стаи, моими бывшими друзьями. Они сбились в кучу и что-то ожесточено клевали, отталкивая друг друга. За долю секунды я понял, что их добычей стал аппетитный кусочек булочки, выброшенный кем-то из окна. Не знаю, что меня толкнуло, но я резко изменил направление полета, на секунду словно остановившись в воздухе, затем спланировал прямо на клубящуюся толпу и резким движением выбил булочку изо рта другого голубя. Она упала к моим лапкам, и я тут же подхватил ее клювом, готовясь к серьезной потасовке. К моему величайшему удивлению, драки не последовало, голуби молча расступились, образовав вокруг меня пустое пространство.
– Ученик избранного, – послышались голоса, – ученик избранного.
Я взмахнул крыльями и полетел на свое дерево. Мой статус изменился: из серенького неумехи я стал единственным, уникальным, внушающим уважение и страх. Самые отъявленные драчуны нашей стаи почтительно расступились предо мной.
С того момента вечерние сомнения ушли прочь, и ночи стали проходить спокойно, принося свежесть и силу. Голос меня не посещал, но я вовсе не был уверен, что старик его слышал. Впрочем, какая разница? Существует заведенный порядок жизни и в нем есть место для избранных. А коль скоро судьба привела меня на это место, я буду выполнять все правила и пользоваться всеми положенными благами.
Я принялся изучать повадки старика и тщательно их копировать, понимая, что в будущем займу его пост, и посланцы совета начнут складывать ежедневные подношения перед моими лапками. Он был неплохим голубем и учил меня основательно и терпеливо. Раздражали в нем бесконечные нравоучения, пересыпанные многословными разглагольствованиями о смысле жизни, правильном устройстве мира, высокой миссии избранных. Впрочем, кто из птиц лишен недостатков?
Конец его был ужасен и во многом изменил мое отношение к действительности. Если до смерти старика во мне еще бродили смутные надежды на существование Небесного Голубя, то после нее я окончательно утвердился в реалистическом понимании нашего мира.
Однажды утром старик выбрал для тренировки наружную стену большого дома, стоящего поодаль от остальных зданий. Его построили недавно, и для сушки одежды люди устроили в нем глубокую выемку, защищенную снаружи полосами светлого металла. Видимо они предполагали, будто эти полосы помешают голубям проникать внутрь и метить белье. Наоборот! Среди молодняка стало считаться верхом удали протиснуться между полосами, усесться на оконную раму, быстро пометить и выскочить наружу.
Мне уже не нужно было садиться на раму, я влетал, и, застыв в воздухе на несколько секунд, выскакивал обратно, оставляя на белье громадную жирную метку. Людям, живущим в доме, не нравились наши упражнения. Они заботились о своем белье больше, чем о правильном управлении миром, и поэтому в то утро, подлетая к выемке, я заметил натянутую между полосами металла тонкую сеть.
Сеть была сделана из прозрачного материала, я увидел ее в самую последнюю секунду и еле успел вывернуться, чтобы не попасть в ячейки. Однако люди, хоть и предприимчивы, но непоследовательны, и часто не доводят дело до конца. Полетав возле выемки, я быстро обнаружил дыру, пропущенную то ли по безалаберности, то ли по недосмотру. Юркнув в нее, я с большим удовольствием отметился и выскочил наружу.
В эту минуту подлетел старик. Он немного запоздал, заканчивая обильный завтрак. Прежде, чем отправить меня выполнять упражнение, он прочитал мне целую лекцию о пользе бдительности, о том, что идущий путями Небесного Голубя должен постоянно быть начеку в ожидании призыва и неустанно тренировать тело и чувства.
– Ты уже метил? – спросил старик, указывая клювом на белье в глубине выемки.
– Нет, – соврал я.
Не знаю, что двигало мною, желание ученика еще раз понаблюдать за работой Учителя, или мелочная месть пустого желудка, но я соврал, да, я соврал.
– Тогда смотри, – сказал старик, развернулся и понесся к полосам. Чтобы пролететь на такой скорости между их острыми краями требовалось незаурядное умение. Старик им обладал и, несомненно, выполнил бы упражнение с блеском, но его подвели не крылья, а ослабевшие глаза. Он не заметил сети, а я промолчал, и мой мудрый учитель со всего маху врезался в почти невидимую преграду.