– Заходи в мой зал-кухню, – улыбнулась Маша.
Лена уже была в этом доме несколько раз и всегда поражалась убогости дома и обстановки.
«Бедная Маша, – подумала она в который раз. – Живет как в сарае».
Они жевали апельсины, которые Маша только что купила, и болтали. Внезапно, раньше времени пришел на обед Лука. Он зашел и недовольно буркнул:
– Здравствуй, – и выскочил в коридор.
Лена засобиралась домой:
– Маш, я пошла, – и выскочила из дома.
Недалеко стояла ее машина. Она вскочила в нее и уехала. Минут через двадцать вернулся Лука.
– Навела здесь русских, – забурчал он.
– Кого я навела? – у Маши задрожали руки. – Я что, не имею права подругу привести?!
– А если что пропадет в доме. Я на работе неспокоен. Переживаю за дом, – бурчал он.
Маша вспыхнула:
– Можно подумать, что в твоем доме есть что взять.
– Я не люблю, когда в доме посторонние, – буркнул опять Лука, пряча глаза.
Маше стало так обидно, что слезы сами покатились из глаз. Она накрывала на стол, а слезы текли по щекам. Муж сел за стол и стал медленно жевать макароны. Он недовольно взглянул на горку мандарин в вазе, и лицо его почернело еще больше. На Машу он не смотрел, вроде бы ее и не было. Вытерев, слезы салфеткой, она поковыряла вилкой макароны. Лука, съев макароны, принялся за шпиначи – шпинат и мясо. Поел и молча ушел в спальню отдохнуть. Маша мыла тарелки и тихо плакала.
Она с мужем очень мало разговаривала, ей еще было трудно говорить по-итальянски, и он ее не понимал, только махал рукой, не можешь говорить, лучше молчи. Нет, чтобы помочь сказать правильно. Не бывает. Учи сама.
Прошло два дня, Маша молчала. Она не издала ни одного звука. Он понял, что это бойкот, что она обиделась на него. Хотя он так и не понял почему. Он хозяин дома и вполне законно волнуется о его сохранности. Он почувствовал, что ему не хватает Машиных приглаживаний по голове и плечам, не хватает вечернего массажа, который она делала ему, когда болела его шея. Ему не хватало ее «мой дорогой». Ему хотелось ей пожаловаться, и чтобы она его вновь пожалела и подбодрила. И внезапно он испугался:
– А вдруг она уйдет от меня?
Вечером он принес ей золотой кулончик в виде сердца. Он не стал на колени, он не схватил ее руку, чтобы поцеловать и попросить прощения. Он просто ткнул бархатную коробочку ей в руки и сел ужинать. Маше кулончик очень понравился. Она повесила его на шею, обняла мужа сзади и шепнула на ухо:
– Спасибо, дорогой.
А сама подумала:
– Ну, хоть какая-то компенсация за мои слезы.
Она опять надела маску хихикающей дурочки, и он был весь вечер доволен. На следующий день позвонила Люба:
– Маша, я сейчас дома, не хочешь ко мне прийти?
– Почему бы нет, – ответила Маша. – Муж пообедал и ушел работать, а мне делать нечего.
И она пошла к Любе. Люба жила рядом, через несколько домов. Квартиру ей снимал ее жених. Они уже больше года встречались с ним. Он платил за квартиру, покупал ей еду и делал подарки в виде золотых украшений по праздникам и на день рождения. Иногда покупал кое-что из одежды или давал ей денег.
Это Люба рассказала ей за чашкой кофе.
– Я слышала, что сейчас на море набирают работников на сезон. Меня мой не пустит, а ты, если хочешь, попробуй, – сказала Люба.
– Не знаю, нужно говорить с мужем, – сказала Маша прощаясь.
Когда ужинали, Маша сказала:
– Мой дорогой, я хочу поехать на море, на лето, поработать. Мне нужно родителям послать денег, а у тебя нет. А здесь, сам видишь, никакой работы. Можно я поеду в Римини, может, найду что-нибудь?
Лука почернел и недовольно заерзал. Ему очень не хотелось отпускать жену на все лето, но тогда придется давать ей деньги для ее родителей, а этого ему не хотелось еще больше, и он буркнул:
– Ну, если есть деньги, езжай.
Маша от радости чуть не подпрыгнула. Боже, наконец-то она сможет покинуть хоть на какое-то время этот холодный сарай и этого никак не любимого мужа. Как бы она ни старалась его полюбить. Но она сделала скорбное выражение лица и сказала:
– Мой дорогой, мне тоже очень не хочется расставаться с тобой.
А сама подумала:
– Ну и артистка я здесь стала, хоть на большую сцену.
Вошла Къяра вся помятая и лохматая. Она целый день, как всегда, спала. Сейчас проснулась и не умываясь, с нечищеными зубами уселась за стол.
Маша повернулась к ней:
– Къяра, я завтра уезжаю, приготовь, пожалуйста, обед отцу.
Девушка точь в точь, как ее отец буркнула:
– Хорошо.
Утром Маша подскребла копейки, которые у нее остались. Муж молча смотрел, но не предложил денег. Он только подбежал к ней, больно ударил по попке и крикнул, заглядывая в глаза:
– Аморе.
Он это сказал для того, чтобы она помнила, что он ее любит, и чтобы она не подумала там где-то найти себе другого. Маша вздохнула, чмокнула в подставленные его синие губы и подумала:
«Да пошел ты со своей любовью, лучше бы денег дал».
По пути на вокзал она заскочила к Любе и заняла у нее десятку, вдруг не хватит своих денег. Через полчаса она мчалась к морю. Пришлось делать две пересадки и до Римини добраться не оставалось времени. Она взяла билет до Сенигаллии, что находится поближе. Коротенький, всего в шесть вагонов, весь разрисованный непонятными словами и буквами, поезд весело гремел по рельсам. Маша, прислонившись к стеклу, любовалась красотами Италии. Мимо проносились горы, на которых были разбросаны дома с прекрасными садиками, зелеными стрижеными газонами и множеством цветов в горшках возле порогов и на балконах. Внезапно среди гор открывались кусочки равнины, застроенные маленькие поселениями, или засеянные пшеницей или подсолнечником небольшие поля. Поселения красовались двухэтажными домами и краснели черепичными крышами. Вроде бы небольшой городок, всего два-три десятка домов. Вроде бы деревня, но везде асфальт и множество машин. На вершинах гор монументально возвышались старинные замки и древние города, обнесенные каменными стенами. Маша с восторгом любовалась этой красотой. Ей немного страшновато было первый раз путешествовать самой. Вагон был полупустой и только проводник иногда пробегал мимо Маши и с интересом поглядывал на нее. Когда приближались к Сенигаллии, он подсел напротив нее:
– Скоро Сенигаллия, – сказал он, откровенно рассматривая Машу. – Ты русская?
– Да, – сказала Мария.
Вообще эти проводники в поездах и водители в автобусах вечно цепляются к ней, куда бы она ни ехала. Ей было уже пятьдесят лет, но она не выглядела на свои годы. Моложавая, подтянутая, со светло белокурыми волосами и зелеными глазами. А мимо ее прекрасной улыбки итальянские мужчины не могли пройти равнодушно. Но на улицах у них не принято знакомиться с женщинами. Они только головы вертели вслед. А вот проводники и шоферы исключение какое-то. Вот и этот замурлыкал, как мартовский кот:
– Какие у тебя прекрасные глаза, подари мне их, – и улыбнулся.
Маша тоже улыбнулась, чем еще больше очаровала этого маленького росточком, лысоватого мужчину.
– Нет, нет, нет! – погрозила она пальчиком. – У меня есть муж.
Поезд остановился, и она выскочила из вагона. Проводник все смотрел ей вслед. Он вздохнул:
– Ну, надо же какая прекрасная женщина! – и пошел проверять билеты у вошедших пассажиров.
Маша вышла на набережную и застыла от восторга.
– Боже, красота-то какая!
По левую сторону раскинулось море необыкновенного лазурного цвета, а справа нескончаемый ряд отелей. Отели самых разнообразных форм и расцветок. Они громоздились толпой возле моря и ожидали скорого нашествия туристов и отдыхающих. Маша шла, по побережью любуясь неожиданным сочетанием Адриатического моря и этих выросших из земли огромных домов. Светило ласковое майское солнце, теплый ветерок трепал ее белокурые волосы. Сердце ее наполнилось восторгом и радостью:
– О боже, как хорошо! – думала Маша. Никогда даже не думала, что когда-нибудь я, русская женщина, буду так сама гулять по Сенигаллии, что расположена на Адриатическом море в самой Италии!
Это состояние было настолько восхитительным, что она чуть не плакала от восторга. Но когда Маша обошла десятка два отелей с вопросом есть ли для нее работа, и оказалось, что уже все места заняты, она сильно не расстроилась. Ну, ничего страшного, зато какая прекрасная прогулка.
В ожидании поезда Маша зашла в газетный киоск, расположенный возле вокзала. Купила открыток с видом Сенигаллии и попросила газету, где есть объявления о приеме на работу. Здоровый парень, продавец, положил перед нею толстый журнал за три евро. Мария полистала его, но работы там не нашла, попросила другое что-нибудь. Говорила по-итальянски она еще плохо и продавец не понял ее или не захотел понимать, потому что журнал стоит три евро, а газета один евро. К прилавку подошел мужчина и сказал:
– Она просит газету, где больше объявлений о работе.
Продавец нехотя достал газету и протянул Маше.
– Разрешите я помогу, – предложил мужчина свою помощь. Нашел нужную колонку с объявлениями о работе и показал Маше:
– Вот, смотри здесь.
Маша пробежала глазами по странице, аккуратно свернула газету и положила в сумку.
– Спасибо большое за помощь. Я внимательно прочту дома.
А он протянул ей руку:
– Микеле.
Маша сразу не поняла, что этот мужчина от нее хочет. А он повторил:
– Меня зовут Микеле.
– А! – растерялась Маша.
– А я Маша, – и лицо ее покрылось румянцем.
Она всегда очень расстраивалась, когда у нее краснели щеки, но это у нее с детства и не проходит до сих пор.
– Может, сходим в бар? – глядя на нее, спросил Микеле.
До отправления поезда еще было больше часа. И потом Маша вспомнила, что она весь день ничего не ела и не пила, и она согласилась. Посидев минут пятнадцать в баре, и перекусив бутербродом с сыром и ветчиной, они вышли на перрон. Мужчина повел ее на самую крайнюю лавочку:
– Посидим, пока придет твой поезд, – сказал он.
– Да нет, нет что вы, идите. У вас, наверное, дела, – засмущалась Маша.
– Нет, нет. Я сегодня выходной. Можно я этот час проведу с тобой? – улыбнулся Микеле и заглянул ей в глаза.
Маша в упор посмотрела на него. Обычный мужчина, лет пятидесяти в обычном костюме, неинтересного синего цвета.
Маша подумала, что это не опасный тип. Такой вряд ли будет приставать к ней, а просто поболтать, чтобы время быстрее прошло, – почему бы и нет.
Но случилось как раз наоборот. Сначала Микеле взял ее руку и, как бы шутя, стал целовать каждый ее пальчик. Она, вспыхнув, отдернула руку. Но он, улыбаясь, опять взял ее руку. Маша с опаской посмотрела по сторонам, вдруг кто увидит. Но людей на перроне было совсем мало, и они были заняты своими разговорами, и никто на них не обращал внимания. Она опять отдернула руку и сказала гневно:
– Ты как себя ведешь?
А он как-то смущенно улыбнулся и сказал:
– Сэй белиссима, по-русски значит – ты прекрасна.
Мужчина обнял, ее за талию притянул к себе и хотел поцеловать в губы. Мария вырвалась, вскочила со скамьи.
«Да что это за нахал!» – возмутилась она про себя. А ему сказала:
– Иди домой, не надо меня провожать.
– Сэй белиссима! – он, улыбаясь, встал со скамьи, подошел к Маше и схватив ее в крепкие объятья, накрыл ее губы своими горячими губами.
По ее телу потекло тепло, что-то внутри затрепетало, она растворилась в этом тепле. И странно, но ей захотелось навеки остаться в этом поцелуе.
Но поскольку у нее было коммунистическое воспитание, она не могла позволить целоваться с чужим мужчиной, посреди белого дня, посреди незнакомого города. Она стала неистово вырываться из его объятий.
Хотя ой как не хотелось. В процессе этой борьбы она потеряла серебряную сережку. Он стал искать эту сережку и не найдя ее сказал:
– В следующий раз я куплю тебе другие.
Он опять подошел к ней близко-близко. От его тела шла какая-то невидимая сила, которая как магнит притягивала к себе. Его пылающий взгляд привел ее в трепет. Она не могла оторвать глаз от его улыбающихся глаз. Но ей не позволяло все то же воспитание утонуть в этих глазах. Она опустила ресницы и пошла по перрону. Он догнал ее и спросил:
– Ты не хочешь дать мне номер своего телефона?
«Ну, вот еще», – подумала она. Вдруг он позвонит, а муж услышит, будут неприятности. Или может он больной на голову, или просто бабник какой. Как можно так сразу прилипать к чужой женщине. Она промолчала. Он достал газету, торчащую из ее сумки, и написал номер своего телефона.
– Къями ми, – это по-русски – позвони мне.
Они прохаживались по перрону. Он опять обнял ее за талию. А ей опять стало так хорошо и тепло.
«Блин, какое-то наваждение. Совершенно чужой мужчина обнимает меня, а мне приятно. Как я себя веду!»
Она остановилась возле стены, а он стал близко возле нее. Так близко, что его нос прикасался к ее носу и опять сказал:
– Позвони мне, пожалуйста, позвони!
Она уже вся трепетала, от его близости и странно ей не было стыдно стоять так близко возле него и чувствовать тепло его тела.
Вообще, Маша была застенчивая женщина, и общаться с мужчинами ей всегда было тяжело. Она вечно смущалась, не знала как себя вести, что говорить. А с этим нахалом ничего не надо говорить, совершенно не нужно думать, как себя вести. С ним просто хорошо и все. А он схватил ее руку, целуя каждый пальчик, твердил:
– Позвони мне, позвони, позвони…
Уже показался поезд, а он вдруг начал быстро говорить:
– Я работаю в полиции, мне пятьдесят лет, живу я в этом городе и я очень хочу с тобой еще встретиться. Приезжай, я буду ждать.
И когда Маша уже садилась в поезд, он схватил в охапку, развернул ее к себе и поцеловал в губы так, что у нее перехватило дыхание.
«Боже, не хочу уезжать. Как я не хочу уезжать!» – пронеслось в ее раскаленном мозгу.
Она насильно затащила себя в вагон, села у окна. Микеле гладил по стеклу, как будто гладил ее щеку и твердил:
– Позвони мне, позвони.
Поезд уже полчаса едет, а Маша вся еще там, на том чужом перроне, с тем чужим мужчиной. Щеки ее горели от его чудесных прикосновений, от его горячих поцелуев. Встревоженная его близостью она улыбалась:
– Вот такой вокзал для двоих.
Она думала:
«Конечно же, я ему не позвоню. Уж очень большое расстояние между нами – три часа ехать с двумя пересадками. Да и потом, ведь я замужняя женщина. Как я могу. Только очень жаль, что мой муж не такой, как этот чужой нахал».
Домой она вернулась перед ужином, быстро накрыла на стол. Муж встретил ее с постным лицом и дежурным поцелуйчиком холодными синими губами. А Маше вспомнился обжигающий, как огонь, поцелуй того мужчины на перроне. Муж даже не спросил, как она съездила. Молча сел за стол и начал есть свой инсалат. Маша, как могла, сама все рассказала.
– Ты знаешь, какой красивый город этот Сенигаллия! Ты бывал там когда-нибудь?
– Нет, я почти нигде не был, – кисло ответил Лука.
– Работу я не нашла. Уже поздно. Надо было ехать еще в феврале-марте, уже все места заняты.
Вот и весь их разговор за весь вечер. Маше хотелось рассказать, как там красиво, какое лазурное море и теплый уже песок. Сколько там огромных отелей и ресторанов, и сколько там цветов, буквально целое море. Но муж, быстро поев, включил телевизор и уткнулся в него. Маша с досадой пошла мыть посуду. Через час он пошел в спальню, надел облезлую пижаму, хотя Маша ему купила новую. Но новую нельзя, на запас, когда эта уже порвется на ниточки. Он обвязал шею косынкой, мол, больной, не трогать, и пошел спать. Маша заснуть не могла. Кровь бурлила в ней. Ее разбуженному телу хотелось ласки и тепла. Встревоженная близостью Микеле, она не могла успокоиться. А муж сопел под боком и хоть умри.
Утром позвонила Даша:
– Ма, я не хочу больше жить с этим жмотом.
– Что случилось, ласточка? – спросила встревоженная Маша.
– Ты ведь знаешь, у нас в доме только кухня и всем по спальне, а я хочу внизу сделать зал. Там хорошая пустая комната, нужно только мебели подкупить. Я хочу диван, столик маленький со стульями и большой ковер на пол. Я ему как это сказала, он вытаращил глаза и стал кричать, что у него нет столько денег. Жмот! Я же знаю, что у него есть деньги. Мне его адвокат сказала.