На вымощенной булыжником улочке, сокрытой от соседей плотно прижавшимися друг к другу низенькими зданьицами, не было никого. Там строение порушено, тут у полупустого магазина дверей нет, здесь и вовсе одни руины остались. Где-то в треснутых, а то и вовсе разбитых окнах проглядывали серьёзные и злые лица, в маленьких закоулках меж жилыми домами скапливались группки бездомных по два-три человека, все мрачные, грязные и неопрятные, кто с бутылкой, а кто и с ножом. Лишь из этих закутков временами доносились рычания да хрипы – в остальном же улица была безмолвна, словно по ней только-только пронёсся ураган.
Каждое такое утро тишину здесь нарушали ритмичные шаги. Это двое молодых студентов третьего курса Медицинской академии, единственный корпус которой – громадное здание в античном стиле, – располагался в нескольких кварталах отсюда. Парни, оба в парадном, качая в руках свои портфели, с озабоченным и невесёлым видом шли по тротуару в сторону учебного заведения, постоянно поглядывая и на местных люмпенов, и на места их встреч, и на руины.
– Третий год, а как будто в первый раз – всё как и было, – тоскливо протянул один из них – стройный парень среднего роста с шоколадными волосами. Широкий подбородок его дрогнул, выразительные глаза слегка прикрылись и тяжело запрыгали от дома к дому. – Разруха и нищие…
– Типичные жертвы войн, – равнодушно констатировал его собеседник, примерно такого же роста крепкий человек с шевелюрой цвета воронова крыла.
– Но когда-то это должно закончиться, Александр! Музеи разрушены, памятники разрушены! Глянь, сколько этих бездомных! Да когда вообще такой их процент был в истории! – воскликнул товарищ Александра, отчаянно взмахнув рукой.
– Огорчает и радует, что такое везде… Я имею в виду, совсем везде, – подтвердил Александр.
– А я про что! И ты погляди – всюду олигархи, предприниматели, куча богатого сброда, а народ-то страдает!
– Не перегибай палку, – послышался смешок. – Если бы не эти олигархи, рассказываю, бомжей было бы вдвое больше…
– Не защищай своего отца! Он тоже в этой среде, значит, тоже виноват в страданиях народа!
На это Александра ответил лишь озорной улыбкой, особенно чудно сочетающейся с его острыми чертами лица.
– Да-да, все у тебя виноваты… Между прочим, рассказываю, большинство бизнесменов помогали стране оружием, а людям – продуктами и бытовыми товарами, поэтому и стали такими. Не хочешь похвалить их за смелость, а? До всех этих войн наша страна почти, это, социалистической была!
– Только твоего отца и можно похвалить как «первооткрывателя»! Остальные до него боялись чихнуть не по закону! – пропыхтел неугомонный оратор.
– Ты, это, лучше скажи, во что там опять вляпался Вендель? Мне, как всегда, никто ничего объяснять не собирается.
– А кто-то должен?
– Никто и не должен, но я почему-то всегда всё узнаю последним!
Александр недовольно приподнял бровь и достал из кармана толстенький телефон. В нынешнее время такие вещи могли позволить себе люди либо с необычайно высоким доходом, либо обожающие трудиться до изнеможения, ибо доступные каждому модели были здоровыми и не показывали время.
– Ну, что ж… Это ещё что? – Напарник его недобро нахмурил глаза.
– Опытный образец. Отец за границей купил и дал испытать.
– А наши тебе не испытывается?
– Наши телефоны – вечно ломающееся… дерьмо!
– Но это наши телефоны, понимаешь?! Нам необходимо поддерживать отече..
– Только не начинай загонять мне, что я должен любить товары своей страны, какими бы плохими они ни были, – этот спор мы никогда не закончим! – захохотал Александр.
Над камнями парило едва терпимое зловоние. Через дорогу стояла покрытая дырами и трещинами высотка. У подножия ещё лежали здоровые валуны, что совсем недавно пускали неприятели из катапульт при осаде города; бросали тогда и новоизобретённые бомбы. Иной прохожий взглядом цеплял эту картину и поражался тому, как за последнее время развилось человеческое искусство разрушать.
Порыв горячего воздуха неохотно пробежал мимо неторопливых студентов, задорно потрясши их галстуки и заодно усыпав слоем желтоватой пыли, да таким плотным, что пришлось тем зажмуриться.
Александр протёр глаза и похолодел: через дорогу шустренько перемахнула группка люмпенов. Все одеты в тёмную рванину: кто в куртки, кто в халаты, кто в ветровки, запачканные тут и там. Все были смуглы, – кто от рождения, солнца, а кто от грязи и пыли, – и все до единого заросшие, лохматые. Один из них, старик, хромал; другой с синяком, третий без мочки уха, а четвёртый вообще со свёрнутым набок носом.
Бездомные живенько окружили студентов. Кривоносый дерзко, хриплым голосом обратился к Александру:
– Пацан! Мобильник за сколько встал?
– Можете отойти? У нас времени нет, – ответил товарищ за Александра, выступив вперёд.
– Слышь, пацан! – Люмпен положил руку на его плечо, говоря столь вкрадчиво, сколь мог позволить ему голос пьяного в осадок человека. – Не мешай, когда взрослые люди толкуют! Ну, по-братски тебе говорю, ну?
Через несколько минут все бродяги дёргались на камнях, а студенты только кулаками хрустели.
– Ну и какого чёрта ты достал этот «опытный образец», а? Да в таком-то районе? – набросился на Александра пылкий приятель, отряхивая портфель.
– Забудь, – отмахнулся Александр и ускоренно зашагал по дороге. – Я не привык к такому безобразию.
– Не привык? Ты в этой стране родился и в ней живёшь с самого рождения, а криминалы повсюду! – Товарищ поспешил за ним.
– Вот потому я и хочу свалить отсюда!
– Свалить?! Сбежать в другую страну? В университет езжай лучше на машине, а то тебе голову печёт!
– Плевать, Артур. Мне чертовски неприятно жить рядом с этой чернью! – брезгливо поморщился Александр.
– Чернью?! Они не сами такие – война их в это превратила! Это у нас с тобой родители имеют море денег, но они-то!
– Хочешь сказать, пьянство и наркомания – тоже из-за войны? Слабо верится. Я считаю, что даже бедняк может жить скромно, но с человеческим достоинством.
– Что?! – Артур вкопался в недоумении. – Да по статистике регулярно выпивают только четырнадцать процентов, а наркотой увлекаются и того меньше – около трёх!
– А кого анкетировали? Государство, рассказываю, так и создаёт иллюзию лояльности и прекрасной жизни.
– Чёрт возьми, ты безнадёжный! – стиснув зубы, простонал Артур и замолк. На лице его проступила угрюмая задумчивость, сменявшаяся порой яростным оскалом.
– Да, есть немного, – усмехнулся Александр немного погодя.
Тишина не спешила явиться: слышались впереди какие-то выкрики, стоны, ругательства и пьяные рычания. Улочка начинала плавно уходить вверх, на вершине холма виднелась огромная Медицинская академия – студенты были почти у цели. Но звуки избиения, исходившие из одного-единственного переулка в ста метрах далее, настораживали их и заставляли замедлять шаг.
Когда друзья подошли к затенённому проходу, поступь их была тихой и мелкой, словно они обворовывали чей-то дом. Александр осторожно прислонился к пыльной стене невысокого домика с мансардной крышей и слегка высунул голову из-за угла; Артур встал прямо за товарищем, ожидая вестей.
Черепичные крыши над переулком пересекались и плохо пропускали солнечный свет, потому тени властвовали здесь безраздельно, хотя видно было по-прежнему много. В середине, рядом с заколоченной дверью, несколько люмпенов избивали какого-то парня, изрыгая ручьи издевательств. Красные глаза некоторых выпучены, рты искривлены в ухмылке; кто-то временами передёргивался без причины, кто-то падал и снова вставал на кривившиеся ноги; один не то смеялся, не то кричал подобно обезьяне.
Видно было, что страдалец носит белую запылённую рубашку и рядом с ним лежит коричневый портфель – раскрытый, такой же запылённый, как и его владелец. Хорошо заметны кровавые пятна на руке и на брючине жертвы. Вот один из нищих приподнимает бедолагу за грудки и вдавливает его в стену. Нищий сжал свою трясущуюся костлявую руку в кулак и пусть неловко, но сильно прошёлся по скуле бедняги. Ещё удар, и ещё; сдавленные крики эхом отражались от полуразрушенных домов, кровь мелкими брызгами летела, оседала на земле и стенах, тоненькими струйками стекала из носа и рта беспомощного. Второй люмпен с безумным взглядом и искривлённым ртом оттолкнул первого, вцепился в плечи паренька и выбросил его к другой стене, где уже стоял жуткого вида человек с ржавым кинжалом наготове…
– Снова нищие, – тихо проговорил Александр товарищу. Тот только вопросительно вздёрнул подбородок, требуя больше информации. – Пьяные, некоторые под кайфом… как бы это… избивают кого-то. Похож на студента.
– И это наша страна! Позор! – шёпотом воскликнул Артур, гневно сжав кулак.
Люмпен с кинжалом выбросил руку вперёд, да столь отвратительным образом, что клинок его лишь царапнул бедолагу, рухнувшего на землю.
– Хороший повод для гордости, правда? – едко отреагировал черноволосый.
– Но не повод оставлять всё как есть. Дерьмо надо выбивать, слышишь?
– И чего мы ждём?
Артур поравнялся с Александром, скомандовал кивком, и студенты влетели в переулок. Нищие не успели отреагировать должным образом – отчасти благодаря опьянению и увлечённостью процессом. Четверо вмиг упали на землю, корчась от боли. Оставшиеся, хоть обратили своё рассеянное внимание на гостей, никакого отпора дать не смогли: движения их оказались заторможены, глаза – мутны, а отравленные мозги не успевали работать.
Закончив, запыхавшиеся студенты перевели дыхание и подошли к спасённому ими человеку. Это действительно был студент, как и предполагал Александр. Более того, это был студент из той же Медицинской академии, их приятель – молодой худощавый парень совсем невнушительного вида, роста чуть выше среднего, с волосами длинными, спутанными даже в чистом состоянии, чёрными подобно безлунной ночи. На прямом носу его ещё недавно сидели толстые квадратные очки в роговой оправе, ныне разбитые вдребезги; два крупных карих глаза, притенённых длинными ресницами, благодарно глядели на своих спасителей. Опухшее лицо запачкано, в нескольких местах украшено синяками; одежда вся в грязи, в крови. Пытаясь сквозь дикую боль подняться на ноги, он одновременно с этим, заикаясь, шептал спасителям:
– С-спасибо вам б-большое…
Александровы веки словно щипцами оттянули – никак не ожидал он увидеть самого, как толкуют, умного студента академии здесь, в безлюдном переулке, в таком-то неблагополучном районе. Впрочем, если строить маршрут от дома, принадлежащего хоть самую малость благополучной семье, до Медицинской академии, минуя эти самые неблагополучные районы, выйдет приличная загогулина.
– Давай помогу, – участливо предложил Александр и, не дожидаясь ответа, положил руку страдальца на плечо своё и помог тому подняться. – Каким Фрейдом тебя сюда занесло, Томас?
– Очень смешно… – чуть слышно ответил студент, прикрыл глаза и тут же обмяк.
Артур разорвал лохмотья нищих на лоскуты, смочил их питьевой водой из своего портфеля и перевязал ими раны Томаса. Бедолага оживился малость и тихим голосом ответил:
– Я х-хожу через Медный м-мост, но вчера он б-был подорван террорис-стами. А в а-академию безопасной дорогой слишком д-долго идти…
– И это чуть не стоило тебе жизни. Здесь телефонные будки поблизости есть? – обратился Артур к Александру (напарник его довольно часто гуляет в этом районе), на что тот покачал головой. – Скорой не жди… Тогда пойдём, в академии ему окажут помощь. Мы и так времени потратили!
Выдав это обеспокоенным тоном, да ещё с хмурым взглядом вдобавок, студент быстренько выбежал из переулка обратно на тротуар. Дорога до университета выглядела безопасной. Вернулся Артур, вторую руку Томаса аккуратно водрузил на свои плечи и вместе с Александром повёл раненого.
Подъём продолжился, пусть и гораздо медленнее. На этот раз никаких звуков – только лёгкие завывания горячего ветерка, отдалённый птичий хор да несколько сбитая, неровная дробь каблуков.
– Что они на тебя так запали, а, Томас? – съехидничал Александр, на что тут же отреагировал Артур:
– Ему нельзя разговаривать!
– Я физически с-слаб, – ответил Томас, в глазах которого окромя боли отразилась некая печаль. Знал он, что от молчания только хуже почувствует себя. – Они п-пьяны были, а пьяным доставляет уд-довольствие издевательство над с-слабыми…
– Что же ты тогда «физически слаб», а? – воскликнул с дружелюбной улыбкой Александр. – Рассказываю, взял спортом позанимался!
– Да, это проще, чем всезнайкой стать… – согласился Артур.
– С-слова дают больше, чем сила. А чтобы г-говорить правильно, нужны знания, – ответил Томас, легко уловив намёк и бросив попутно укоризненный взгляд.
– Некоторые понимают только язык силы.
– По-моему, все сейчас на нём талдычат, от нищих до политиков! – вставил слово Александр. Троица почти поднялась на возвышенность.
– В других странах так же, поверь!
– Не верю – ты же там не был! – едва не рассмеялся вечный соперник Артура.
– А тебя, кажись, и тут нет – привидение здесь, которое не знает, где летает! Наш народ дружелюбием славен на весь мир!
– Хлеб-соль да пистоль – гость сыт и до конца времён почивает!
– Прекратите вы эту п-перепалку, – умоляюще застонал Томас. – Никак не зависит число ж-жестоких людей от страны! Это всеобщая проб-блема…
– А всё от этих чёртовых войн, – неожиданно мрачно выдал Александр.
– Войны тоже откуда-то начинаются, – многозначительно поднял палец Артур. – А начинаются они, как известно, с того, что кто-то начинает ставить себя выше других. Кто там пятнадцать лет назад говорил, что наша нация – потомки рабов?
– Ты тогда ещё не знал, в чём отличие страны от государства, а новостями того времени интересуешься!..
– На мой вопрос это ответа не даёт.
Томас проглотил вертящиеся на языке слова – тактично, с одной стороны, и при этом вынужденно, из-за недостатка сил, – с другой. Он знал, что Александр с Артуром довольно упрямы, и спорить с ними – задача не из лёгких, а потому аргументы должны быть безупречны. Таковых у него не было.
«Война тоже начинается с малого, с отношений между группами людей либо между отдельно взятыми людьми. Оттуда всё идёт, как мне кажется…»
– В любом случае, наша страна заражена идиотами, а идиотов надо образумливать!
– Логично, – машинально ответил Александр, не сводя глаз с дороги.
Томас молча кивнул. Он чувствовал всепоглощающую слабость. Казалось: одно лишнее движение – и перед глазами тьма.
К этому времени троица вышла на здоровенную площадь. В самом её центре стоял мраморный памятник некоему мужчине в шинели, вокруг же обширный сквер, окаймлённый дорогой. По другую сторону дороги, с внешней стороны, стояли: Медицинская академия, храм; целый рядок магазинов, крупных и мелких; полицейский участок, ещё один храм, мэрия, ещё магазины и, наконец, школа. Вместе все эти сооружения с жилыми высотками могли бы составить действительно красивый городской пейзаж, да только в памятнике пробито несколько дыр, газон вытоптан, цветы помяты и сорваны, один из храмов лишён крыши, другой окружён вечно пустующими строительными лесами, на участке сбита вывеска, мэрия стоит без стёкол, а в некоторых магазинах заколочены окна.
Медицинская академия непонятным образом сумела избежать участи своих соседей и осталась совершенно цела (только её корпуса в других районах города уничтожены). Учреждение это представляло собой здоровое прямоугольное здание с двускатной гигантской крышей и мраморным фасадом. Парадный вход – пара здоровых деревянных дверей, – стоял на высоте и отделялся от дороги двадцатипятиступенчатой широченной лестницей, что начиналась внизу выложенной метровыми блоками площадкой, а вверху заканчивалась террасой, на которой параллельно дверям в один ряд выстроились исполинские белые колонны. Немногочисленные окна с тёмными деревянными рамами закрыты от мира внешнего прочными чугунными решётками. Трудно выдать с ходу, сколько этажей в этом сооружении, но с первого взгляда совершенно понятно, что здание ничуть не уступает в размерах пятиэтажным домикам, так распространённым в трущобах, а некоторые из них даже обгоняет; но до настоящих высоток и тем более небоскрёбов, коих расплодилось великое множество, этому храму науки было далеко.
Итак, двое студентов да измученный Томас оказались на этой площади и поспешили к академии. У длинноволосого бедолаги уже одышка и раны снова открылись. За троицей тянулся тенью лёгкий кровавый след, а Томас, казалось, сознание терял.