Мамаев потупил взгляд и закурил ещё одну.
– Ещё вопрос, если позволите!
Бабка добродушно кивнула, Мамаев подался к ней и спросил:
– Кто завесил зеркала в доме?
Она лишь пожала плечами и снова взялась за метлу.
– Говоришь, для протокола надо, а сам не записываешь, – съехидничала бабка.
– Я запомнил, спасибо, – ответил Мамаев и, попрощавшись, пошёл обратно в ведьмин дом.
Стали описывать имущество. Как и договорились, Мамаев писал, а Жилин перебирал ведьмины вещи. Всякое барахло попадалось: шкатулки с веточками и травами, амулеты, кольца, куча зеркал и стёкол. Многое пришлось пересчитывать по несколько раз, чтоб не сбиться. Список вещей получался длинным, Жилин уже хотел переходить в следующую комнату, но тут зашипела рация. Их срочно вызывали на другой объект. Они снова закрыли окна.
Перед самым выходом Мамаев заприметил блеснувший золотом корешок книги на полке.
– Ты иди, а я догоню, – сказал он, – в сортир забегу.
– Не боишься ведьминого дерьмодемона? – Жилин заржал, хлопнул по плечу Илью и вышел.
Мамаев взял книгу, раскрыл. Переплёт захрустел старым клеем. Пожелтевшие страницы хранили рукописные тесты, словно это был дневник, а не книга. Кое-где чернила были смазаны, некоторые страницы почёрканы, а почерк походил на что-то среднее между врачебной справкой и письменами древних инков. «Да уж, без ста грамм не разберёшься», – подумал Мамаев, положил книгу на место и остановился. Что-то его не пускало, не давало уйти просто так. Он подошёл к окну, отстегнул шпингалет на раме и поспешил к выходу.
Вечером сидя на кухне, Мамаев читал объявления в газете. Он любил выискивать то, что можно было купить за бесценок. Уже давно уяснил, что в интернете народ поумнел, ищет товар, подобный своему и ставит примерно такую же цену, как у конкурентов, а вот в газетах всё было иначе. Объявления выставляли в основном старики, а цены зачастую были гораздо ниже «рыночных». Месяц назад он выгодно приобрёл велосипед, а сейчас искал пароварку, ведь у младшего обнаружили гастрит, и врач посоветовал кормить ребёнка здоровой пищей. Что подразумевалось под «здоровой», Илье чуть позже рассказала супруга. Он как раз высмотрел нужное объявление, но часть его скрывалась на другой странице. Подцепил лист, но тот своенравно лёг обратно, со второго раза тоже не получилось.
Раньше, чтобы перелистнуть газету, Мамаев лизал палец, а теперь и самому противно стало. Крупные горошины бородавок мешались, Мамаев поддел страницу ногтем, но случайно разорвал газетный лист, плюнул, выругался в гневе, расправил, оторвал кусок, смял и швырнул за спину.
Лена налила две чашки чая и села напротив:
– Ну ты как? – мягко спросила она, размешивая сахар.
Мамаев оторвался от газеты, сложил на столе.
– Я был сегодня у неё.
– У кого это, у неё?
– У ведьмы, – прошептал Илья, чтобы никто из детей ненароком не услышал.
– О господи, ты был у неё дома? – Лена тоже стала шептать, подражая мужу. – Зачем? Илья, я прошу тебя, не надо снова заводить старую пластинку.
– Она недавно умерла, – он отхлебнул чай, пытаясь скрыть улыбку.
– Ты шутишь? Когда?
– Пару дней назад.
– Вижу, у тебя хорошее настроение, – жена послала ему воздушный поцелуй.
И правда, минуту назад он был готов взять биту и начать крушить всё, что попадётся под руку, а сейчас, вспомнив о ведьминой смерти, будто переключился, заулыбался, щёки порозовели, карие глаза дьявольски блеснули.
Илья спрятал руки под стол, а потом и вовсе за спину, чтобы ненароком не испортить момент.
Лена, подошла к нему и села на колени, нежно поцеловала в губы, и у Ильи всё внутри будто перевернулось. Таких нежностей от жены он не видал уже месяц.
– Кстати, зачем ты был у неё? – прошептала она на ухо.
– Сказали, что людей не хватает. Мы с Сенькой описывали имущество.
– Ты должен обещать мне, что будешь осторожен, – она замурчала по-кошачьи, прикусила его за ухо и опустила руку ему на штаны. Илья напрягся, тяжело задышал и откинул голову. Лена поцеловала его в шею, потом щёку и добралась до губ. Он ощутил её горячее дыхание, обхватил за талию, запустил ладонь под лифчик, но Лена тут же выгнула спину и, отпихнув от себя его руки, вывернулась из объятий.
– Прости, я так не могу. Мне нужно время… – обронила она, глядя в пол и впопыхах покидая кухню.
Илья тихонько встал с кровати, чтобы не разбудить жену. Не до сна ему было, всё думал он про Лену, косые взгляды. Думал про ведьмину книгу, словно она ответит на все его вопросы. Он взял штаны с рубашкой и на цыпочках покинул спальню. Оделся под лампой в коридоре, заглянул в детскую: на двухэтажной кровати мирно сопели двое его ребятишек. Прикрыл дверь, оставив в комнате лишь рыжую полоску света. Накинул куртку, схватил ключи, завёл свою старенькую Приору, которую тоже купил с рук, вычитав объявление в газете, и уехал в ночь. Потянул руку к радио, но тут же решил, что лучше собраться с мыслями и не отвлекаться.
Припарковался он под тусклыми фонарями у магазина «Манго». В кармане позвякивали ключи с телефоном, руки сжимали и разжимали морозный воздух, нос работал на вдохе, губы – на выдохе. Пробирался он дворами меж деревьев сначала по седой от инея траве, затем по ухабистой дороге, местами натыкаясь на хрустящие корочки льда.
У дома осмотрелся, заглянул в окно и легонько надавил. Оставленная открытой створка поддалась, Илья влез в окно и очутился в кромешной темноте. Включил фонарик на телефоне и увидел перед собой чьё-то удивлённое лицо.
– Абра-кадабра, мать твою, – сказало лицо, ударило его чем-то, и Илья канул во мрак.
Очнулся он во тьме. В голове стоял звон. Болела челюсть, по подбородку текла слюна. Он чувствовал во рту что-то мягкое. Попытался двинуться, но ничего не вышло —руки намертво связаны за спиной. Нащупал онемевшими кончиками пальцев верёвку на запястьях. Захотелось кричать, но услышал, как за стеной заговорили громким шёпотом:
– Надо его грохнуть.
– Ты чё, дурак? Думай, о чём говоришь.
– Он видел твоё лицо!
– Да похер, он видел меня всего секунду.
– И что? Может у него память хорошая.
– После того, как я ему в рыло двинул, вряд ли он вообще что-то вспомнит. Давай оставим его здесь.
– Нет, эта сука тебя сдаст, а там и до меня доберутся. Надо его прикончить.
– Башкой думай, дурила! Он мент.
– Мент? С чего ты взял?
– Я рассказывал тебе вчера про чувака с бородавками на руках. Когда связывал его, нащупал эту мерзость…
– Чё? Это правда? Тем более надо завалить легавого.
– Нет!
– Надо, Вовка, надо!
– Не называй меня по имени, придурок.
– Да он в отключке. Хрена ты паришься?!
– А если очнулся?
– Тогда он знает твоё имя, – послышался ехидный смешок.
– Господи, вот ты сука, Митяй! Не знал, что ты такой гандон.
– Жизнь такая, ты мне ещё спасибо скажешь. Пойдём!
Шаги приближались, Мамаев задёргался, будто в судорогах. Пытаясь высвободить руки, он рвал жилы, кряхтел и выл. Стул под Мамаевым заскрипел, верёвка нестерпимо резала руки, но не поддавалась.
III
Семён Жилин уже с полчаса был в управлении, но Мамаев так и не явился на работу. Майор Грушин, теребя в руке карандаш, набрал Мамаева по мобильному, а, не дозвонившись, велел ехать без него.
Делать было нечего, Семён прыгнул в машину и покатил к ведьминому дому. На крыльце, решил ещё раз набрать Мамаева. Гудки шли, но Илья не отвечал. И только заходя внутрь, Жилин услышал знакомую мелодию из «Бумера». Сквозняк притянул дверь позади, и Жилин вздрогнул.
– Эй, лапоть, – ухмыльнулся Жилин – ты здесь? Грушин просил передать, что выпотрошит тебя, как поросёнка, когда… – Жилин запнулся, ведь в глаза бросилась огромная лужа крови, посреди которой на стуле сидел связанный Мамаев. Его голова была опущена. Мелодия звонка всё ещё доносилась из кармана Мамаева.
– Илья! Илья… – он бросился к телу, приподнял его голову и ахнул: синюшное лицо было покрыто едва заметными малиновыми пятнами. Жилин тут же вспомнил, что на месте преступления нельзя ничего трогать и отпрянул.
Он схватился за голову, и его фуражка упала на пол, чуть не угодив в лужу крови.
Дрожащей рукой он взялся за рацию:
– Диспетчер, это Семён Жилин.
Рация зашипела:
– Да, что у вас? Приём…
– Я нашёл Мамаева, – Жилин громко сглотнул. – Он мёртв. Пришлите помощь по адресу Бирюзовая 5. Жду.
– Повторите!
Жилин механически повторил сказанное, вытер рукавом пот со лба и вышел из дома.
– Принято, ожидайте, – сухо ответила рация.
Жилин закурил. Спустя четыре сигареты прибыла первая машина. Из неё вышел толстый следователь капитан Багрянцев и младший лейтенант Керченский, которого совсем недавно повысили.
– Товарищ капитан, младший лейтенант. – Жилин вяло отдал честь.
– Судмедов ещё нет – можно перекурить, – сказал Багрянцев, тяжело дыша. Он достал из нагрудного кармана портсигар, выудил оттуда длинную коричневую сигарету, облизнул губы и закурил.
Керченский закашлялся, отошёл на шаг, наклонился, прикрыв глаза.
– Ты как, Вань? Всё нормально? – спросил Багрянцев.
Тот выставил вперёд руку, а другой прикрыл рот. Ответил он лишь спустя минуту:
– Я в порядке, в порядке.
– Мы ещё не вошли, а ты уже побледнел. Смотри, а то, может, перевести тебя обратно к ним?! – Багрянцев кивнул на Жилина.
– Всё отлично!
– Ладно… Ну, Семён, рассказывай, что произошло?
Жилин впопыхах в течение минуты рассказал, как было.
– Эх, торопыга Жилин, куда ж ты летишь? Давай медленно, с расстановкой и по порядку, – лениво сказал Багрянцев. – Ваня, а ты чего не записываешь?
Керченский похлопал себя по карманам, в растерянности развёл руками, затем стукнул себя по лбу и рванул к машине. Багрянцев с кислой миной проводил его взглядом. Керченский вернулся с блокнотом и стал записывать рассказ Жилина.
Багрянцев докурил, взглянул на часы, потом по сторонам.
– Чёрт подери этих медиков. Ладно, веди, Жилин, посмотрим, что к чему.
Он проводил следователей в комнату. Багрянцев присвистнул, подошёл, остановившись в шаге от кровавой лужи. Нагнулся, чтобы заглянуть в лицо Мамаева.
– Видишь, Ваня, на лице трупные пятна. Он умер несколько часов назад. Это что там внизу, нож?
– Кажется, – Керченский присел на корточки и заглянул под стул.
Он снова закашлялся, пытаясь подавить приступ рукой.
– Пофоткай тут, только пока что издалека, чтобы не наследить, а то медики потом ворчать будут.
Керченский достал телефон и сделал несколько фотографий.
Капитан аккуратно, чтобы не наступить в кровь, вдоль стены пробрался к окну, выглянул, осмотрел раму.
– Семён, окно было открыто?
– Так точно!
– Ваня, запиши.
Капитан вышел из комнаты, и деревянный пол заскрипел, вторя его шагам. Следом вышел Керченский, а за ними поспешил Жилин. В другой комнате было разбито окно. Капитан что-то подобрал с пола, сунул в пакет и погрузил в карман.
– На раму обрати внимание, – Керченский подошёл ближе, а Жилин выглянул из-за его спины.
На подоконнике была слущена старая краска.
– Понял? – спросил Багрянцев у Керченского.
– Да! – ответил Керченский.
– А я не совсем.
– Кто-то влез через окно, – сказал Керченский.
– А второе окно? – задумчиво произнёс капитан. – Жилин, скажи, у сослуживца был ключ от дома?
Жилин помотал головой:
– Ключ хранится в управлении.
От стука все трое вздрогнули: входная дверь распахнулась, и в дом вошли двое в медицинских масках и зелёных комбинезонах.
– Ну наконец-то. Вас только за смертью посылать! – воскликнул Багрянцев и хрипло рассмеялся. Взглянул на хмурое лицо Жилина и сказал: – прости дружок, профессиональный юмор.
Он поздоровался с медиками и обратился к Керченскому:
– Ваня, ты за старшего! Я на связи. Звони, пиши, шли деньги, – он кивнул в сторону медиков и прошептал: – за ними посмотри, а то мало ли, ага?
– Так точно!
– И ещё кое-что: журналюгам – ни слова! Пользуйся дежурной фразой: «В интересах следствия информация по делу не разглашается».
Багрянцев вышел. Керченский и Жилин переглянулись.
– Как новая должность? – спросил Жилин, чтобы заполнить паузу.
– Хорошо, – Керченский потупил взгляд в блокнот и спросил: – Слушай, Сеня, ты не в курсе, зачем он вообще сюда забрался?
– Ты слышал о его больничном?
Иван кивнул.
– Так вот, он думал, что ведьма его прокляла. Может быть, искал что-то, чтобы того… снять проклятие… Это кажется бредом, но в то же время я его понимаю. Врачи-то ему совсем не помогли.
– Понятно, спасибо, Сеня. Если что, мы с тобой свяжемся, а сейчас кто-то должен сообщить его жене. Вы, вроде как, хорошо общались.
Жилин тотчас вспомнил все подколы с его стороны, и ему стало не по себе. Но кто если не он?
Они попрощались. Жилин вышел на улицу, обогнул белый судебно-медицинский микроавтобус и только что прибывший болотного цвета уазик, выполнявший роль катафалка для перевозки его товарища.
Он сел в машину и уставился вперёд в одну точку. Просидел так несколько минут. Его мысли были не здесь, они были рядом с Леной Мамаевой, которая наверняка, ничего не подозревая, занималась домашними делами, смотрела телевизор или говорила с подругами по телефону. Жилин сжал руль потными ладонями и тот жалобно заскрипел.
– За что же вы его, суки… – просипел Семён.
По дороге он думал, как сообщить, с чего начать. Прокручивал в голове десятки вариантов фраз. Он то просил её присесть, то говорил всё сразу, на духу, чтобы сделать удар менее мучительным. Но в его мыслях всё заканчивалось одинаково. Лена плакала, а он, не зная, как утешить, просто стоял и хлопал глазами или мял в руках фуражку, в общем, вёл себя как полнейший идиот, хотя это меньшее, о чём нужно было беспокоиться в таком случае.
Чем ближе он подходил к её двери, тем быстрее билось его сердце. Когда он нажал на звонок, то не чувствовал ничего, кроме гулких ударов в ушах. Дверь отворилась, Лена в заляпанном фартуке, с улыбкой на устах, с туго собранным хвостом, горит, сияет, как свеча в темноте. Ещё несколько минут, и она погаснет. Жилин её потушит. И кто знает, когда она загорится вновь.
– О, Жилин, давно не виделись. Заходи! – протарахтела Лена и упорхнула на кухню.
Жилин шагнул в дом, и его окатило горячей волной то ли от переживаний, то ли от жара готовки.
– Я тут котлеты жарю, – кричала она с кухни, пока тот разувался.
Жилин встал в проходе кухни. Лена снимала со сковороды дымящиеся котлеты цвета старой ржавчины.
– Ну, рассказывай! Ты, наверно, к Илье? Так он на службе. Вы разве не вместе сейчас работаете? Присаживайся, будешь дегустатором, – с задором воскликнула она, не отрываясь от плиты.
Она выложила новую порцию котлет на сковороду. Развернулась с тарелкой уже готовых и взглянула на Жилина. На его лице был отпечаток утра. Такое не сотрёшь.
– Ты чего, Семён, что с тобой?
– Лена. Илья погиб.
– Прости?! – переспросила Лена, и улыбка мигом исчезла с её лица.
– Погиб сегодня ночью.
Её руки ослабли, тарелка наклонилась, и котлеты одна за другой полетели на пол.
– Но… я же… как…
Она выронила тарелку и оступилась, ослабла, как тряпичная кукла. Жилин подхватил её, обнял, прижал к себе. Лена зарыдала, содрогаясь от горя, хваталась за его плечи, как за спасительный образ, оставляя на кителе жирные следы готовки.
Она плакала, всё не унимаясь, а он долго обнимал её. Настолько долго, что котлеты на плите успели сгореть. Жилин спохватился, высвободился из душных объятий, усадил её на стул и выключил плиту. Открыл окно и включил вытяжку на полную. Присел напротив и взглянул в её пустые глаза, не зная, как утешить. Когда молчание стало нестерпимым, Жилин сказал:
– Скоро мне надо будет уйти. Я всё-таки на службе.