Поэтому, положа руку на сердце, окончательному решению дочери уехать в Дивноморск Татьяна Владимировна не удивилась.
Но был еще один человек, который страстно не желал отъезда Пчелинцевой. Это был Андрей Корольков.
С Корольковым Женю связывала отчасти учеба – Андрей был на два курса старше, и познакомились они на факультете. И еще их связывали достаточно длительные близкие отношения, которые к моменту принятия судьбоносного решения практически сошли на нет. И Женя отчетливо это понимала, и сам Корольков. Только последний, с одной стороны, не хотел с этим мириться, а с другой – не предпринимал никаких усилий, чтобы реанимировать их. Такая позиция бесила Женю.
Раз в неделю они встречались попить кофе, и каждый раз Корольков обвинял Пчелинцеву в том, что она разрушила их отношения.
– Ты сама все устроила, ты все время врешь, что занята, а на деле то с подругами, то какой-то ерундой занимаешься… – начинал привычный разговор Корольков.
Поначалу Женя очень обижалась и принималась совершенно серьезно доказывать, что виноват как раз он, Корольков. Это он менял планы, не считаясь с ее учебой, работой, заботой о родителях и имеющимся у нее свободным временем. Корольков как бы слушал ее, но не слышал. Теперь они ссорились не из-за того, что кто-то предпочитает заниматься своими делами, а потому, что они не могут друг с другом разговаривать. И однажды Женя спокойно согласилась:
– Да, мне важнее мои дела, чем встречи с тобой. Ты совершенно прав.
Корольков опешил и следующие три недели усиленно оказывал Жене знаки внимания, ни разу не опоздал и не нарушил своих обещаний. Но было поздно – Женя стала равнодушной и к вниманию, и к невниманию. Они продолжали общаться, пикируясь, как и целуясь, скорее по привычке. Но никто не ожидал, что Корольков ТАК воспримет известие о ее отъезде. Когда Пчелинцева объявила о своем решении и показала билеты, в доме Королькова были разбиты два стакана и пепельница. Женя сделала круглые глаза, потом прислушалась к тому, что язвительно шипел бывший любовник, и ушла, громко хлопнув дверью. Позже Корольков звонил и извинялся, потом ждал ее у работы и тоже просил прощения, даже говорил что-то о любви, но Женя твердо сказала:
– Все. Решено, я уезжаю в Дивноморск работать. Это сейчас главное для меня. И потом, я не могу подвести людей, которые на меня рассчитывают.
– О да, людей ты не можешь подвести. Зато вот так со мной поступить…
– Да как?! – не выдержала Женя. – У нас нет отношений! Давно. Мы живем по-разному и даже не согласовываем наше существование! Как ты можешь на что-то обижаться или чего-то требовать от меня!
– Какая же ты дура! – с пафосом произнес Корольков.
– Непроходимая, – подтвердила Пчелинцева, имея в виду совершенно иное, чем разъяренный Андрей.
Расстались они тихо.
Недели на сборы хватило. Татьяна Владимировна вдруг спохватилась, оценила ситуацию и страшно заволновалась – дочери предстояло жить одной, своим хозяйством. И если за нравственный облик Жени мама не волновалась – воспитание было прочным, то вот о полноценных обедах, горячем супе и теплой шапке на голове явно стоило побеспокоиться.
– Я тебе положу кастрюльку, маленькую, синюю. И еще нож хороший. И возьми шапку меховую. Там сильные ветры.
Женя слушала, и ей хватило ума не спорить – она понимала, что это самое малое, что она может сейчас сделать для обеспокоенных родителей. Пчелинцева послушно положила шапку, кастрюльку, ножи и даже собственноручно собранную мамой аптечку.
– Ты не переживай, я буду писать, и с видеосвязью теперь нет никаких проблем. Можно считать, что и не уезжала. Потом вы ко мне в гости сможете приехать. Чем плохо – отдохнете от Москвы. А жить я буду в нормальной квартире. Ее оплачивает работодатель. Они в плохом месте не поселят меня. Адрес сразу же сообщу!
Татьяна Владимировна кивала, но чувствовалось, что беспокойство не покидает ее. На вокзале вдруг покраснел лицом Илья Петрович:
– Женя, веди там себя правильно. Красивая девушка должна быть строгой.
– Папа, я тебя поняла, не волнуйся.
Женя не стала отцу напоминать, что она с третьего курса встречается с Андреем Корольковым и можно было давно догадаться о совсем не платонических отношениях между ними.
На вокзал поехали все втроем, хотя Жене хотелось в этот момент быть одной. Во-первых, жалко было переживающих родителей, во-вторых, родственная суета нет-нет да и напомнит о сомнениях, которые все же были спрятаны в душе.
– Ты смотри, поезд в Париж идет! – сказал Илья Петрович, указывая на соседний перрон.
– А здорово сесть и покатить через все страны, глядя в окно, – вздохнула Татьяна Владимировна.
– Родители, заработаю денег, первым делом отправлю вас в хорошее путешествие. Хватит вам в Турцию мотаться, надо и остальной мир посмотреть, – сказала Женя.
– Не волнуйся, успеется. – Мама как-то так вздохнула, и Женя испугалась, что она сейчас заплачет. И в этот момент он увидела Суржикова. Вадим Леонидович, кого-то выискивая, шел быстрым шагом вдоль по перрону. «Что он здесь делает?!» – изумилась про себя Женя и вдруг вспомнила, что сама ему рассказала про билеты и точную дату отъезда.
– Пчелинцева! – Суржиков заметил ее и подошел. – Я думал, не успею вас проводить.
Женя краем глаза увидела, как изменились в лице родители.
– Мама, папа, познакомьтесь! Это мой преподаватель, профессор нашего университета, Вадим Леонидович.
– Очень приятно, – улыбнулась мать, – я – Татьяна Владимировна.
– А я отец этой барышни, меня зовут Илья Петрович. – Отец подал руку Суржикову.
– Очень приятно, – отвечал тот, и на лице его появилась растерянность. Женя кинулась спасать положение:
– Вадим Леонидович, вы не беспокойтесь, я все поняла. Буду внимательна. Если понадобится ваш совет, можно ли позвонить?..
Суржиков как-то оторопело взглянул на нее и ответил:
– Да, разумеется, я вот это и хотел вам сказать…
– Дочка, мы пойдем! – Мать сделала шаг вперед. – Вы извините, нам надо ехать.
– Да, Евгения, береги себя! Пиши и звони! – Отец солидно поклонился Суржикову, и родители ушли.
– Я вам помешал? – Суржиков виновато посмотрел на Пчелинцеву.
– Что вы! Мы уже все другу другу сказали! Попрощались. И потом, даже лучше, что они ушли. Переживают, а как увидят, что поезд уходит, так еще больше расстроятся.
– Я не хотел… Я, собственно, был неподалеку, тут же есть гуманитарный университет, там мой выпускник… Одним словом, вспомнил, что вы сегодня уезжаете. Смотрю, успею еще. Вроде я вас в эту авантюру втравил…
– Какая же это авантюра! Это отличное предложение, – горячо сказала Женя, – и я благодарна вам. И не беспокойтесь, я вас не подведу. Понимаю, вы меня рекомендовали.
Ответить Суржиков не успел, потому что рядом с Женей выросла длинная фигура.
– Ты еще не уехала? – спросила фигура у Жени так, словно Суржикова рядом и вовсе не было.
– Как видишь, Андрюша, – рассмеялась Женя и добавила, обращаясь к Вадиму Леонидовичу: – знакомьтесь, Андрей Корольков, мой друг.
– Очень приятно. Вадим Леонидович. Но мы, кажется, встречались? – наклонил голову Суржиков.
Корольков молча посмотрел на него, Пчелинцева чуть было не хихикнула вслух. Ситуация все больше походила на водевиль. И точно так же, как несколько минут назад спешно удалились родители, теперь засобирался Суржиков.
– Евгения Ильинична, если будут какие-то проблемы, пожалуйста, сразу связывайтесь со мной. С нами… – Вадим Леонидович поперхнулся, – с кафедрой. Вам любой поможет!
– Конечно, обязательно свяжусь. Если что… – заверила его Женя.
Когда Суржиков удалился, Корольков буркнул:
– Вот я всегда говорил, что у нас на факультете клоуны преподают!
– Брось! Суржиков самый классный преподаватель в универе. Да и известен он не только у нас. Вон, его в Канаду приглашали читать лекции.
– Что ж не поехал?
– Ну, откуда я знаю, – пожала плечами Женя.
– То-то и оно… – Корольков мрачно посмотрел на Женю. – Все-таки едешь!
– Андрюша, я даже сердиться не могу на тебя, хотя несколько дней назад ты вел себя безобразно.
– Сама виновата…
– Опять? Опять ты начинаешь ругаться! – рассмеялась Пчелинцева. Она уже не боялась разрыва. Уже все они выяснили, а ее отъезд станет естественным концом их непростых отношений.
– Ладно, вот тебе на дорогу. – Корольков протянул маленький сверток.
– Что это?
– Как что? Сушеные фрукты, немного цукатов и орешки. В поезде чтобы не очень скучала.
– Спасибо, я действительно это очень люблю!
– Я это помню. – Корольков чмокнул ее в лоб, развернулся и тут же исчез в толпе провожающих.
«Интересно, с чего это они сюда сегодня явились? И Суржиков, и Корольков», – подумала Женя, но тут объявили, что до отхода поезда осталось пять минут, и Женя вошла в вагон.
Женя вздохнула с облегчением, когда поезд отошел от перрона. Ее отъезд оказался каким-то беспокойным и хлопотным. Одно дело успокаивать родителей, другое – неожиданных провожающих. Ни Суржикова, ни Королькова она не ожидала здесь увидеть. «Ну, Суржиков понятно, у него там знакомые, боится подвести их. Наверное, хотел еще наставления какие-то дать… Но родители были… А потом и Корольков заявился. Этому-то что надо… Господи, быстрей бы уже уехать!» – думала Женя.
А ее соседи по купе уже разместили свой багаж и разбрелись кто куда – в вагон-ресторан, в душ, просто постоять у окна в качающемся вагоне. И теперь, оставшись одна в купе, Женя поняла, что уехала из дома надолго. И это «уехала из дома» означало многое – и родителей, и дом, обычную панельную двенадцатиэтажку, и подруг, и буйного Королькова, и работу, где все с недоумением встретили ее решение. Женя только сейчас поняла, что жизнь может быть очень подвижной, несмотря на кажущуюся устойчивость и прочность. Она не почувствовала страха, было только немного жаль родителей и подумалось о Суржикове, о том, что он человек деликатный и очень внимательный. Собственно, этими мыслями она попрощалась с Москвой.
Попутчики ей попались спокойные – две пенсионерки, ехавшие по собесовским путевкам на море, и средних лет господин, у которого, по его словам, была «пара пустячных дел» в Дивноморске. Пенсионерки с расспросами не приставали, тихо обсуждали кого-то из знакомых, а господин решил завести беседу с Женей.
– В отпуск? – вежливо осведомился он.
– Наоборот, на работу.
– Ах, в Москве в отпуске были?
– Нет, я сама из Москвы, а работать буду в Дивноморске, – решила подробно объяснить ситуацию Женя.
– Господи, а так бывает? Что там может делать москвичка?! Понимаете, это же глубокая провинция, даром что исторические корни у нее немецкие. Так и при немцах это была сельскохозяйственная глубинка. Мясо, молоко и все такое… Ну, рыбу ловили – море.
– И что? – удивилась Женя. Вернее, она поняла, что имел в виду попутчик, но ей хотелось, чтобы тот прямо высказал свое отношение к такому решению.
– Позвольте, а что, там работы нет? Или работать там не надо? Или люди, которые живут в этом городе, не заслуживают качественной жизни?
– Ну, что вы с такой демагогией… Все мы знаем, что у нас можно жить только в столичных городах. А в остальных местах…
– А что в остальных местах?
– Проездом, только проездом, – хохотнул господин.
Женя посмотрела на него и спросила:
– А вы сами-то откуда едете?
– Из Москвы, – все так же весело отозвался попутчик, – но из этого Дивноморска сбежал десять лет назад. Как тухло стало, так я и понял, что ехать надо. И вот теперь я в Москве, а туда так, редким случаем, что-то порешать.
– Ясно, – кивнула головой Женя.
Действительно, все ясно – «стопицотая» история такого плана. Но сейчас Женя была задета. Не столько стало обидно за провинциальные города, сколько захотелось объяснить собственное решение.
– Понимаете, я считаю, что жизнь должна быть на уровне везде.
– Так кто же с этим спорит?! – перебил ее попутчик. – Только на деле так не получается!
– Так это от вас зависит. Вот не сбежали бы вы, может, и магазин там хороший еще один был, булочная, мастерская какая-нибудь. Или на верфи работали бы.
– Вы очень молоды и наивны, – насмешливо протянул господин, – вы меня вспомните. И слова мои.
– Конечно, вспомню! Скажу больше, я вас никогда не забуду, – со скрытым значением произнесла Пчелинцева.
На протяжении почти всего своего пути в Дивноморск Женя составляла планы, писала концепции и релизы – она готовилась к новой работе серьезно и тщательно.
Дивноморск
Вокзал был тщательно восстановленным. Красный кирпич, стрельчатые окна, арки центрального входа – все напоминало о той эпохе, когда город был чужим. Женя прошла по переходу и вышла на центральную площадь. Там она нос к носу столкнулась с господином из купе. Как он опередил ее, было не очень понятно.
– Если вам в центр, вот там автобусы останавливаются. А если на побережье – это дальше, на автовокзал.
– Мне… – растерялась на минуту Женя, и тут к ней подошла девушка.
– Евгения Ильинична, меня зовут Ирина. Я за вами. Машина на парковке, это буквально пять минут ходьбы.
– Спасибо, но как вы меня узнали?! – воскликнула Женя.
– Я вас видела, когда вы договор подписывали.
– Понятно, – солидно кивнула Женя.
Она заметила, как удивился наблюдающий за ними господин из купе. «Ага, вот тебе. Меня встречают и Евгенией Ильиничной зовут!» – подумала Пчелинцева и тут же хихикнула.
– Что? – повернулась к ней девушка.
– Так просто, настроение хорошее, – успокоила ее Женя.
Ехали недолго, и город Женя не смогла разглядеть. Заметила только серые и скучные постройки семидесятых годов, разбавленные небольшими домиками, характерными для старого немецкого городка.
– Вот, мы приехали. – Ира ловко припарковала машину, и они вышли на широкой улице, почти напротив был вход в зоопарк.
– Здорово! Схожу обязательно! – Женя указала на фигуру медведя над воротами.
– Сходите. Все хвалят. Мы вас пока поселили в квартире. А чуть позже вы сможете переехать на море. Если же вас это не устроит, останетесь здесь.
Женя вспомнила слова Суржикова про море.
– Море – это здорово. Я даже не думала, что это возможно – жить рядом с морем.
– Почему же? Это еще и удобно. Вы же не знаете, что наш офис теперь находится не в городе, а как раз на полпути к морю. Поэтому все резоны есть поселиться на побережье.
Пока же Женино жилье находилось в старом немецком доме, в котором был один подъезд на три этажа и пять квартир. Еще имелся маленький палисадник, где под лиственницей стояла скамеечка.
– Ваша квартира на втором этаже. Окна выходят прямо на проспект. Немного шумно…
– Что вы! Я всего этого не слышу. Засыпаю быстро, работаю в наушниках. Все замечательно! – отозвалась Женя, оглядывая свое жилище.
Квартира была маленькой – одна комната с французским балконом, кухонька, санузел с узким оконцем и прихожая. «Размером со свиной пятачок», – отметила про себя Женя. Ее, в общем-то, не смутили размеры, главное, что в квартире чисто и сделан недорогой ремонт.
– Отлично, мне все так нравится!
– Вам просили передать, что завтра в девять надо быть в офисе. Вас познакомят с коллективом… Правда, нашего главного пока нет. Он уехал по своим делам в Софию, – Ира махнула рукой, – ну, как раз у вас будет время войти в курс дела. Думаю, недели две пройдет, прежде чем Олег Тимофеевич вернется. Так что не торопитесь все сразу запомнить!
– Я вас поняла, спасибо, что встретили.
– А мы обычно своих новых сотрудников не встречаем. Но тут, говорят, из Москвы звонили, просили позаботиться. И Бояров, наш шеф, лично следит, чтобы вы устроились хорошо!
– О! – протянула Женя. Она поняла, что звонил Суржиков, но виду не подала. Пусть думают, что к ней всегда и везде так относятся. «Мне всегда не хватало солидности. Просто девчонка какая-то. Вот теперь буду тренироваться», – подумала она.