– Смотрите, – крикнул он. – Вроде могила.
На влажной земле лежала золотая цепочка с овальным медальоном. Кирюха его поднял.
– Положи! – заорала Лилька, но Кирилл уже вертел медальон в руках.
– Здесь Шандор похоронил собаку, – сказал я присутствующим, хотя это было очевидно и без моих пояснений.
– В медальон вставлена фотография, – Кирилл смотрел на молодого мужчину, улыбающегося с черно-белого маленького снимка.
– Это его сын.
– Который подарил щенка и умер? Слушайте, а вдруг цыган верил, что душа сына после смерти вселилась в подаренного щенка.
– Намекаешь на реинкарнацию? – недоверчиво спросил Стас.
– Такое вполне возможно.
– Возможно что? – не поняла Лилька. – Сама реинкарнацию или вера старика в переселение душ?
– И то и другое. Но сейчас я имел в виду веру Шандора. – Кирилл сглотнул. – Не зря он медальон здесь оставил. Слав, что скажешь?
Мне нечего было сказать, если Кирилл поверил в реинкарнацию – дела наши плохи. А что дальше, Кирюха скажет, что верит в инопланетян, снежного человека и Лохнесское чудовище? Я, конечно, не отрицаю бессмертия нашей сущности и вполне допускаю, что после смерти душа не погибает, а переселяется в другую – новую – оболочку, но… Касательно животных сильно сомневаюсь, что душа умершей собаки перевоплотится в душу новорожденного человека или наоборот.
Все это очень сложно и сейчас лично для меня не имеет никакого значения. Я напуган другим. Меня пугают не души умерших, а живой человек. И имя этого человека – Шандор.
Мне вдруг стало неуютно находиться возле собачьей могилы, я пошел назад. Практически побежал. Ребята кричали, просили остановиться, а я не мог, ноги несли меня вперед. Вернее, уносили от опушки, с которой так поспешно уехали цыганские кибитки.
***
С того дня многое в нашей деревне пошло наперекосяк. А началось все с рисунков Никитки. Ник любит рисовать и, обложившись альбомами и фломастерами, может просидеть за столом весь день. В основном рисует машины, самолеты-вертолеты и прочие вещи, интересующие мальчишку его возраста.
Но теперь Ник начал рисовать людей. Мне его рисунки не нравились, они пугали и отталкивали; все люди у Никитки имели синий цвет лица, красные глаза и длинные когти вместо пальцев. Некоторых людей Никита рисовал прикованных цепями к собачьим будкам или заборам, других рисовал с намордниками, передвигающихся на четвереньках. И все это в черно-синих тонах. Почему Ник перестал пользоваться любимыми зелеными, желтыми, оранжевыми фломастерами для нас осталось загадкой.
С ним разговаривал отец, разговаривала мать, даже я пытался выяснить, почему Никитка больше не хвастается новыми рисунками с изображениями эмблем машин, а с утра до вечера рисует клыкасто-зубастых монстров. Должна же быть причина?!
Ник только вертел головой, пожимал плечами и хватал черный фломастер.
– На пустом месте такое не случается, – переживала мама. – Его что-то тревожит, и тревога находит отражение в мрачных рисунках.
– Пройдет, не надо на этом зацикливаться, – неуверенно отвечал отец.
У него, как и у меня, не раз за последние дни проскальзывала мыслишка касательно связи между нынешним поведением Никиты и смертью цыганской собаки.
– Пап, Никитка тогда здорово испугался, может, он до сих пор под впечатлением? Отсюда и странные рисунки.
– Возможно.
– Но ведь это прекратится?
– Конечно, прекратится, Слав. Вы бы брали Никитку с собой, когда у Кирилла в теннис играете. Отвлеки его, займи чем-нибудь.
Тем же вечером отец привез из города красный «Порше» на дистанционном управлении. В любое другое время Ник прыгал бы до потолка, играл с машиной до глубокой ночи, а потом в обязательном порядке нарисовал бы её на альбомном листе, и прикрепил магнитом к холодильнику.
Но сейчас подарок отца остался проигнорирован. Никитка вяло взглянул на красивую коробку, провел по ней ладонью и поднялся к себе.
– Да что с ним? – мама едва не плакала.
Я взял коробку, зашел в комнату брата, сел рядом с ним на кровати.
– Никит, смотри, классная тачка. Она на дистанционке. Давай поиграем, а?
Он мотнул головой.
– Да ты чего, смотри сюда, я начал открывать коробку, пытаясь правдоподобно изобразить неподдельный интерес к машине. – Суперская машина! Ник, давай, бери пульт.
И вроде я заинтересовал брата. Сначала он безынициативно нажимал кнопки и дергал маленькие рычажки, а потом стал оживать: глаза заблестели, движения руками стали более быстрыми, Никитка заулыбался.
Я спустился вниз, заявив родителям, что Никитка пришел в себя.
А ночью, проснувшись от грома, и выйдя в коридор, увидел брата сидящим на полу. Он рисовал. Снова людей с синими лицами, красными глазами и длинными когтями. Правда, на тот раз один из рисунков был подписан. Никитка научился писать в три года, он знал все буквы и писал довольно легко, но раньше свои рисунки не подписывал. И вот теперь в левом верхнем углу, как раз над лохматой головой очередного синелицего существа я увидел надпись: «Шандор».
Остатки сна с меня смыл покатившийся градом пот.
– Что это значит?! – закричал я на Ника. – Зачем ты это написал?
Брат растеряно смотрел на меня, моргая длинными ресницами.
– Отвечай! – я тряхнул его за плечи.
Никитка испугался, он выглядел обиженным и беззащитным, а я уже не мог остановиться. Продолжая трясти брата за плечи, требовал от него признаний, совершено забыв, что Ник не умеет разговаривать. Я словно обезумел, не понимал, что творю, находился в каком-то полугипнотическом состоянии.
В себя пришел, когда из комнаты на первом этаже вышел отец.
– Вы с ума сошли, почему не спите?
– Пап, я… Я попить встал. И Никитка тоже пить хочет.
– А орать при этом обязательно надо?
– Извини.
Отец вернулся к себе. Никитка взял мою ладонь, поднес к своей щеке и посмотрел на меня глазами загнанного в угол зверька. Как же мне стало его жаль, я возненавидел себя за своё неконтролируемое поведение. Обняв Ника, попросил у него прощения, потом мы оба встали с пола, я поднял рисунок и уже спокойным голосом спросил:
– Никит, почему ты это написал? Откуда ты знаешь имя старика?
В полном недоумении брат ткнул в меня пальцем. И я вспомнил, что сам называл при Нике имя цыгана. Он просто запомнил имя и сейчас, нарисовав лохматое существо, назвал Шандором. Всего-то навсего. А я разорался как ненормальный.
Сгорая от стыда, я провел Никиту в спальню, укрыл одеялом, а сам пошел в кухню: сильно захотелось есть. Пришлось заедать чувство вины и неловкости пюре, кабачковой икрой и холодными котлетами.
Глава четвертая
Фант и другие
В четверг у Лили пропал кот. Толстый ленивый Фант не вернулся домой ещё с вечера. Если говорить начистоту, Фант – или как его называла Лилька, Фантик – был котом особенным, не похожим на других. Все его жизненные интересы сводились исключительно к миске с сухим кормом. Фантик ел и спал, спал и ел. Он не гулял с соседскими кошками, не дрался с соседскими котами, а о том, чтобы добровольно покинуть территорию не шло и речи. Единственное, что мог позволить себе Фант, это царственно дойти по дорожке до калитки, обнюхать куст пиона и вернуться обратно на крыльцо. Короче говоря, Фант был домашним от усов до хвоста. И вдруг он пропал.
Версия о внезапном кошачьем загуле была отметена Лилей как самая невероятная из всех существующих. И хоть мы с Кирюхой и Стасом не сомневались, что с Фантом полный порядок, все равно согласились помочь Лильке отыскать кота. Ходили по дороге, заглядывали в кусты, смотрели на деревья, непрестанно выкрикивая имя Фанта.
– Да фиг с ним, – не выдержал Кирилл. – Кот не ночевал дома одну ночь, а эта истеричка всех на уши поставила. Пойдемте на речку.
– Идите, я позже подойду.
– Куда собрался, Слав?
– К водонапорной башне смотаюсь. Может, он там сидит.
– Забей на Фанта, сам придет.
Но я не стал забивать на кота, что-то мне подсказывало – водонапорная башня окажется последним местом наших поисков. Так и вышло. Фанта я обнаружил метрах в трех от трансформаторной будки. Его загрызли.
Утешало одно, судя по всему, Фант не мучился, наверняка умер мгновенно. Тот зверь – не сомневаюсь, это была огромная бродячая собака – которую на свою беду повстречал Лилькиного кот, после первого же укуса отправила Фанта в кошачий рай.
Мне было жаль кота, я вспомнил его огромные желто-оранжевые глазищи и хитрый взгляд. Зачем же он ушел с участка, почему вдруг решил изменить своим привычкам и покинул территорию? Неужели не предчувствовал своего страшного конца?
Постояв минут пять возле трансформаторной будки, я начал судорожно соображать, как действовать дальше. Лильке ни в коем случае нельзя это видеть. Пусть лучше считает Фанта пропавшим, чем узнает о его гибели.
Позвонив Кирюхе, я попросил их со Стасом срочно подойти к башне.
– Что у тебя? – спросил Кирилл, четверть часа спустя. – Сам не мог прийти, чего ты вообще здесь забыл?
– Здесь Фант.
– Ты нашел его?
Я посторонился, Кирюха разинул рот, Стас быстро отвернулся.
– Капец! – Кирилл присел на корточки, неотрывно глядя на кота. – Какая зверюга его так?
– Собака.
– Ты уверен?
– Ну, не медведь, это точно.
– А что, если не медведь, то сразу собака?
– Кирюх, а кто ещё в деревне может загрызть кошку?
– Не забывай, лес рядом. Лисица могла пошуровать.
– Сомневаюсь, насчет лисицы, – сказал Стас, дрожа от страха. – Вряд ли у вас они водятся.
– А я сомневаюсь, что это собака. Офигеть! Ребят, Лилька не должна знать правду, – Кирилл поднялся, посмотрел на нас.
– Тогда надо поскорее избавиться от него, – я кивнул на Фанта.
– Предлагаешь, трогать эту гадость? – брезгливо спросил Стас.
– Не гадость, – буркнул Кирюха. – Это наш кот. И выхода другого у нас нет. Слав, сгоняй к нам, возьми у матери лопату. Стасон, ты дуй в деревню и ищи Лильку, как найдешь, отведи её куда угодно, только бы она сюда не приперлась. Я здесь останусь.
Мы начали отдаляться от водонапорной башни.
– Слав, – крикнул Кирюха. – Мешок полиэтиленовый прихватите. Непрозрачный!
На все про все у нас ушло не более часа. Положив Фанта в мешок, мы потопали в лес. Кирилл выкопал неглубокую яму, я положил туда мешок, и вскоре мы вернулись в деревню.
– Неприятные ощущения, – сказал Кирюха, в сотый раз поднеся к носу ладони. – Такое впечатление, что я в грязи вывалился.
– Зачем ты руки нюхаешь?
– Мне кажется, они чем-то пахнут. Понюхай, – и он сунул мне в лицо свою ладонь.
– Да иди ты! Ничем они не пахнут. Но на всякий случай можешь их керосином помыть.
– Слав, я серьезно, – обиженно прогудел Кирилл.
Из-за поворота показались Стас с Лилей. Она неслась к дому, размахивая руками, он едва за ней поспевал, о чем-то говорил, пытался остановить.
– Ёлы-палы, неужели Стасон проболтался? – Кирилл быстро бросил лопату в кусты.
– Лиль, ты где была? – спросил я, когда она подбежала к калитке.
– Ребят, – сказала она, тяжело дыша. – По-моему, ночью Фант с кем-то дрался. Возле дома Игнатовых много белой шерсти. Это его шерсть!
– Да нет, Лиль, – урезонивал её Стас. – Там шерсть сероватого оттенка.
– Ты дальтоник, что ли? То она у тебя серая, то коричневатая. Шерсть была белая! Понял?
Стас встретился со мной взглядом и закатил глаза. Лиля прошла в калитку, я пошел за ней, а Кирюха, дождавшись пока мы скроемся в доме, поднял лопату, поспешив с ней к гаражу.
…Ночью произошел вопиющий случай: у Игнатовых загрызли кавказскую овчарку. Собака находилась в вольере, но это не спасло; металлическая сетка была разодрана, цель кровожадного животного достигнута – овчарка погибла.
По деревне поползли слухи, старухи заговорили о проделках нечистой силы; те, кто поумнее, предполагали, что собаку мог загрызть волк; самые умные разводили руками – у них не было версий.
Я терялся в догадках. Ясно одно, убийство кавказской овчарки на совести животного – это не обсуждается, но возникает вопрос: что за животное появляется в деревне с наступлением ночи? Волк? Хорошо, предположим – хотя предположение это весьма критично – из леса вышел оголодавший волк. И сразу вопрос на засыпку: почему он не загрыз какую-нибудь бродячую собаку, зачем полез на участок Игнатовых? А залезть к ним не так-то просто. Забор под два метра, ни лазеек, ни дыр, ни подкопов не имеется.
Но даже если волку повезло, и он умудрился перемахнуть через двухметровую преграду, почему в таком случае находившаяся в вольере собака не подала голоса? Ведь никто не слышал постороннего шума. И вероятнее всего такое могло произойти лишь в одном случае – зверь, убивший собаку, действовал молниеносно. Пес просто не успел опомниться, не понял, что произошло, миг – и все кончено. А разве волк мог действовать молниеносно? Нет, конечно. И потом, у волка хоть и острые зубы с мощными когтями, но разодрать металлическую сетку ему вряд ли удалось бы.
Что тогда получается? Действовал неизвестный супер-зверь, для которого вольер не является преградой, а огромная собака сравни безобидному кузнечику?
Мама была готова приговорить меня к домашнему аресту. Впрочем, родители Кирюхи тоже высказались по поводу временной отсидки дома. Как пошутил его отец: сидя дома, целее будете.
Мы взбунтовались, чего за дела-то? С какой стати нам торчать дома? Может, вообще предложат эвакуировать всех жителей и объявят деревню зоной отчуждения?
Я согласен, инцидент с собакой Игнатовых выходит за рамки, но переходить из крайности в крайность не вариант.
– Это они ещё про Фанта не знают, – сказал Кирюха, когда мы играли в теннис.
Я толкнул его в бок. Он ойкнул, но было поздно, Лилька отшвырнула ракетку в сторону.
– Что они должны знать про Фанта? Кирилл, лучше сразу скажи, я за себя не ручаюсь.
– Трепло! – Стас встал между ним и Лилькой. – Рот на замке не смог удержать.
– Я жду! – орала Лиля.
– Лиль, – я осторожно тронул её за локоть. – Давай отойдем. Понимаешь… Фант погиб…
Я пересказал ей о вчерашних событиях, Лилька была поражена, испугана, она моргала, не в силах найти подходящих слов. Да и вряд ли они сейчас бы нашлись. Потом весь свой гнев, обиду и злость Лиля перекинула на нас, мы оказались предателями, которые собирались морочить ей голову. Наше оправдание, что хотели как лучше, было не услышано. Смахивая со щек слезы, Лилька забежала в дом.
Стас решил немного пройтись по улице, я тоже не стал задерживаться, пошел к себе, а Кирюха нехотя поплелся домой, объясняться с сестрой.
В тот день мы больше не виделись, до ужина я играл с Никиткой, после ужина читал ему книгу, затем мы посмотрели фильм, и около полуночи я заснул.
Проснулся от истошного крика. Взгляд сразу выхватил в темноте светящиеся зеленоватые цифры на электронном табло часов. Без пяти два.
И снова крик.
– Кто-нибудь… – услышал я через открытое окно мужской голос. Мне показалась, мужчина плачет. – Кто-нибудь помогите…
Я вскочил с кровати, подбежал к окну. По дороге на четвереньках полз неизвестный, а из калитки соседнего дома уже выбегали хозяева. Одновременно я увидел и своего отца. Он тоже выскочил из калитки, натягивая на ходу белую футболку.
Из дома Кирюхи вышли его родители, со всех концов подтягивался разбуженный криком народ.
Мужчина, который полз на четвереньках по дороге, теперь лежал и не шевелился. Мой отец склонился над ним, а мать Кирилла вызывала «скорую».
И тут меня хорошенько тряхнуло. С какой стати я сижу в комнате и смотрю в окно, чего я жду? Наспех одевшись, выскочил в коридор, миновал лестницу и выбежал на улицу.
Минуту спустя в лежащем на дороге человеке я узнал соседа Дениса. Ему было около тридцати, с престарелыми родителями он жил в самом крайнем доме, нигде не работал, ежедневно напивался до полубессознательного состояния.
Объяснить что-либо внятно Денис не мог. Не потому, что был пьян – нет, весь хмель мгновенно выветрился из головы – просто Денис находился в состоянии транса. Он всхлипывал, мычал, то и дело озираясь назад.