От чистых так сразу драпать нельзя, мы и не рассчитывали на встречу… Чистые – они ведь как боги, что-то возвышенное и недостижимое. Нам всегда преподносили, что мы слишком чумазые и дремучие, чтобы показываться им на глаза. Может, я поэтому так озабоченно отмываюсь после любой работы?
Обожаааю воду… Какая она здесь… идеальная. Тёплая, как не знаю что. Как сердце? Говорят «тёплая, как сердце»? Как сердечко? Не удивлюсь, если близко так не говорят.
Вздыхаю. В месте чистого не смею трогать флаконы с косметикой. Обойдусь. Лучше бы, конечно, отмылась в бассейне. И супер. Всю жизнь мечтала явиться на глаза чистым голой как курица.
Наверняка, никто не говорит «голая как курица», но я что-то ни одной одетой курицы не видела. А я была сразу как курица магазинная – синюшная и в пупырышек от озноба.
На гладкой, сияющей чистотой стене настоящее зеркало в рост. Внимательно разглядываю себя на предмет чумазости и дремучести. На отмытом теле две чёрные, изощрёно перекрученные полоски ткани. В жизни у меня таких красивых вещей не было…
Он тоже смотрит на моё отражение. Проснулся и умылся. Одно название. Дважды провёл ладонями по лицу, сфыркнув излишки влаги с кончиков усов. С меня на гладкий цельный камень набежала лужа. Он, поднимаясь из чаши, протягивает мне пухлый свёрток ворсистой белой ткани. Это то, что называется полотенцем? Специальное приспособление, чтобы вытирать голое тело после приёма ванны?
Чего удивляться? Конечно, мне такие вещи известны только понаслышке. Я ведь чаще всего моюсь в полной одежде в открытых диких водоёмах. Какой придурок станет вытирать такой ворсистой мягкой тканью мокрую одежду?
Вот и моя накидка. Я потянулась к ней, оценивая, что осталось. Ткань расползлась у меня в руках. Что ж. Ты честно сослужила мне службу, подруга…
– Кхм… вы проснулись? Как у вас дела? Мы приготовили завтрак, присоединяйтесь…
Я перевела взгляд на дверную щель, продолжая прижимать белое мягкое полотенце к груди. Мы действительно должны выйти. Чего хотят эти чистые?
Он не выпускает меня в купальнике. Какие манеры… святые угодники… Приходится надеть принесённое сверхмужественным. Одежда какая-то… непривычно забавная. Кофта с длинными рукавами и штанишки из одинаковой ткани сидят плотно по фигуре, но этот костюмчик, он жёлтый, и на нём изображены мелкие розовые звёздочки, голубые полумесяцы и красные ракеты в клубах белого дыма. Отродясь у меня такой забавной одежды не было. Я даже не предполагала, что имею право надеть что-то такое. Всё равно что ядовитая гюрза вырядится плюшевым зайкой.
Смотрю на него, пожимаю плечами. Он пожимает плечами в ответ, сам не чувствует нужды переодеваться… зараза, где-то майку умудрился посеять.
Я неуверенно выступаю из ванной комнаты первой. На нас смотрит его ген-донор. Конечно, они с нас глаз не спустят. Пахнет едой. Ориентируюсь на нюх. Ген-донор идёт сбоку, ровно между мной и им, который всегда идёт следом.
– Кхм, – снова прочистил горло ген-донор, бросив взгляд на мой костюмчик.
Что не так? Но не могла же я по дремучести перепутать верх с низом?
– С размером не угадали, к сожалению…
Невразумительно повожу плечами. Подумаешь. Влезла же.
Тут же исподтишка посещает коварная мысль. Не соответствую принятым женским параметрам. Выгоняю её из сознания. Мои параметры подобраны искусственно и отвечают запланированной функции. Вон он даже для приманки не годится и хоть бы гран переживал по этому поводу…
В большой просторной кухне со сверкающими машинками и хромовыми шкафчиками ждут мои ген-доноры. Сверхмужественный и красивый, как девушка. Все глаза на нас. Про костюмчик они слышали, сразу стали соотносить свои впечатления. Правда, ничего не сказали из воспитанности.
Мне совершенно некомфортно. Значит, я компенсирую свою неловкость язвительностью. Меня не учили вести себя в воспитанном обществе. Мне не требовалось уметь поддержать разговор и производить приятное впечатление. Максимум вербального общения на деле – выкрикнуть дразнилку, чтобы подстегнуть ярость противника. Это мне всегда удавалось. Говорили, я так высовываю язык, что меня любому придушить хочется, а язык вообще змеиный, только что яд не капает…
Прохожу за вытянутый каплей стол. Тут же с детской непосредственностью спрашиваю:
– Вы даже доверите нам приборы?
Вилки, ложечки и ножи, все сверкающие, как ювелирные изделия, лежат на белых тканевых салфетках с белой вышивкой.
– Разумеется, – подтверждает сверхмужественный, не поведя бровью. Матёрый. – Мы начали общаться, даже не выяснив, знакомы ли друг другу по именам. Нам, к сожалению, о вас известны только клички. Вы знаете, как нас зовут?
– Этого не требовалось для выполнения задачи, – звонко ответствовала я. Язвительность выпрашивала сожрать что-нибудь со стола для эффекта. Я не смела в месте чистого. Отчего-то вспоминались трескучие удары по пальцам.
– Я – Тибр, – низким голосом дохнул сверхмужественный.
– Трур, – поднял голову его ген-донор.
– Илан, – ласково мурлыкнул красивый, как девушка.
Я кивнула, сигнализируя, что оказалась способна запомнить сразу целых три слова.
– А как же вы нас узнаёте, если не знаете по именам? – удивился Трур.
– Чутьё, – буркнула я то самое, чем отделывались от меня долгие годы. Чутьё и всё. Больше тебе ничего знать не надо. Учись чутью. А как же ему учиться, если ничего непонятно? Ннуу, это только говорится – учись, на самом деле научиться нельзя. Оно просто есть. Или его нет.
Трур не казался удовлетворённым ответом.
– А как вас зовут? – спросил низким мужественным голосом Тибр.
– Вам же известны клички… – я сделала вид, что рассматриваю своё отражение в сверкающей ложке.
– Это несколько неудобно… – смешался Илан.
– Ну как они там нас обозвали? – заинтриговано засверкала глазами я. На голодный желудок и после ранения всегда очень натурально выходит.
Илан смешался ещё больше.
Стерва в модной пижамке была прелесть. Ничего общего с бледной куклой, прикованной к электрическому стулу. За время, проведённое на воле, она оправилась. Вчерашний инцидент с растворителем на ней не сказался, к завтраку она вышла самостоятельно, на лёгких ногах, вполне живо. Ферзь следовал за ней тенью. Тибр затруднялся определить, знал ли он, что так будет, когда стоял с каменным видом и медленно утихающим в зрачках адреналином над скомкавшейся от боли Стервой.
Кроме домашней одежды воины ничего не купили. Каждый имел близкий опыт общения с женщинами, и каждый знал, что подобная инициатива не будет поприветствована. Оказалось, что даже с пижамой для Стервы не угадали. Сидела она чрезмерно тесно. Стерва была как на ладошке, как обтянутая ярким фантиком статуэточка. Трур затруднялся оттянуть взгляд от груди девчонки, Илан пялился под стол на ножки. Манжетики брючин доходили до середин лодыжек. И опять-таки странно было осознавать, что девочку собрали из частей самих Тибра и Илана. И не только их. Девочка, в отличие от парня, была четверной, дополненной Кибрутом и Иладэном, ушедшими в странствия несколько веков назад. Какие у неё были волосы – просто сногсшибательная копна. И это они ещё не высохли…
Трур изнывал от вида. Илан стыдился своих эмоций. Тибр как обычно был самым хладнокровным.
– Ему дали кличку Ферзь, – начал с безобидного Илан.
Она повела головой к левому плечику, одновременно им дёрнув. Трур вперился взглядом в место, где от движения колыхнулась грудь.
– Банально, – оценила она. – Чёрный ферзь. Ферзь любит свой цвет. Ну а у меня какая кличка?
Как можно было не ответить ей? А врать Илан никогда не умел.
– Стерва…
Она замерла. Тибру показалось, что она оскорбилась. Через мгновение девушка ткнула сидящего справа от себя Ферзя локтем под дых, неожиданно сорвавшись на каменно невозмутимого парня:
– Чё ты ржёшь?! Неправда! – сообщила она Илану. – Моя кличка – Ехидна! Не знаю, кто вам ляпнул про стерву! Если брать, как меня надзиратели обзывали, то ещё удивительно, что стервой обошлось!
Илан страшно смутился. Тибр не приходил на помощь, Трур уже сдерживал улыбку.
– Ты знала ваши клички, – заметил Тибр. – Зачем спросила?
– Мало ли чего я знала! – она подняла подбородок, дальнейшее прозвучало несколько высокомерно. – Почему бы не узнать, как вы зовёте нас между собой?
Пришло время смутиться Тибру. Он называл её про себя Стервой совершенно беззлобно, но всё же… как-то некрасиво вышло.
Ферзь вытер пальцем под глазом, будто действительно отсмеялся до слёз.
– Мы же вам почти отцы, – повторился Трур. – Мы можем дать вам настоящие имена…
– Ничего подобного, – обломила его Сте… девчонка. – Право давать имя ему – за мной.
– А тебе – за ним? – предположил Трур.
– Вот ещё, – фыркнула она непоследовательно. – Где бы он был без меня?
– Какие имена ты выбрала? – мягко спросил Тибр.
– Он сегодня будет Санча, – не задумавшись, выдала она.
– Мне не нравится, – быстро влез Трур.
– А ты? – мягко спросил Тибр, не обращая на старого друга внимания.
Она замолкла, погрузившись в мысли.
– Какое тебе нравится? – спросила она у Илана.
Доверие с её стороны взбодрило истинного воина.
– Истиэль, – Илан тепло улыбнулся.
– Тебе?
Тибр почувствовал требовательный взгляд на себе.
– Истиэль – красиво, – прежде всего отметил он, – но моё любимое женское имя – Беллис.
Девочка опустила глаза в стол и даже приложила тонкий аккуратный пальчик к щеке, обдумывая оба варианта.
– Тогда сегодня зовите меня Стерва.
– Логично, – оценил Трур, будто ко всеобщему удовольствию был достигнут нужный результат, направился к столу, встряхнул салфеткой, прежде чем постелить себе на колени.
На правах хозяина Тибр положил ему на тарелку основное блюдо. Расстроенный Илан расправлял салфетку на коленях, но в итоге устроил на тарелке нож, отказываясь от существенной пищи, вообще-то по правилам положенной воину. Тибр не стал читать нотаций перед Стервой.
– Вы не голодны? – искоса глянув на грустного Илана, спросил Трур. В его руках умело посверкивали вилка и нож.
– Голодны, – тоненьким эхо откликнулась Стерва. В некоторые моменты ей можно было дать кличку Ангел. Ровно до тех пор, пока она не превращалась в ядовитую Мегеру. – Но до сигнала нельзя трогать еду. Будут током бить.
Воины растерянно переглянулись. По обоим, как бы их не звали, вдруг стало понятно, что они находятся на грани момента, когда голод начинает доставлять мучения. Воинам требовалось плотное насыщенное питание, что говорить о них, с удвоенным и учетверённым потенциалом и наверняка форсированным метаболизмом?
– Какой сигнал нужен? – сориентировался Тибр.
– Услышишь – сразу узнаешь, – сообщила Стерва.
Илан в расстройстве комкал салфетку.
Тибр начал понимать. На лице Стервы неторопливо проступила улыбка. Как бы говорящая: я знаю, что довожу вас до белого каления, и мне это чертовски нравится. Просто-таки никогда не надоест. Блестящие глаза встретили взгляд Тибра.
– Остаётся только позавидовать терпению парня, – заметил истинный воин. У него самого с его невозмутимостью едва ли хватило бы хладнокровия на сопровождение столь своенравной попутчицы.
– Не спеши хвалить, – отмахнулась Стерва, – возможно дело просто в отсутствии воображения.
– Чего ты добиваешься?
– Сути, – Стерва стала совсем холодной, даже смешная тесная одежда не разбавляла.
– Какой сути?
– Зачем нас притащили сюда.
– Ешьте. Пойдём на Заседание, вас посвятят в дело.
Стерва зачем-то разглядывала потолок.
– Неразумно, – неожиданно заключила она. – Вдруг от услышанного еда назад попросится?
Абсолютный растворитель растворяет всё, только ядовитой Стервой подавился. По дороге девчонка вспоминала свои канувшие в Лету сапоги, не забывая крутить головой по сторонам. От дома Тибра до Совета можно было легко добраться пешком. Воины подумали, что так оно и будет лучше на первое время. Стерва бодро шагала босыми ножками, каждая в полтора раза меньше обутой в сапог ступни Ферзя, неотрывно следующего за спиной в трёх шагах. Он смотрел в одну точку перед собой, чуть повыше головы Стервы с распущенными влажными волосами. Она была пшенично русая, как Илан. Только воин никогда не носил длинных волос. Он, конечно, постоянно смотрел на неё, обращая внимание на идущего слева от него Ферзя поскольку-постольку, сваливая его попечение на Трура. Ферзь был величествен со своим ростом и статью, чёрные волосы, лежащие покровом на голой загорелой спине едва уступали в длине Стервиным. Привыкший требовать от воинов определённого вида, Тибр всякий раз наткнувшись взглядом на Ферзя представлял отточенные парикмахерские ножницы. Трур, должный следить за Ферзём, то и дело соскальзывал глазами на пружинистую спину девчонки, уверенно шагающей к Совету во главе группы. Хотя вчера ей определённо должно было быть не до маршрута.
– Ты знаешь дорогу? – не выдержал Трур.
– Чутьё, – буркнула она.
Не в настрое Стервы было откладывать дело, Тибр не в большей мере чувствовал себя должным оказать ей деликатное внимание и отвести хотя бы в ателье прет-а-порте. Перед старейшинами Совета Стерва предстала в жёлтенькой пижамке и босая.
Арою, Арисима и Ирманьо ждали на месте с самого утра. Тибр понял это по выражению лица эмоционального Старейшины. Сегодня однако старейшины вели себя по регламенту, как если бы Совет был представлен полностью, а Заседание было очередным и плановым. Тибр также догадался, что старшая тройка присутствовала в одиночестве из-за вчерашнего вопиющего прорыва Ангалинского диверсанта. Старейшины больше не хотели рисковать, тем более что по их данным на балансе плана оставался один лишь Ферзь.
Ирманьо вытянулся в струну, увидев предводительствующую Стерву. Безукоризненно одетая и причёсанная Арисима окинула благодушным взглядом её обтягивающую, модную, но совершенно неуместную в стенах Совета пижаму.
– Абсолютный растворитель… – выдохнул Ирманьо поражённо.
Старейшины сидели за отрезанным чрезвычайными службами сегментом большого кругового каменного стола. Остальное пожрал растворитель. Всё, на что он попал, кроме Стервы, было из Совета изгнано.
Девчонка бегло оценила взглядом троих старейшин и заозиралась в Зале. Видимо, ничего интересного не обнаружив, уселась перед ними на пол, не без изящества сложив обтянутые пижамой ноги. Ферзь наравне с воинами остался стоять.
– Старейшине Ирманьо будет небезынтересно… – заговорил Трур, пользуясь маленьким кворумом Совета, дозволяющим усечённый же регламент, – что кличка нашей гостьи – Ехидна. Однако с подачи уважаемого старейшины сегодня она отзывается на Стерву…
Ирманьо покраснел. Арою глядел на него глазами, просто вопиющими, что так он и знал. Арисима оставалась благодушно сдержанной.
– Доброго вам дня, – Арисима повела руками в гостеприимном жесте.
Стерва смотрела на неё.
– Мы рады, что вы откликнулись на наше приглашение. Ваше существование держалось в секрете, в обратном случае думаю, мы пригласили бы вас насладиться благополучием нашего цивилизованного Мира раньше, чем у нас возникла необходимость в ваших услугах. Не считаю уместным скрывать, что мы пригласили вас для дела. Это в своём роде подвиг, но этот подвиг бесславный, поэтому мы не можем благословить на него истинных воинов.
Дальше слово взял Арою, только тяжело вздохнул сначала.
– Ангалин. Ближайший к нам мир Содружества мыслящей Вселенной. Через сорок семь дней его опалит Блуждающий Карлик… – Арою почувствовал необходимость пояснить: – Блуждающий Карлик – наказание нашей системы. Он ходит по долгой эллипсоиде, раскалённый в пять раз сильнее нашего Солнца. Одиннадцать тысяч лет он был далеко, совершал петлю и в этот раз выбрал маршрут куда ближе к Ангалину, чем обычно. Сгорит по меньшей мере сорок восемь процентов поверхности Ангалина, почти целое полушарие. Такое поражение с вероятностью в восемьдесят процентов приведёт к смерти мира… мы отказались принять беженцев. По этическим соображениям. Мы не можем выбирать из девяти миллиардов населения самых-самых, хотя и заманчиво получить учёных, художников, актёров, певцов… Когда Ангалин потихоньку покинули все, способные совершать скачок… он словно сошёл с ума… Они строят корабль. Очень большой, медленный толкач. Его задача сверзить Блуждающего с траектории, пусть даже на его инерционном пути через несколько дней окажемся мы, с десятью миллиардами населения.