Обмен пыркающими звуками продолжался еще довольно долго, со своих мест бодро и нервно подскакивала то одна, то другая задница, облаченная в мундир.
«Интересно!» – подумал я, – «а они такими и останутся, или я стану таким, как они? Или они будут такими, а я останусь собой? Почему же они не замечают различий?! Я же их вижу!»
– … все поняли?! – услышал я раскатистый бас руководителя департамента и вздрогнул, присутствующие закивали, а у них, волшебным образом появились головы вместо жоп. Я часто заморгал и протер глаза, да, так и есть, головы вернулись на место: гладко выбритые и усатые, покрытые бакенбардами, с оттопыренными ушами, лысые и кучерявые…
– А ты чего расселся?! – грозно спросил меня председательствующий, уперев руки в стол и подавшись вперед, и тут я заместил, что пока был занят своими мыслями, все участники совещания поспешно покинули зал.
Верно говорят, что слова в коммуникации занимают не более 10% … Даже с жопами, при правильном подходе, можно найти общий язык.
закончено 5.10.2017
#разговорчерезстенку
Она устало вскарабкалась на свой четвертый этаж, громко выдохнула через рот и нос одновременно и поставила тяжелые сумки на пол. Да, четвертый этаж старого сталинского дома, это вам не короткие пролеты хрущевской пятиэтажки. Пока пройдешь один этаж здесь, там верно будет пара. Постояв пару секунд и решив, что ее положение в пространстве выглядит довольно странно: ноги стояли на третьей ступеньке по направлению вниз, спина согнута, а руки держали тяжелые хозяйственные сумки. «Кто увидит – засмеет» – подумала она, и, не желая быть осмеянной собственными соседями, собралась с духом, уверенно прошагала три оставшиеся ступеньки и ручки сумок крепко натянулись у нее в ладонях, словно струны неизвестного музыкального инструмента. Картошка, консервы, рассыпной сахар, апельсины, флакон жидкого мыла и прочая всякая всячина, которую она по случаю набрала в магазине, согласно Нефтоновой теории тянула сумки вниз и создавала болезненное напряжение в кистях и пальцах.
«Ах, дверь! Ключ…» – вспомнила она. Пришлось поставить сумки на пол и залезть в карман пальто. Среди кучи носовых платков, английских булавок, смятых бумажных салфеток и еще какой-то неопределимой мелочи она отыскала связку ключей, схватилась за самый массивный из них – с зазубринами и вытащила за него все остальные.
«У-ф-ф! Вот так…» – подумала она. – «Скоро буду дома, хоть немного отдохну, прилягу, или хотя бы сяду на диван, вытяну ноги, а лучше подниму вверх – на подушки, чтобы кровь от них отливала … Да… Хорошо, соседей по квартире еще быть не должно, побуду в тишине хоть какое-то время…» – она сделала над собой усилие и просунула ключ в замочную скважину, получилось очень тихо. Затем быстро крутанула его два раза по часовой стрелке и потянула дверную ручку на себя, дверь бесшумно подалась вперед и только немного скрипнула в самом конце. Она победоносно подхватила сумки и отчаянным движением втащила их в прихожую, оставив на полу, и тогда услышала на лестнице бойкий и мерный стук каблуков. «Как я вовремя!» – подумала она и осторожно дернула дверь, так, что щеколда захлопнулась сама, а затем прильнула к смотровому глазку. По площадке, словно гусыня, проплыла ее соседка сверху – довольно противная дама раннепенсионного возраста, которая любила делать всем замечания и вообще, вела себя крайне высокомерно. Ярко накрашенные губы соседки и впрямь напоминали клюв глупой гусыни, полушляпа-полукепи – гусиную голову, а тонкая морщинистая шея, вылезающая из-под кашне – гусиную шею. «Хорошо, что я ее не встретила!» – подумала она и, представив, как через несколько минут благостно растянется на диване, она невольно улыбнулась и стала расстегивать пальто, как вдруг услышала мужской голос, это заставило ее вздрогнуть, так как она была уверена, что одна в квартире. Голос принадлежал ее мужу, который должен был прийти позже.
– Так не может продолжаться! – сказал он эмоционально. Она четко и ясно услышала его голос, потому как дверь их комнаты была прямо напротив входной двери.
«Что же это, он услышал, как я вошла, и решил сразу начать разговор?! Странно… » – она застыла на месте и стала слушать.
– Ты хоть когда-нибудь меня слышишь?! – продолжил муж, его речь звучала эмоционально и даже слегка вызывающе.
«Это что еще за новости?!» – подумала она, подбоченясь и, чувствуя, как возмущение в ней нарастает.
– Я тебе говорю говорю, а ты не слышишь! – сказал он и в его голосе послышались нотки отчаяния. – Ну сколько можно это повторять?!
– Что это ты задумал?! – очень тихо процедила она – воспитывать меня? Я тебе устрою!
– Я тебе объясняю… можно же хоть раз услышать?! Ну что мне еще сделать?! – его голос звучал одновременно яростно и умоляюще.
– Ха, что сделать?! – также тихо переспросила она, и у нее перед глазами возник целый список того, что он должен был сделать: заменить две скрипучие половицы около двери, которые безумно раздражают ее уже четвертый месяц, найти работу с достойной зарплатой, сказать своей маме, чтобы она перестала названивать ему каждый день и спрашивать хорошо ли он покушал, да еще много чего! – вскипели старые мысли и обиды, она стала тяжело дышать и подумала: «Ну вот сейчас я тебе устрою, ну погоди! Все услышишь!»
– Я тебе и картинки показывал и кино, а ты…. Ну какой ты после этого друг?! – проворчал муж.
«Какие еще картинки?!» – опешила она, – «не помню я никаких картинок! Он что пьяный, бредит?! Ну сейчас…» – и она стала торопливо стягивать пальто со своих острых и худых плеч.
– Что я жене скажу?! – обиженно вскричал муж.
«Жене?! Так это же я жена!» – изумилась она. – «С кем это ты там паршивец…?!» – тут уж она не выдержала и принялась нервно стаскивать с опухших ног прилипшие к ним узкие сапоги, стараясь теперь и вовсе не шуметь.
– Я же не старик, понимаешь?! Я еще довольно молодой мужчина, в расцвете сил! А ты?! – она наконец-то справилась с ненавистными сапогами, которые тоже бы с радостью сменила на новые из магазина на углу, блестящего своими витринами и озорными огоньками.
– Я те дам! – прошептала она и, сжав кулаки, подкралась еще ближе к двери, надеясь услышать голос того, или той, с кем ее муж вел беседу, собеседник этот, однако же, был весьма молчалив и не только не говорил, а вообще не издавал звуков: ни покашливаний, ни каких-то других шорохов.
– И что мы с тобой будем делать?! Как отмываться?! – причитал муж.
Она легонько толкнула дверь, стараясь рассмотреть, что происходит внутри комнаты, однако сумела увидеть только то, что ее муж сидит на диване в домашней одежде, низко опустив голову.
Тогда она подумала: «Будь, что будет!» – выпрямила спину, так, что ее крохотная грудь подалась вперед, затем толкнула дверь и гордо вошла в комнату. Ее губы были сжаты почти до синевы, как и маленькие кулачки.
– Света! – удивленно вскрикнул муж, словно в комнату вошла не его жена, а призрак.
– Да это я, Эдуард, изволь объясни… – она не договорила свою пафосную фразу и застыла в дверях, наклонив голову вперед и выпучив глаза.
Ее муж сидел на диване в приспущенных тренировочных штанах, а на ноге у него лежало нечто похожее на большого замученного дождевого червяка, который перепутал ориентиры и вылез из земли не в дождливую погоду, а в засушливый день, припекся на солнышке, да так и не сумел уползти обратно. Его усталая голова, клонилась книзу и всем своим видом он будто бы говорил: «Оставьте же меня уже в покое!»
– Так вот… – сказала она и запнулась.
5.10.2017
#поездкасветерком
Разделительная полоса весьма респектабельного проспекта, переходящего в шоссе, ведущего в международный аэропорт, как нельзя кстати подходит для той самой безудержной русской езды, в которой одновременно соединяются упоение скоростью и, что самое главное, упоение от собственной значимости. Конечно! Все остальные с тупой завистью и злостью смотрят из своих колымаг: дорогих и не очень и совсем дешевых на твой завораживающий полет сквозь два недвижимых потока автомобилей, растянувшихся на многие километры, как по направлению к центру города, так и в область. Да, на этот полет стоило бы посмотреть!
Седан БМВ представительского класса в невероятной комплектации скользил по белой разметке, которая всем своим видом говорила о том, что двигаться по ней не разрешается… кому? Ивану Ивановичу, служащему банка, давящему объемным задом плюшевое сидение новенького кроссовера эконом класса – не разрешается. Таксисту Вазгену на «солярисе» – тоже не разрешается и даже Мальвине Бугаре – известной кукольной певице, с надменным видом развалившейся на кожаном сидении своего красного «лексуса» – ей тоже не полагается! А вот Аркадию Семеновичу Евдокимову – видному политическому деятелю, бросающему едкие комментарии с экранов телевизоров и из динамиков радиоприемников вместе со значительными порциями столь же едкой слюны, – ему положено. И он наслаждался, каждый раз, словно самый первый, наслаждался полетом своего служебного БМВ с мигалкой и завистью наслаждался и озлобленными взглядами всех этих обывателей. «Да будь они хоть на «бентли»!» – думал он. – «Хоть на «ламборгини», а все же так не могут, а я могу!» – и тогда он самодовольно улыбался, и его красноватое и щербатое от природы лицо приобретало злорадостный оттенок. Его водитель – Алексей, хорошо знал повадки шефа в отношении поездок в автомобиле и особенно по разделительной полосе, тот совершенно не терпел снижения скорости, а непредвиденные остановки и вовсе считал личным оскорблением и, если Алексей допускал оплошность – ему крепко доставалось от Аркадия Семеновича. Поэтому каждый раз он очень старался не получить очередную оплеуху и летел на полном ходу, исполненный священным ужасом от мысли, что кто-то может выскочить ему наперерез… Но! Нагоняй от шефа был еще страшнее, к тому же зловещая синяя мигалка, установленная на крыше и еще пара синих фонарей на решетке радиатора говорили о том, что можно все… Однако Алексей, по своей природе, не слишком любил нарушать правила, ему бы работать водителем автобуса, но разве там заплатят столько, сколько здесь?! Нет! А еще здесь можно получить премиальные, или бутылку дорогого коньяка, особенно, когда шеф в хорошем расположении духа, например, если вышел от любовницы… Что с того, что ты ждал его во дворе до утра, зато он сказал пару добрых слов и подкинул пару смятых купюр, разве такое возможно в автобусном парке…?
«Да!» – размышлял меж тем господин Евдокимов, наблюдая в тонированное до черноты стекло разноцветную вереницу других машин, которые, как букашки столпились на дороге. – «Представляю я, как это выглядит со стороны! Мчится мой черный автомобиль вытянутый и хищный, как акула, по разделительной полосе, а все только рты и пооткрывали, некоторые кулаками грозят, сплевывают! Ха-ха-ха! А что толку?! Ты хоть отгрызи себе тот кулак, хоть весь пол заплюй, а никогда вот так вот не поедешь, и дети твои не поедут, и внуки!» – потом он почесал висок и вспомнил, как сравнил машину с акулой. – «А хорошо было бы еще приделать моему «бумеру» острые, как бритва, плавники и по бокам и на крышу! Вот тогда бы весь этот озлобленный плебисцит, прости Господи, разбегался от меня в разные стороны в почтительном уважении! Не успел отъехать?! На, получи разрезанный бок! А уж верхний плавник начисто срежет провода ненавистных троллейбусов и трамваев! Пусть они там зенки вылупят и таращат! Ха-ха-ха! А я скажу, поделом вам…!» – и тут что-то в нем взыграло, мало ему было сидеть, развалившись на заднем сидении служебного автомобиля, захотелось властвовать, захотелось, чтобы люди запомнили его, чтобы знали, КТО тут едет! Он опустил вниз стекло и попутно крикнул Алексею:
– Гони! Да не смей останавливаться! Не то я с тебя три шкуры спущу! В троллейбусники отправлю! – Алексей робко кивнул и еще сильнее придавил гашетку акселератора, слегка сморщившись от страха и нашептывая какие-то невразумительные молитвы, которые фрагментами вспоминались ему по ходу движения.
Евдокимов высунул голову в окно, озирая простор, словно он сейчас указывает дорогу, хотя никакой возможности для маневра в этой полосе все равно не было.
Но вот незадача! Справа перестраивался мусоровоз и залез на разделительную полосу, не сильно залез, но так, что Алексею пришлось уйти влево, чтобы проскочить грузовик без аварии. Он скривился от ужаса, однако понял, что проходит между машин практически вплотную… Однако в крайнюю левую полосу встречного движения с какого-то перепугу встрял самый настоящий трактор! Ему бы на полях работать, урожайность повышать, а он гад поехал по проспекту, да еще и умудрился в левую полосу влезть и ковш у этого самого трактора, закрепленный сзади отчего-то перекосило, и торчал он в сторону, не сильно, конечно, но вполне…
Картина случилась внезапная и ужасная. Обратив все свое внимание на мусоровоз, Алексей не заметил ни трактора, ни ковша, ни того, что господин политик Евдокимов далеко высунул из окна свою светлую голову… Бац! И голова точнехонько оказалась внутри ковша, словно мяч влетел в баскетбольную корзину! Тело видного пассажира дернулось от удара, подпрыгнуло и уперлось плечами в крышу и дверь добротного немецкого авто, не сумев выскочить наружу вслед за головой, однако обильно обляпав кровью светло-бежевый кожаный салон, предназначенный теперь для следующего видного и харизматичного политика.
Алексей увидел, что проскочил опасное место и выдохнул, соображая, что за странный стук он услышал сзади. Оставшаяся часть его шефа, тем временем, откинулась на сидение и продолжала покрывать его темно-бурыми пятнами. Теперь Алексей понял, что сзади тянет странная тишина, обычно Аркадий Семенович отмечал каждое мало-мальски значительное дорожное событие каким-нибудь заковыристым комментарием, а сейчас – ничего! Алексей сначала опасливо взглянул в боковое зеркало и заметил, что там никого нет, а потом и в среднее. «Что там?!» – изумился он: сидение было чем-то перепачкано, а головы пассажира и вовсе не было видно. Однако водитель боялся остановиться и продолжал со всей страстью выполнять последний наказ своего шефа и мчаться сквозь плотно закупоренные ряды автомобилей.
Отвлекшись на секунду, он вернулся к обозрению дороги и обомлел от ужаса: сверкая фарами, на него на полном ходу неслась машина скорой помощи. К этим автомобилям у Аркадия Семеновича было особенное отношение, он терпеть не мог, когда ему мешают проехать эти «конкуренты с мигалками». Алексей в нерешительности опешил, ему бы сразу начать тормозить, но он в тупом почтении к наказу начальника только изо всех сил нажал на клаксон, то же самое сделал водитель мчащегося ему навстречу белого фургона. Оба они надавили на тормоз буквально за несколько метров до неминуемой встречи. БМВ протаранил кабину скорой, словно стремительная черная ракета, водитель медицинского автомобиля – не пристегнутый ремнями безопасности – вылетел вперед вслед за лобовым стеклом, проскользнул по гладкой крыше седана и улетел прочь…
Отчего же он так неистово давил на педаль газа? Может быть от того, что внутри его автомобиля лежал тяжелобольной человек, которому требовалась неотложная помощь?! Нет… внутри, как раз таки, все были вполне здоровы и даже веселы… До поры до времени, конечно.
Воспользовавшись своими связями с чиновниками от медицины, известный бизнесмен Владимир Бурлаков ехал в аэропорт с любовницей Дашей в комфортабельном салоне автомобиля скорой медицинской помощи. Все было рассчитано до мелочей: деловая поездка на Багамы на целую неделю – версия для жены, машина с мигалкой до аэропорта, чтобы приехать за пару минут до вылета, его будут ждать, улыбаться и поить шампанским, а если нет, он позвонит президенту этой сраной авиакомпании… Он может! О да, он может! Настроение бизнесмена было прекрасным: сегодня он получил подтверждение тому, что его славная фирма может без конкурса приступить к выполнению работ, потому как фирма его большая и уважаемая, а работы «государственной важности и не терпящие отлагательства»! Сообщил ему об этом сам господин Евдокимов, курирующий это направление, не прямо, конечно, упаси Боже! Кто же о таких вещах говорит напрямую?! После совещания, в коридорах Госдумы он пространно заметил, что, дескать «хорошим и честным людям дорога открыта» и, что «негоже, государственным мужам препятствовать развитию бизнеса и вообще это противозаконно», а глазки его в это время внимательно бегали, словно ожидая реакции господина Бурлакова. А тот, как заправский артист погорелого театра, всплеснул руками и воскликнул: «Аркадий Семенович! Какие стали времена, я ж буду детям и внукам рассказывать, как Вы о родной стране печетесь, как заботитесь о нашем бизнесе! Они Вас благодарить будут, а мы уж сирые и убогие уж тем более! Каждый Божий день, по три раза: утром, днем и вечером станем Вас вспоминать!» Евдокимов слегка нахмурил брови, хотя было видно даже за километр – доволен чертяка, весьма доволен! «Ну!» – говорит он – «по три раза на дню это уж ты, конечно, перегнул, но вообще истинная человеческая благодарность – она дорогого стоит, она дороже всяких прочих материальных ценностей!» На том разговор и закончился, и оба довольные разошлись по своим делам. Вскоре пространные намеки чиновника подтвердились, его советник созвонился с помощницей Бурлакова и к обеду те уже пили кофе в неприметной кафешке, затерянной в одном из тихих городских переулков…