Даня уже начал отвечать, когда ко мне вернулся дар речи, и я перебил его, даже не пытаясь закамуфлировать отчаянный интерес.
– Я могу! У меня сейчас пакет задач, который не требует постоянного присутствия в офисе. Где и во сколько ее забрать? На такси?
Даня бросил на меня быстрый испытующий взгляд, однако умолк на полуслове и больше не проявлял инициативы.
– Ее будет ждать водитель, который потом и тебя отвезет домой или куда ты там собираешься сегодня вечером.
В тот день я не мог больше ни на чем сосредоточиться, как и всю следующую неделю. Многие эпизоды того апреля я до сих пор помню так, как будто все было вчера: в симфонии красок, звуков и запахов. В куртке нараспашку я шагал вдоль парковки к длинному, похожему на огромный ангар зданию кортов и взволнованно жмурился в лучах заходящего солнца. Город еще не расстался с ершистым настом на обочинах, но асфальт уже подсох и прогрелся. Внутри меня что-то все время ныряло, как на аттракционах в Диснейленде, а мозг почти полностью утратил способность к критическому мышлению, генерируя одни лишь эмоции. Я ждал Лику в большом кафе в вестибюле спорткомплекса, поминутно бросая на часы беспокойные взгляды. А когда она, наконец, появилась в дверях кафе, раскрасневшаяся и взъерошенная, я вскочил со стула, едва его не опрокинув.
Но я волновался напрасно: все оказалось очень просто с Ликой, этой девушкой-ребенком, всегда готовой удивляться и наслаждаться полнотой бытия. Видимо, ей действительно было одиноко, и она вполне искренне радовалась моему обществу. С неожиданной непринужденностью мы перешли на «ты», как будто были давно знакомы и просто долго не виделись.
Спрашивая Лику, куда мне ее проводить, я втайне надеялся на долгую дорогу за город и глухие московские пробки. Но оказалось, что они с отцом ненадолго переехали из громадного загородного дома в московскую квартиру в Хамовниках. Я невольно вздохнул: дорога от кортов займет не больше пятнадцати минут, против основного потока.
Но, к моему удивлению, Лика предложила поехать домой на метро.
– Люблю обычную жизнь большого города. – Объявила она. – Всегда мечтала ездить на метро, бегать по эскалаторам и смотреть на людей. Особенно когда они выходят на своих станциях. Мне нравится представлять, как они приходят домой, готовят ужин, общаются с семьей. У каждого свой мир. Миллионы маленьких миров в одном городе.
Я недоумевал, откуда в девушке, выросшей в загородном особняке и передвигающейся по городу в машине с водителем, появилась тяга к «обычной» жизни, но вполне разделял ее любовь к могучему, пульсирующему мегаполису. После нескольких лет, проведенных в Москве, я уже не мог представить свою жизнь в тихом городке.
Чем дольше мы разговаривали, тем ярче проявлялось сходство наших вкусов. Нам нравилась одна и та же музыка, сериалы, еда, погода, места и занятия. Это неожиданное сродство притупило во мне чувство вины за запретные эмоции. Традиция заезжать за ней на корт каждый вечер установилась как будто сама собой. Мы добирались до Фрунзенской, поднимались наверх и брели к ее дому, каждый раз выбирая все более запутанные маршруты. Лика и в самом деле любила метро. С живым любопытством она рассматривала людей в вагонах и время от времени бесцеремонно толкала меня локтем в бок, стараясь обратить мое внимание на заинтересовавшие ее детали. Ликина дружелюбная симпатия к миру моментально рушила барьеры в общении: к пятому дню знакомства мне стало казаться, что я знал ее с детства.
В тот день я заехал за ней на корты задолго до конца тренировки и был удивлен, заметив знакомый силуэт в теннисном магазинчике. Лика азартно спорила с молодым человеком и размахивала перед ним ракеткой, в струнах которой зияла рваная рана. Под недоумевающим взглядом продавца я неслышно подкрался сзади. Прежде чем Лика успела заинтересоваться, на кого это он смотрит за ее спиной, я наклонился над ее ухом и промурлыкал:
– На чью голову надела ракетку?
Лика подскочила от неожиданности и резко обернулась, едва не хлопнув меня ободом по челюсти. Чтобы избежать опасного контакта с истерзанным спортинвентарем, я схватил ее за запястье. Грозно занесенная рука замерла в воздухе, и наши лица оказались в двадцати сантиметрах друг от друга. Заметив неожиданный испуг в ее глазах, я мгновенно разжал пальцы и принялся энергично оправдываться.
– Слушай, прости! Не хотел тебя напугать.
Выражение тревоги на лице девушки сменилось необъяснимым для меня прохладным недоумением. Я отступил на шаг назад.
– Ты чего? Я просто пытался пошутить. Не слишком удачно, но без всякого злого умысла.
Наконец девушка улыбнулась вкрадчивой кошачьей улыбкой.
– А Вы, наверное, Егор? Сонин парень, да? Это Вас наш рациональный отец приставил нянчиться с младшей дочерью, пока старшая в отъезде?
Настала моя очередь в изумлении уставиться на собеседницу. Во всех мельчайших нюансах внешности это была Лика. И все-таки не она.
– А ты, то есть Вы… Вика? Ви… то есть вы близнецы?
– Мне кажется, это очевидно. – Улыбка на знакомом лице незнакомки стала шире. – Можно, кстати, и на «ты», раз уж вы с Ликой благополучно миновали официальный этап общения.
– Конечно, с удовольствием. Извини за нападение исподтишка. Я понятия не имел, насколько вы с Ликой похожи.
Она жестом отмахнулась от моих оправданий.
– Я привыкла, что нас путают. Мы ведем одинаковый образ жизни, одинаково одеваемся, тренируемся на одном и том же корте, ездим на одни и те же соревнования. Естественно, люди не всегда понимают, с кем из нас они общаются в каждый конкретный момент.
Вика рассуждала и формулировала свои мысли необычно для подростка, и ее манера говорить заметно отличалась от Ликиной. Пять минут назад я перепутал ее с сестрой, а сейчас удивлялся, насколько по-разному они себя ведут.
– А как ты догадалась, кто я?
Вика усмехнулась.
– Лика сообщила, что неделю жила под опекой Сониного парня. Призналась, правда, лишь когда я взяла ее за горло: до последнего старалась отмолчаться, коза! Почему-то никто не хочет делиться тобой с ближними. Даже с ближайшими ближними.
Действительно, за полтора года общения Соня так и не познакомила меня с сестрами. Впрочем, раньше мне это казалось естественным: мне и самому не слишком хотелось знакомиться со скучными хмурыми подростками, какими я их себе представлял. Но Лика (как, впрочем, и Соня) даже не упомянула, что они с Викой близнецы, и это было странно.
– В смысле, взяла за горло?
– Видишь ли, я со свистом продула в полуфинале, и мы с мамой вернулись на два дня раньше, чем планировали. Наше семейство живет уединенно и довольно сплоченно, поэтому обычно мы все скучаем друг по другу, когда разъезжаемся по разным местам. И вот мы вернулись вчера и обнаружили, что Лика с отцом, видите ли, переселились в Москву. Мало того, они и сегодня предпочли не менять свои планы и снова остаются в городе. Это Лика настояла на ночевке в Москве, а папа ее одну, конечно, не оставит. Пока мама препиралась по телефону с отцом, я позвонила Лике и пообещала замять расцветающий конфликт, но при одном условии: она расскажет мне, чем ее вдруг так заинтересовал московский каменный мешок. Помявшись, сестрица созналась, наконец, в знакомстве с Сониным парнем. Оказывается, вы теперь каждый день катаетесь на метро и слоняетесь вечерами по улицам. Вообще-то история странноватая, да? Ты назначен нянькой для всех детей Пшеничниковых или только для Лики?
– Если ты про себя, то, честно говоря, не похоже, чтобы ты нуждалась в няньке. Вполне себе самостоятельный близнец.
– Хочешь сказать, я выгляжу старше Лики? – насмешливо прищурилась Вика.
Я пожал плечами:
– Не выглядишь: рассуждаешь. Так каким образом, в итоге, решился вопрос с Ликой? Я все еще нужен сегодня в качестве няньки, или она возвращается в родовое гнездо?
– Можешь продолжать нянчиться: я сказала маме, что Лика просто любит всякие городские обычности, как она это называет. А папа боится оставлять ее ночевать в одиночестве. Скорей всего, он пообещал ей на этот вечер какое-то запретное удовольствие. – Вика бросила на меня быстрый взгляд и рассмеялась. – Никакой интриги, успокойся: у нас спортивный режим, очень жесткий, но иногда папе становится нас жаль, и он разрешает чуть-чуть расслабиться. В отличие от мамы, которая непреклонна, но ничего не может поделать с отцом. Наверняка папа поведет Лику в итальянский ресторан, и они счастливо заточат там пиццу, карбонару и тирамису. Мама, в конце концов, сменила гнев на милость. Так что я приехала не за Ликой, а потренироваться и, главное, перетянуть ракетку. У них здесь крутой мастер, работает на кубках Кремля. Ракетку пока не перетянула, зато удовлетворила свое любопытство. Интересно все же посмотреть на бойфренда старшей сестры и няньку сестры-близнеца.
– И какие выводы?
Лика вновь приподняла одну бровь и, глядя мне прямо в глаза, слегка пожала плечами.
– Пожалуй, на месте Лики я бы тоже осталась ночевать в городе.
Хотя ее реплика относилась к совершенно невинной ситуации, Вика умудрилась произнести ее так, что в ней можно было найти сколько угодно смыслов. Я отчаянно надеялся, что все эти смыслы мне всего лишь почудились, иначе и без того непростая ситуация приобрела бы совсем драматический оттенок. Решение расстаться с Соней в ближайшее время давно уже созрело в глубине сознания. Было просто немыслимо встречаться с ней, видя, как параллельно взрослеет Лика, превращаясь из девушки-подростка в ту девушку, на которой я хотел бы жениться. А теперь еще и Вика с своим загадочным немигающим взглядом и многозначными репликами. Несмотря на абсолютное внешнее сходство, близнецы оказались очень разными по характеру. Вика была на редкость интересным собеседником, но влюбился я все же в смешливую, любознательную и невинную Лику.
– И все-таки, кто из вас старше?
Вика вновь расплылась в кошачьей улыбке.
– И все-таки Лика, на целых пятнадцать минут. Я просто умнее. Шучу! – добавила она прежде, чем я успел хоть как-то отреагировать. – Вон, кстати, идет твоя воспитанница, мокрая, как мышь.
Лика, вспотевшая и раскрасневшаяся, быстро шагала по длинному коридору, чуть склоняясь вперед под тяжестью огромного теннисного рюкзака.
– Неужели кого-то вздули в полуфинале? – Поприветствовала она сестру, улыбаясь при этом безмятежно и дружелюбно.
– По сравнению с теми некоторыми, кто сдулся сам еще до начала турнира, полуфинал – несомненный успех. – Весело огрызнулась в ответ Вика.
– Без компании сдувшихся некоторые дальше полуфинала не проходят! Сдувшиеся, похоже, чей-то талисман.
Наивная перепалка близнецов казалась совершенно безобидной, привычной манерой общения. В ней было много детской неуклюжести и ни капли конкуренции или зависти. Этот вывод меня неожиданно обрадовал. По отдельным фразам Вики и говорящему молчанию Лики я начал было подозревать, что отношения между близнецами довольно противоречивые. А мне необъяснимо хотелось видеть девушек идеальными во всем.
Позже, когда мы с Ликой кружили по переулкам между Фрунзенской и Плющихой, я осторожно спросил ее, почему она умолчала о сестре-близнеце.
– Повода не было. – Лаконично ответила она, не глядя на меня. А потом вдруг обернулась и горячо заговорила, остановившись посреди тротуара.
– Думаешь, так легко быть близнецом? Ошибаешься! Ты вот, например, знаешь, что уникален, со всеми своими достоинствами и недостатками. А теперь попробуй себе представить: ты настолько не уникален, что тебя все время путают с другим человеком. Называют тебя чужим именем, интересуются у тебя чужими делами, поздравляют с чужими успехами. А бывает и хуже: многие нас воспринимают как единое целое. Даже собственные родители! Никто никогда не использует наши полные имена, Виктория и Александра, только Вика и Лика. И это в лучшем случае. С нашими одинаковыми светлыми шевелюрами мы во всех постоянных компаниях всегда были просто Пшенички. А иногда вообще Пшенки, для краткости. Сначала мы ходили в одну школу, потом начали заниматься у одного тренера, и вообще у нас почти одинаковый образ жизни. Папа очень хочет, чтобы мы добились успеха в теннисе, вместе или по отдельности. И ему, в принципе, все равно, какая из Пшеничек прорвется наверх. Мы для него единый проект, в котором кто-то должен взлететь, а кто-то сядет на скамейку запасных. Ни у отца, ни у матери в нашей паре нет любимчиков, представляешь?
Я взял ее за локоть и тихонько подтолкнул вперед: наша резкая остановка посреди тротуара уже вызвала пешеходную пробку. Меня поразила неожиданная для юной девушки проницательность. Похоже, не только Вика в этой паре одарена вполне взрослым критическим мышлением.
– Ну не знаю… Лично я вполне себе вижу разницу между вами.
Лика удивленно и чуть недоверчиво распахнула и без того огромные глаза.
– Правда? И в чем же она?
– Вы по-разному думаете и, кажется, немного о разном. Первое проявляется в том, как вы разговариваете, а второе – в темах, которые вы выбираете. Хотя, конечно, мне сложно судить: тебя я знаю пять дней, а Вику – десять минут.
Выражение ее лица потеплело.
– Значит, ты все же заметил разницу! Так и есть: мы действительно думаем о разном, а если об одном и том же, то по-разному. Мы с Викой это знаем, но больше почти никто.
Лика
Одиночество. Абсолютное, полное, нерушимое одиночество. Оказывается, я воспринимаю его как глухую тишину, пронзительный свет и бестелесность. Оказывается, одиночество – это свобода. Ты пыль, взвешенная в воздухе, не укорененная травинка, лодчонка без якорей. Оказывается, ни я, ни Вика не догадывались, что были единым целым: в каждой из нас больше Пшенички, чем самой себя. Чтобы осознать наше единство, нужно было остаться одной. Никто больше не уравновешивает меня в этой жизни, и я абсолютно свободна. Хотя… я смотрела на Егора, который разговаривал по телефону, поминутно бросая на меня встревоженные взгляды. Вот человек, с которым я связана намертво, сильнее, чем была связана с сестрой-близнецом. Он просто до боли красив, он стал даже еще красивее с тех пор, как я увидела его впервые, в кабинете отца. С возрастом ярче проявился рельеф скул и жесткая линия челюсти, а очертания рта утратили юношескую мягкость. Взгляд тоже изменился: в нем стало больше иронии и меньше нежности. С тех пор, как Егор несколько лет назад приобщился к теннису, упорные тренировки превратили его красивую фигуру в совершенную. Я смотрела на мужа, но думала о другом человеке. О невысоком, нескладном, уютном Дане, который сейчас, как и я, пытается смириться с внезапным одиночеством. У Дани приятное округлое лицо с крупным, породистым носом и глубокие, умные, проницательные глаза. Интеллект – главная его черта, которая сквозит буквально во всем: в том, как он разговаривает и двигается, как улыбается и даже молчит. Уютный Данька, лишившийся одного из главных смыслов жизни – Вики. Он, конечно, справится, рано или поздно. Но каково ему будет все время смотреть на меня, точную копию его жены?
Я познакомилась с ними одновременно, однако почти не заметила его тогда, настолько ошеломляющее впечатление произвел на меня Егор. По-настоящему я рассмотрела Даню уже во время нашей следующей встречи, ставшей первой для него и Вики. Мало что в этом мире я люблю больше, чем весну. Не какую угодно, а именно нашу, московскую, полностью преображающую огромный город. Весна начинает мне сниться с сентября, а ее предчувствия я ловлю всю долгую зиму, чуть ли ни каждое утро проверяя, как увеличилась длина светового дня. Вика была другой: она обожала солнечную осень, но даже и к дождливой относилась неплохо. Ей было уютно смотреть на дождь за окном. А весна, с ее «глуповатым птичьим и человечьим чириканьем», Вику раздражала. Для меня же весна – единственная гарантия счастья. В жизни можно потерять все, но весна все равно наступит вновь, когда придет ее час в вечном цикле сезонов. Вот только со мной никогда не случалось весной ничего знаменательного, за исключением встречи с Егором.
Пять весенних дней после нашего знакомства стали камертоном счастья: Егор, весна, озаренная солнцем Москва и длинные вечерние тени на нагретом асфальте. И свобода. Свобода будущего, распахнутого навстречу миру, а не свобода пустоты, в которую я погрузилась теперь. Наши встречи прекратились, как только мама с Викой вернулись из Хорватии, а мы с отцом переехали обратно. Но у меня не было сомнений в новой встрече с Егором. Несмотря на свои пятнадцать лет и сумбур в голове, я прекрасно понимала, что произошло между нами в отцовском кабинете. Я видела ошеломленную неподвижность его позы и расширенные зрачки, превратившие его темные глаза в черную бездну. Я влюбилась в него молниеносно и знала, что с ним произошло то же самое. Егор явно принадлежал к числу людей, готовых на многое ради достижения своих целей. Если я стану его целью, то он от меня не отступится, несмотря на мой возраст, отношения с Соней и пугающую удаленность наших миров.