– Шикарная вещь, – заметил один из рабочих, – твой?
– Отца и деда.
– Тоже строил?
– Проектировал. Он архитектор.
– А ты чего? Не потянул институт?
– Решил передохнуть. Рассверли ещё вот тут немного.
– Врезка расшатается.
– Не расшатается, мы нагили пошире выстругаем, чтобы намертво загнать.
Рабочие вырезали угловыми шлифовальными машинами, огромную арку в стене между комнатой и коридором, подставили железные опоры и теперь устанавливали поддерживающую верхнюю балку, стяжной порог, боковые балки с угловыми распорами и откосами. Работали споро, слаженно, потому что точно всё обговорили заранее. К вечеру работа была сделана.
– Как это сделана? – возмущённо спросила мадам Леони, – а трубы?
– Завтра, мадам. Трубами мы займёмся завтра. Эта балка нас, гм, придавила. Нам нужна передышка, – ответил за бригаду Морис.
– До завтра, мадам, – буркнули ей по очереди рабочие и поспешили убраться из отеля.
– Ну, ладно. Хоть мусор вынесли, – проворчала мадам Леони, – идём за стол.
Морис не стал отказываться. Второй ужин с семьёй Франсуа прошёл в молчании. Морис устал, Шарль отпросился в город с парнями, старики думали каждый о своём.
– Ты уже нашёл то, зачем приехал, сынок? – спросил его Клод Леон.
– Пока нет, месье, но я точно знаю, что это где-то здесь, в Эльзасе, на винной дороге.
– И что это?
Морис пожал плечами и вздохнул. Потом зевнул и извинился.
– С вашего позволения, мадам, месье, я пойду отдыхать.
– Конечно, Морис, иди. А куда вы оттащили мусор?
– К мусорке, мадам.
– Нельзя! – воскликнула мадам Леони, – нужно вынести на улицу, к обочине. Это не отходы, это строительный мусор, его вывозят отдельно.
– Я перенесу, мадам. Сейчас.
Морис поспешил на задний двор. Мешки и короба стояли в ряд, да и балки лежали вполне аккуратно, но совсем не там, где надо было. Зря он отпустил парней, теперь придётся таскать всё самому. Он вздохнул и потащил первый мешок…
***
Стефани огляделась в номере брата, пока тот поехал за её вещами, заперев сестру на ключ. Видимо, это лучшее, что здесь можно было снять. В этом весь брат – либо лучшее, либо ничего. И отсюда не сбежишь, третий этаж. Она подошла к окну. Это живописное местечко, quai de la Poissonnerie – набережная Рыбных торговцев, и отсюда совсем не далеко до place des Six Montagnes Noires – площади Шести Чёрных Гор, буквально – два шага. Но как сделать эти два шага, когда брат её запер, представлялось ей мрачной загадкой.
Стефани решила воспользоваться хотя бы его отсутствием и вытащила карту. Она расстелила на кровати длинный отрез пожелтевшего от времени белого шёлка с нанесённой на него чёрной тушью картой с заковыристыми пояснениями на алеманнском.
Эта карта хранилась в семье много лет, возможно, с начала двадцатого века. Стефани обнаружила её, когда ей было двенадцать, она тогда пряталась от гнева брата, чью дипломную работу нечаянно залила соком, и забралась к отцу в кабинет. Там она спряталась на подоконнике за шторой и подсмотрела, как папенька в спешке складывал в сейф пачки денег, вынув оттуда странный длинный узкий футляр. Потом его позвали, он закрыл сейф, но футляр положить внутрь забыл. Стефани провела много времени, рассматривая эту карту, но так и не поняла, что на ней изображено. Поняла только, что у карты нет половины – она явно была частью чего-то большего. Потом её нашёл брат и закатил жуткий скандал из-за своего дурацкого диплома, да ещё приплёл карту, дескать она её выкрала из сейфа отца. Стефани гневно всё отрицала, но теперь, спустя пять лет, на самом деле её выкрала, воспользовавшись невероятной рассеянностью отца.
В семье столетиями хранилась легенда о несметном сокровище, которое привезли из святой земли во Францию восемьсот лет назад. Одним из охранников сокровищ был их предок. Но карта была нарисована гораздо позже и не могла иметь отношения к тем сокровищам, это ей попытались объяснить и отец, и мать, и брат, но Стефани им не верила. Даже если так, куда ведёт путь, изображённый на карте? И что это за точки, отмеченные на ней? Кладов несколько? Или его разделили и зарыли частями? Ясно одно – контуры гор на карте – это Вогезы, а путь, отмеченный по долине, – это винная дорога Эльзаса. И она пройдёт по этому пути, с братом или одна, с согласия семьи или вопреки им всем.
В замке повернулся ключ – мадам Леони карточек не признавала.
Стефани вздрогнула, но прятать карту не стала. Ещё не хватало. Ей уже не двенадцать.
– Твои вещи, малышка, – и Стефан поставил сумку на пол, – но вот проблема, у мадам Леони нет запасного люкса, так что переночуешь со мной, а завтра – домой.
– Ни – За – Что, – коротко, но чётко отрезала Стефани.
– Стефи!
– Стефан! Не говори ничего. Ты лучше всех меня понимаешь, ты мой старший брат, ты мой рыцарь, я люблю тебя больше всех на свете, но, если ты сейчас не позволишь мне пройти по этому пути, я никогда тебя не прощу.
Он прошёл через комнату и присел на кровать возле сестры.
– Послушай и ты меня, Стефани. Я нашёл эту карту в детстве, как и ты. И расспросил всех – от родителей до последней горничной. И никто ничего не знает. Я показывал карту и экспертам, и сыщикам, но её никто не смог расшифровать. Это просто поделка, сувенир, и ничего более. Едем домой, Стефи, родители волнуются.
– А за кого они волнуются больше – за меня или за карту?
– Конечно же за тебя. Но карта – семейная реликвия и тоже вернётся домой.
В дверь постучали. Стефан пошёл открывать.
– Обслуживание в номерах. Ваш ужин, месье, на двоих.
– Благодарю. И… минутку.
Стефан отвернулся за мелочью к своей барсетке, а когда повернулся, в номере стоял только бой отеля, но ни сестры, ни карты не было.
– Чёрт! Стефи! – воскликнул он и снова бросился за сестрой в погоню…
***
Морис уронил последний мешок, не донеся его до обочины, и чертыхнулся. Это ужасно тяжело, а теперь ещё и с рассыпавшимися кусками самана придётся возиться. Он, скрипя зубами, наклонился и, превозмогая напряжение в пояснице, стал собирать куски трёхсотлетней извести. Его взгляд вдруг за что-то зацепился. Он обернулся и стал вытряхивать из мешка то, что только что туда уложил. Небольшой кусок боковой балки с прилипшим куском самана. Но вот это…
Морис взял кусок другой балки и стукнул по окаменелой извести. Оттуда выпал небольшой футляр, похожий на нагиль, но слишком правильной формы. Он отряхнул его и сунул за пазуху. Ну, вот, теперь придётся ещё и за метлой сходить, а с мадам станется, ещё убтёт за беспорядок …
***
Стефани пробежала по набережной рыбаков и свернула в глубь рыбацкого квартала, а оттуда побежала в квартал огородников. На бегу она начала стучать подряд во все двери, но ни одна не открылась, зато голос брата летел за ней.
– Стефи! Вернись! Вернись, сестра! Мы всё решим! Это опасно, Стефи!
Она налетела в серых сумерках на какого-то старика.
– Осторожнее, милочка! Двери местной портнихи открыты круглосуточно, так что вы не опоздаете, – проворчал он.
Стефани увидела вывеску «Портниха», подскочила к двери, сияющей в сгустившихся сумерках начищенным медным дверным молотком и петлями, и постучала, в изнеможении прислонившись лбом к холодному металлу. Сверху явно послышались шаги, и вскоре ей открыла дверь девушка в фартуке.
– Помогите! – прошептала Стефани, вваливаясь в чужой дом.
Хромой старик спрятал довольную ухмылку и пошёл дальше по улице. Встретив парня, ищущего сестру, показал ему в совершенно другую сторону…
***
Арно не догнал сестрёнку, ввалился к себе в номер, рыча от ярости, и с порога обнаружил, что он не один.
– Какого чёрта? – и он швырнул ключи на стол.
Мелиса улыбнулась, выходя ему навстречу.
– У вас было открыто, а я весьма любопытна. Мальчик оставил поднос, и я позволила себе отужинать, тем более, что я обожаю устрицы с Шабли. Надеюсь, вы не сердитесь? В конце концов, я могу оплатить, – она чуть поправила волосы.
– Да ради бога, поели и ладно. Всё равно моя, гм, компания меня бросила.
– Очевидно, что она глупа, – и брюнетка ослепительно улыбнулась.
– Что есть, то есть. Мозги куриные. Вина?
– Я уже выпила.
– Ах, да. Тогда я сам, с вашего позволения или, как говорит моя глупышка-сестрёнка, без него. Салют! – и он выпил бокал шабли, зажевав оливку.
Женщина с оценивающим прищуром смотрела на парня. Красив как бог, особенно, когда злится. И точно приехал сюда за стаей пчёлок. А значит, он один из тех, на кого она, в новой жизни Мелиса Феличе Софи Дюамель-Дюбуа, объявила сезон охоты ради того, чтобы в этой жизни закрепиться и пустить новые корни. Она переложила ногу на ногу и протянула ему ещё один бокал.
Он глотнул и отставил. Съел ломтик копчёного окорока. Снова выпил.
– Может, заказать нормальный горячий ужин, красавчик?
– Закажем уж сразу горячий завтрак.
Он подошёл к ней и дёрнул её за руку со стула. Она влетела к нему в объятия.
– А может я не останусь на завтрак? – и она положила руки ему на плечи.
– Не любишь кофе в постель? – недоверчиво приподнял он бровь.
– Вообще не люблю кофе, – и она капризно оттопырила губки.
– Тогда закажем горячий шоколад со сливками, детка, – шепнул он, целуя её в шею…
***
Морис убедился, что дверь заперта, и внимательно рассмотрел футляр. Простой деревянный пенал круглой цилиндрической формы. Но открыть сразу его не получилось.
– Внутренний боковой выступ. Надо потянуть, – пробормотал парень.
Он с силой дёрнул половинки в разные стороны, и футляр раскрылся. Внутри действительно был боковой выступ-крючок, мешавший свернуть крышку.
Морис с благоговением вытащил небольшой свиток старинной плотной похрустывающей бумаги и посмотрел на надпись. Это было не похоже на тот французский, которому его учил отец, да и завитушки мешали вникнуть в смысл.
– Я должен узнать, что здесь написано.
Он понимал, что должен показать это кому-то, и даже отдать находку хозяевам дома, но его охватило трепетное алчное чувство, какое охватывает искателей сокровищ при виде золотых монет, – чувство собственности, чувство обретения несметного богатства. И он решил ещё немного полюбоваться своим сокровищем – ну, хотя бы до утра. Сфотографировав записку, он сложил её обратно в футляр, припрятал и пошёл в душ…
***
Ханна поставила на стол две чашки чая с высушенными липовыми цветами, вазочки с мёдом и со сметаной, и блюдо оладий из кабачка, которые недавно нажарила.
– Вы устали. Как и я. Нам обеим стоит подкрепиться.
Сесиль снова огляделась в маленькой гостиной на втором этаже, и её взгляд уже не был таким затравленным.
– Это твой дом?
– Да. Моя прабабушка умерла несколько недель назад и оставила мне его в наследство. Я только закончила с уборкой, – и Ханна вздохнула.
– Мне жаль твою бабушку, – и Стефани коснулась руки Ханны.
– Ничего. Бабуля прожила девяносто пять лет.
– Сколько?
– Столько. И всегда говорила, что не следует торопить то, что неизбежно, и надо избегать того, чего делать не следует.
Они чуть улыбнулись друг другу и взяли по оладье, макнув их в сметану.
– Ну, так чего ты так старалась избежать? От кого ты бежала?
– От брата. Его послали, чтобы вернуть меня в семью.
– А ты не хочешь вернуться?
– Хочу, конечно, я очень люблю свою семью. Но сначала я должна кое-что выяснить, а они мне не дают. Вот и пришлось сбежать. А через пару дней я уеду.
– Куда? О, извини, мне не стоит лезть не в своё дело. Ещё чай? И ты можешь положить свой футляр на стол или на диван и поесть спокойно.
– Это ты меня извини. Ты спасла меня. Открыла дверь, когда все захлопнули.
– Видимо, я отдала долг судьбе, – Ханна пожала плечами.
– Как это?
– Этот дом, эта страна, моя новая работа – это для меня стало дверью в новую жизнь, которую открыла для меня бабушка и её окружение.
– А что за работа? Ты портниха? У тебя фартук и рукава в нитках.
– Да, я портниха. Сейчас занимаюсь небольшим заказом по пошиву скатертей для кафе. А вообще я начала изучать пэчворк. Хочу стать мастером и продавать вещи в этом стиле. Я и вяжу в лоскутном стиле.
– Значит, ты нашла себя?
– Нет пока, в этом и проблема. Я получила ремесло, но не уверена, что это именно то, что мне нужно. Знаешь, если бы бабушка не оставила мне этот дом, я поехала бы путешествовать, хотя тогда у меня ещё не было моей карты.
– Карты? Какой карты? – насторожилась Стефани.
– Я нашла её в старом диване в этой самой комнате. В пра-бабушкином дневнике говорится, что она нашла эту карту, когда ей было уже двадцать лет, но не смогла пройти по ней, так как только что закончилась Великая Отечественная война и в стране, как и во всей Европе, было неспокойно. К тому же, осталось только полкарты. Чай?
– Да какой чай? – выдохнула Стефани, – у меня же тоже есть полкарты! Она досталась нашей семье от одного из предков и хранится свыше ста лет.
Ханна поставила чайник на стол и недоверчиво покачала головой.
– Так не бывает.
– Бывает. Покажешь?
– Сначала ты. Это она? – Ханна кивнула на футляр, – кстати, как тебя зовут?
– Сесиль. Точнее, я Стефани Изабель Сесиль Леруа де Сандра. Моя семья, в общем, все они хранят какую-то тайну, но со мной никто не разговаривает.
– Но они дали тебе карту.
– Ха-ха! Дали. Да как бы не так. Мне пришлось украсть её, так они послали по моему следу Стефана. Это мой брат.
– Я поняла. Так это та самая карта?
– Да. Но она довольно длинная. Есть, где расстелить?
– Идём со мной.
Ханна сняла фартук, отерев о него руки, и начала подниматься по лестнице. Стефани пошла следом, отметив на ходу, что домик был узким и тесным, по одной комнате на этаже, которые соединялись крутой скрипучей лестницей. На стенах были развешаны чёрно-белые фото в новеньких рамках.
– Это моя семья. Нашла в архиве и решила, что их место рядом со мной, – пояснила Ханна, заметив её взгляд.
Они оказались на третьем этаже. Под высоким потолком, переходящим в остроконечную крышу, была небольшая спальня, в которой был и шкаф, и туалетный столик, и даже уютный кофейный столик с двумя креслами, но не было основного – кровати.
– Кровати нет, потому что на старой умерла пра-бабушка, и я её отдала, а новую я пока не купила и сплю в гостиной на новом диване. Можем раскатать их здесь или на чердаке.
– На чердаке? – удивлённо спросила Стефани, глядя вверх.
Ханна счастливо усмехнулась.
– Это моя гордость! Большая тайна маленького дома. Идём.
Она отодвинула из угла за шкафом простой белый стул и открыла узкую дверцу, оклеенную, как и стены спальни, светлыми обоями с цветочным мотивом из мелких синих, голубых и лазоревых фиалок. Дверца открылась бесшумно, Ханна нажала сразу за ней выключатель.
Пригнув головы, девушки шагнули на ступеньки – всего три – и поднялись в скрытое за стеной спальни помещение – на чердак. Здесь было чисто и сухо. У одной стены было составлено множество картонных коробок с вещами и несколько предметов старой мебели. У окна стояла обувница с двумя парами обуви – очень странной и старинной – деревянные башмаки с загнутыми носами.
– Невероятно! – воскликнула Стефани, – это кломпы? То есть, сабо?
– Ты знаешь, что это?
– Конечно! Традиционные голландские деревянные башмаки. Ну, или французские. Просто одна из моих бабушек была из Голландии, и в нашей семье их называют не сабо, а кломпы.
– А в нашей семье их называют именно сабо. Дед ещё рассказывал, как ему рассказывал его дед, что от названия этих башмаков произошло слово «саботаж», так как возмущённые бесчеловечными условиями рабочие совали эти башмаки в станки и устраивали стачки, чтобы остановить работу и бороться за свои права. Я нашла их в доме и решила оставить и немного реставрировать, так как их носили…
– Твои предки? – подхватила Софи, – Я тебя понимаю. Я тоже предана семье. Жаль только, что они вовсе со мной не считаются.