Мэтью шутливо отсалютовал Стейси.
– Рад был знакомству, мисс!
– И я тоже.
– Надеюсь, не утомил вас? Говорят, математики занудны.
– Сегодня вы развеяли этот миф.
Мэтью засмеялся, кивнул Дэвиду на прощание и вышел.
Повисло молчание. Райт перекладывал бумажки на столе.
– Итак, – заговорил он через некоторое время, понимая, что Стейси не собирается начинать беседу первой, – на сегодня дела у меня в университете закончены. Конечно, я собирался несколько часов провести в библиотеке, но если ты не желаешь отходить от меня, то это отменяется.
– В библиотеке? – эхом откликнулась она.
– Ты многого обо мне не знаешь. О да.
Стейси показалось, что он над ней подсмеивается.
– Не думай, что ты самый умный. То, что ты, оказывается, математик, ничего не меняет. Математикой можно заниматься где угодно, так что добро пожаловать в Чикаго.
Дэвид повернулся к ней.
– Ты так в этом убеждена?
– Конечно.
– В таком случае, художником точно можно быть где угодно. Добро пожаловать в Беркли. Я не могу уехать до конца недели, у меня здесь дела. Сегодня понедельник. А там посмотрим.
– Что это значит – там посмотрим?
– Стейси, я даю тебе слово, что не стану пытаться сбежать. Куда мне бежать? Зачем?
– Из Чикаго ты сбежал.
– Возможно, это была большая ошибка, – проворчал Дэвид.
– Не возможно, а так и есть.
– Не придирайся к словам, пожалуйста.
Стейси фыркнула и взяла со стола грязные чашки.
– Где тут можно помыть посуду?
Глава 4
Они вышли из университета, и Стейси спросила:
– Куда пойдем?
Стоял жаркий безоблачный день, солнце плавилось в небе, как масло на раскаленной сковородке. Хотелось упасть на траву в парке и лежать, впитывая тепло. В Чикаго, когда Стейси улетала, шел мелкий холодный дождь, люди кутались в плащи, прятали недовольные лица под зонтами. А здесь – красота, уже лето. Она с удовольствием подставила лицо солнечным лучам.
– Если библиотека отменилась, – сказал Дэвид, – то предлагаю прогуляться по центру и выпить где-нибудь кофе, а может быть, и пообедать. Обедать все равно нужно.
– Ты не попытаешься подсыпать мне сонного зелья и исчезнуть?
– Стейси, – сказал он раздраженно, – все, хватит.
Дэвид остановился напротив нее и снял солнечные очки. Глаза у него были очень сердитые.
– Я уже осознал всю глубину своего падения. Дал слово не сбегать. Ты меня уже нашла. Я уже сказал, что постараюсь вернуться к Лоле как можно скорее. Чего тебе еще нужно? Приковать меня цепочкой к запястью и носить, как дамскую сумочку?
Стейси молчала. Она не хотела ему говорить, что все его гарантии кажутся ей мишурой. Почему-то ее не оставляло чувство, что этот мужчина лжет. Не все время. Но лжет.
Она медленно покачала головой.
– Нет, я не буду тебя приковывать. Но не могу отступиться.
– И не надо отступаться. Я обещаю, что никуда не денусь из Беркли в ближайшую неделю. Ты можешь быть моей гостьей, если не желаешь жить в моем доме – я порекомендую тебе отель. Но я должен работать, а постоянный контроль очень раздражает.
– Я, оказывается, совсем тебя не знаю, – тихо сказала Стейси.
– Конечно. Я ведь жених Лолы, а не твой.
Слова почему-то отозвались внутри неприятным эхом. Чтобы заглушить его, Стейси сказала:
– Хорошо. Но ты обещаешь мне…
Дэвид закатил глаза.
– Да, да и еще раз да! Никуда я не исчезну.
Они отправились в центр.
Беркли – город не слишком большой, по сравнению с кишащим людьми мегаполисом, но показался Стейси приятным. Она не была уверена, что смогла бы здесь жить, она привыкла к Чикаго. Однако Дэвид, кажется, не испытывал никаких трудностей. Ему здесь отчетливо нравилось.
И он хорошо знал город. Проведя Стейси по основным улицам, он свернул в какой-то переулок и предложил пообедать в крохотном ресторанчике, с виду не очень презентабельном. Стейси сама бы никогда сюда не зашла. Они сели, сделали заказ, и выяснилось, что кормят тут просто прекрасно.
– Ты сумел меня удивить, – сказала Стейси, когда принесли десерт: мороженое, украшенное взбитыми сливками и листиками мяты.
– Чем? Выбором ресторана?
– Собой. – Стейси решила, что дальше злиться на него бесполезно. Она вообще не умела долго сердиться на людей, и Грэм-Дэвид – не исключение. Впрочем, ей удалось быстро переключиться, так что она уже мысленно называла его Дэвидом.
– Я оказался особенным?
– Ты ведешь себя не так, как в Чикаго.
– Я уже говорил, что города меняют людей.
– Это не объяснение.
Дэвид пожал плечами и принялся за мороженое.
– Со стороны виднее.
– Какой же ты невозможный!
– Возможный. Я же есть.
Стейси не выдержала и засмеялась.
– Значит, ты правда математик?
Он снова пожал плечами.
– Ты же видела.
– Я видела, верно. И у тебя друзья-математики. А в Чикаго ты водился с теми, кто посещает ночные клубы.
– Неужели со стороны это выглядело так? Я так развязно себя вел?
– Нет, просто более свободно и…
– Безответственно.
– Верно. – Стейси удивилась, что он сам произнес это слово.
Дэвид подцепил листик мяты и отправил его в рот.
– Видишь ли, человек – натура двойственная. У меня особый случай. Мое второе «я» иногда берет надо мною власть в самые неожиданные моменты. – Произнес он это со странным выражением лица, и Стейси нахмурилась, пытаясь осознать, в чем тут подвох. – Я не всегда могу это контролировать.
Боже, только сумасшедшего на ее голову не хватало! Может, и правда сбежать, пока не поздно? И Лоле сказать, как и мама, что жених ее недостоин? А вдруг он ночью решит прирезать гостью?
– Прямо доктор Джекилл и мистер Хайд, – нервно хихикнула Стейси.
– Все не так страшно. И тебе не стоит смотреть на меня так подозрительно. Я не страдаю умственными расстройствами, это мешало бы работе. – Он задумался. – Хотя… может, и помогало бы. Гении, говорят, часто бывают сумасшедшими. А мне хотелось бы быть гениальным математиком. Но чего не дано, того не дано.
– Ты не гениальный?
– Я талантливый. Поэтому я здесь. В университет не пролезешь, если не обладаешь кое-какими навыками и не умеешь соображать. Так что недооценивать себя я не люблю, но и переоценивать не стану. – Дэвид усмехнулся. – Ну, а ты?
– А что я? – Стейси оказалась не готова к вопросу.
– Разве мы с тобой часто беседовали до сих пор?
– Нет. Нечасто. Ты ведь уделял все внимание Лоле.
– Вот видишь, – он выглядел странно удовлетворенным. – Расскажи о себе.
Она смешалась. Так просто рассказывать о себе человеку, на которого еще утром была жутко зла… Стейси уставилась в вазочку с мороженым: малиновое уже совсем растаяло.
– Ну, ты знаешь, что я художница. Начинающая. И сама не знаю, талантливая ли. – Она улыбнулась. – У меня еще не было ни одной выставки, я за свою жизнь продала пятнадцать работ, а хотелось бы больше. И я этого добьюсь. – В этот момент, когда она об этом говорила, то сама верила в свои слова. Не то что вечерами, когда одолевают сомнения и ты не знаешь, правильно ли выбрала путь… – Я рисую, сколько себя помню. Ты же видел.
– Да, и мне понравилось.
Стейси уставилась на него во все глаза.
– Когда я преподнесла тебе твой портрет, ты сказал, что большей жути в жизни не видел!
Портрет был подарком на помолвку с Лолой. Сестра всегда восхищалась работами Стейси, так что с ее стороны все было нормально. А вот ее жених отреагировал стандартно.
– Ну, я просто был удивлен, что ты подарила мне портрет.
Стейси прищурилась.
– И потому обозвал его «Ковбой поит коня», пока я не сказала тебе, что это?
– Гм.
Дэвид уставился в сторону.
– Каждый из нас может ошибаться.
– По-моему, сейчас ты просто стараешься заслужить мое доброе расположение.
– А если и так? Тебе что, неприятно?
Это было уже в стиле старого доброго Грэма. Стейси фыркнула.
– Не старайся.
– Моя цель недостижима?
– Тебе придется всю жизнь на это потратить.
– Я готов пойти на подобную жертву.
Это Стейси не понравилось.
– Я не ацтекская богиня, чтобы мне приносили жертвы. Так что обойдемся без этого.
– Хорошо, хорошо. А за портрет извини. Я мало понимаю в искусстве.
– Это заметно.
Но настроение у нее улучшилось.
Дэвид казался ей знакомым и незнакомым одновременно. Не то чтобы раньше она много общалась с ним, и все же… Здесь, в Беркли, он эмоционально другой. Как художница, которая привыкла выкладывать эмоции на холст, ничем их не подслащая, Стейси умела хорошо чувствовать. Дэвид казался гораздо спокойнее и рассудительнее, чем раньше. И у него появился этот слегка ироничный тон, когда непонятно, шутит он или всерьез говорит. Раньше он тоже был, но немного другой, более резкий. А теперь смягчился.
Стейси пришлось напомнить себе, что она здесь не затем, чтобы оценивать душевные качества Грэма Райта. Это дело Лолы. Сестра собралась замуж за этого человека, пусть и разбирается в его противоречивой душе. Но, с учетом открывшихся обстоятельств, у Стейси возникли вопросы. Которые она и начала задавать.
– Я хочу спросить тебя о Лоле.
– Да? – Он заметно напрягся.
– Ты ни словом не обмолвился о Беркли. А Лола еще не закончила колледж. Ты преподаешь здесь, дом твой тоже здесь. И где именно вы будете жить?
– Предполагалось, что мы решим это после свадьбы, – выкрутился Дэвид.
– А до – никак нельзя? Я хотела бы знать, как ты намерен поступить с моей сестрой.
– Ты и в шестьдесят лет будешь ее контролировать? Мы разберемся.
Прозвучало это достаточно сухо, как будто Дэвиду надоели вопросы. Какие бы то ни было, вообще.
Стейси слегка покраснела.
– Хорошо. Я лезу не в свое дело. Так бы сразу и сказал.
– Послушай, ты влезла не в свое дело, уже приехав сюда. Давай не будем осложнять ситуацию. Я не хочу с тобой ругаться.
Дэвид бросил взгляд на часы.
– Так. Мне пора.
– Я с тобой.
– Нет. – Он покачал головой. – У меня заседание кафедры, а вечером планы, и я не могу это отменить.
Если у него тут другая женщина, то Стейси его просто убьет.
– Не беспокойся, никакой измены Лоле, – словно прочитал ее мысли Дэвид. – Но тебя я взять не могу. Послушай. Ты взрослая самостоятельная девушка. Найди себе занятие. А вечером встретимся здесь в половине десятого. Идет?
– У меня есть выбор?
– Боюсь, что нет. Но слово я дал, как помнишь. Так что в девять тридцать я буду ждать тебя в этом ресторане.
Глава 5
Вечер третьего понедельника каждого месяца после заседания кафедры Дэвид с друзьями проводили в пабе «Альбатрос». Один из старейших пабов в Беркли повидал не одно поколение студентов и преподавателей. Вот и сегодня в темном, обитом деревянными панелями помещении было шумно. Приветствуя знакомых, друзья пробрались к отполированной временем стойке.
– Два «Анкора», «Гиннес», сидр, шахматы и четыре попкорна? – приветствовал их бармен, давно изучивший привычки друзей. В пабе не было своей кухни, зато за доллар здесь насыпали большое ведро отличного соленого попкорна, которое можно было совершенно бесплатно снова наполнять весь вечер. Дэвид заметил свободный столик, и друзья, захватив шахматы, направились прямо к нему. За соседним столиком компания студентов шумно играла в «Монополию». «Альбатрос» отличался от других пабов тем, что здесь можно было играть в настольные игры – на столах лежали шашки, шахматы, нарды, скрэббл, «Монополия» – все те игры, которые каждый помнит с детства. «Как в гостях у бабушки», – подумал Дэвид. Только вот тогда в стаканах пенилось не пиво, а кока-кола.
Мэтью расставил фигуры. Молодые математики играли в собственную версию древней игры, от которой любой гроссмейстер сразу же пришел бы в ужас. На ход давалась одна минута, после каждого хода игроки сдвигались против часовой стрелки. Так что каждый ходил то за белые, то за черные фигуры. Проигравший – тот, кому поставили мат – платил за пиво. Обычно игра шла весело, сопровождаясь анекдотами и историями из жизни университета, но сегодня Дэвид был непривычно мрачен.
– Да что с тобой? – не выдержал Мэтью.
– Ничего особенного, – Дэвид задумался и передвинул вперед белую пешку.
– Поссорился со стариком Мэтлоком, – объяснил Фил.
– Старый осел, – не выдержал Дэвид, – он думает, мы все еще живем в начале двадцатого века и считаем на арифмометрах! «В вашей статье нет теоретической базы. Вы забываете, что математика – это, прежде всего, наука, а не пособие по увеличению надоев».
Дэвид так похоже изобразил старого профессора, что друзья рассмеялись. Но Мэтью быстро посерьезнел.
– А что в этом такого? Ты действительно слишком много занимаешься своими друзьями-фермерами. Коровы вряд ли оценят твои усилия.
– Коровы не оценят, а их владельцам мой метод поможет.
– Неужели тебе трудно написать десяток страниц теории? Сослаться на работы Мэтлока? – Фил попытался примирить спорящих. – Старик готовил эту конференцию, он вправе рассчитывать на нашу благодарность.
– Мы полжизни тратим на написание бессмысленных вступлений. И еще половину из оставшегося времени на чтение написанного другими. Это статья не для студентов колледжа, а для математиков.
– Мат, – Мэтью быстрым движением снял с доски черного короля, – с тобой сегодня неинтересно играть.
– Простите, я, правда, не в настроении.
Дэвид захлопал себя по карманам в поисках бумажника.
– Черт побери, еще и бумажник на кафедре оставил. Расплачусь в другой раз.
– Нет уж, – возмутился Мэтью, – проиграл – плати.
– Но чем? Я же сказал – бумажник остался на моем столе, – Дэвид начал всерьез сердиться на друга.
– Я придумал, – Филу совсем не хотелось, чтобы спор разросся в настоящую ссору, – ты весь месяц будешь читать письма ферматистов.
Все рассмеялись.
– О нет, – Дэвид схватился за голову, – ты не можешь быть настолько жесток! Давайте в следующий раз я поставлю вам по два пива.
– Не увиливай, – Мэтью с радостью поддержал товарища.
Ферматисты – люди, считающие, что они доказали Великую теорему Ферма, – постоянно присылали свои доказательства на кафедру и ревниво ждали ответа и научного признания. Даже то, что мировая общественность в 1995 году признала доказательство математика из Принстона – Эндрю Уайлса, – их не останавливало. Доказательство Уайлса было слишком сложно и непонятно для рядового ферматиста – часто человека, малознакомого с основами математической культуры, а простота формулировки теоремы вводила их в заблуждение и заставляла снова и снова создавать свои «доказательства». В Беркли чтение писем ферматистов было обязанностью самых молодых преподавателей. Они читали доказательства и высылали заранее заготовленный ответ на бланке университета: «Уважаемый…! Благодарю вас за присланную вами рукопись с доказательством Великой теоремы Ферма. Первая ошибка находится на стр…. в строке…».
Дэвид в показном отчаянии постучал себе ладонью по лбу:
– Садисты!
Друзья расхохотались и заказали еще по кружке.
Обычно Дэвид с удовольствием засиживался до полуночи (жены Фила и Мэтью с пониманием относились к маленькой слабости мужей, проводивших остальные вечера дома, и не тревожили их телефонными звонками), но сегодня из-за Стейси все ему было не в радость. И в шахматы проиграл, и ферматистов теперь читать… Через некоторое время Дэвид сдался.
– Извините, друзья, мне пора идти.
– Куда? – изумился Фил.
– Ко мне сегодня приехала гостья из Чикаго. Не могу бросить ее надолго.
– Это та самая, о которой я тебе рассказывал, – пояснил Филу Мэтью. – Очень симпатичная. Рыженькая.
– Вот как! Это твоя новая девушка, Дэйв?
– Нет, она не моя девушка.
– Даже в перспективе?
– Даже в перспективе.
– Тогда что вас с ней связывает?