Фиданг посадил машину, и все вышли на бетон аэродрома.
– Хороша техника! – признал Артур. – Я управлял с удовольствием.
– Не хуже наших в этом классе, – согласился Ярослав. – Комфортная машина.
Они неторопливо подошли к катеру.
– Лётная техника красива, – заговорил Фиданг. – Что наша, что ваша.
Ярослав с удивлением глянул на него.
– У вас есть понятие красоты? Это не ересь?
– Да, это принято считать ересью. Но мы-то, летающие, всё понимаем.
– Нам сверху видно всё, – добавил Сетлах. – И за это нас не очень любят власти.
Испытатели заговорили все разом. Стас и Ярослав едва успевали переводить Артуру.
– Наш космонавт Кендал, видимо, слишком много увидел с орбиты. Больше в космос не летаем…
– Пассажиры в иллюминаторы почти не смотрят. Жмурятся. Наши конструкторы вот и придумали лайнеры делать без иллюминаторов. Прочнее, технологичнее. Дешевле.
– Нам пророчат всеобщее вымирание.
– И много таких пророков… Сконхэ.
Ярослав в затруднении повернулся к Стасу.
– Жаргонное слово, – пояснил тот. – Вроде нашего старинного «раздолбай».
Летуны продолжали высказывать своё.
– И у нас были. С нашего завода мы их вышвырнули.
– Я одного взял за кадык, спрашиваю: хочешь прямо сейчас вымереть? Молчит, глаза вытаращил, головой мотает… Спрашиваю: дети у тебя есть? Опять головой мотает. Только бормочет: зачем?
– А у вас дети есть? – спросил Артур.
– Конечно, есть! Как же без них?..
Ярослав набрал код, и из днища катера почти до земли опустился тамбур.
– Удобно… – оценил Фиданг. Он расстегнул куртку, снял с комбинезона сине-золотой значок – летящая птица – и приколол Артуру со словами:
– Теперь ты наш…
Другой лётчик наградил Ярослава.
– Эх, нечем отдариться… – подосадовал штурман.
– Вы лучше свозите нас на большой звёздный корабль, – ответил командир иолантийцев.
– Так поехали, – просто сказал Артур.
– Нет… Дней через двадцать. Сейчас облётываем новую партию машин. Этих, без иллюминаторов. Я так понимаю, вы ещё не скоро улетаете домой?
– Не скоро. Вас отвезти на завод?
– Не надо, мы всё равно собирались сюда.
Поднявшись в катер, Ярослав остановил Артура. Всмотрелся в значок. Перевёл выбитые золотом слова:
– «Лётное братство Атмис».
Они разгонялись, выходя на орбиту «Стрежевого».
– Здесь народ какой-то другой, – сказал Ярослав.
– А что ж ты хотел, – откликнулся Артур. – Авиация.
– Безумно храбрый народ, – со смехом покачал головой Стас. – Этак просто взять и посадить за штурвал инопланетянина!
Артур чуть подумал.
– Мы, летуны, народ ответственный. И они это понимают. Сами такие.
– Пассажиров не было, – сказал Ярослав. – А то бы не дали.
– И ты, Стас, тоже ответственный, – засмеялся Артур. – Не сел же, когда приглашали.
На звездолёте они сразу пошли в медицинский отсек. Всматривались в Иннино бледное неподвижное лицо, заговаривали. Инна не отвечала.
Буханочку отнесли в лабораторию. И… штурман оказался прав. Хлеб содержал незнакомые компоненты, без всякого сомнения психотропные. Это стало окончательно ясно, когда определили структурную формулу.
– Но мы же все его ели! – ужаснулась Алёна.
– Но мы, – ответил Ярослав, – на него не налегали без меры. И не нюхали вскоре после этого формалин.
– Вот! – поднял паоец Манфред. – Спусковой крючок?
– Да, он самый.
– Как просто ослепить человека…
– Ломать – не строить.
– Мы здесь – инопланетяне, – печально сказала Алёна. – У нас нет иммунитета.
Корень зла вроде бы нашли. Но легче не становилось. По-прежнему никто не понимал, чем лечить отравленную Инну. Благодаря усилиям Манфреда она постепенно выходила из комоподобного состояния. Вставала, призраком бродила по кораблю. Ни с кем не заговаривала, никого не узнавала. И узнавать не пыталась. Было видно, что товарищи её не интересуют. Однако из медицинского отсека в свою каюту перешла самостоятельно.
Но радость покинула её. Не раздавался на «Стрежевом» её смех, не слышались меткие юморные словечки. И радость ушла со всего огромного корабля. Будто покойник в доме… – думалось Ярославу.
– Мы все стали иолантийцами… – грустно говорила Алёна.
Как-то Ярослав сидел у Инниной кровати. Дочь лежала спокойно, полуприкрыв глаза.
– Есть хочу, – произнесла она в пространство.
Отец откинул стенную полку, поставил на неё приготовленные тарелочки и бокалы. Инна поела; он убрал посуду в проглот. Инна улеглась, поворочалась и, кажется, заснула.
Ярослав вздохнул. Повернулся к каютному компьютеру. Наткнулся на незнакомую строчку: «Кам. флот». В последние дни перед похищением Инна переводила одну из книг, подаренных иолантийским писателем. Похоже, именно эта книга лежала рядом с монитором. На обложке – люди, плывущие в странной лодке среди неласковых волн.
Он открыл файл. Прочитал сверху: «Каменный флот. Глава первая»… И чтение захватило его.
…Долгая война между сторонниками и противниками нового хлеба закончилась известно как. Новое всегда побеждает… Война, собственно, была гражданской – уже весь материк был объединён под одной властью. Ещё точнее – война была мафиозной. Наиболее решительная и циничная часть накопистов передралась за контроль над наркотическим хлебом. Война, как и следовало ожидать, закончилась так называемым Всеобщим Великим Поворотом…
Но оставалась одна «заноза» – большой Пальмовый остров. Там сроду не росло, не бегало и не летало ничего, содержащего наркотик. Островитяне упорно отказывались от попыток навязать хлебные поставки. У них была плодородная земля и благодатный климат. В то время как на всей остальной планете глохла радость, жители острова оставались веселы, хотя и далеко не беспечны.
На то, чтобы завоевать остров Еретиков, было положено двести лет и миллионы жизней солдат. Вложены громадные капиталы, которые требовалось отбить. Но население острова не желало меняться. Армейские генералы, обозлённые непомерно большими потерями, предложили ни много ни мало – поголовную казнь.
Правители приняли более трезвое решение. Вдоль северного берега материка тянулась цепь из семи островов – каменных, почти лишённых почвы и растительности. Лишь кое-где пробивалась полудохлая травка. Еретиков решили вывезти туда: пусть работают, приводят Северный архипелаг в пригодное для жизни состояние.
Сначала для охраны и предотвращения побегов на островах держали воинскую часть. Но убежать было и так невозможно. Ледяная вода северных морей исключала побег вплавь. В такой воде человек не мог прожить дольше десяти минут – сердце останавливалось. Сделать баркас или хотя бы лодку было не из чего – на архипелаге не росли деревья. Оставалась возможность захватить корабли охраны, но они были снабжены хитрыми устройствами самоутопления… А потом охрану сняли. Студёное море являлось лучшей охраной. Уйти зимой по льду было невозможно – морское волнение, при не таких уж больших морозах, не давало образоваться льду. Лишь в отдельные холодные зимы лёд устанавливался вдоль северной кромки островов… Людям оставалось только смириться. Возделывать скудную землю и выращивать небогатый набор овощей. Овощи эти с грехом пополам могли возмещать отсутствие хлеба, есть который островитяне себе запретили. Это было священное и непреложное правило: машреба не есть.
С материка приходил корабль, выгружал очередную партию арестантов, учебники и словари эглиша – имперского языка, орудия для обработки почвы, каменотёсный инструмент – пусть строят и ремонтируют свои убогие хижины – и какое-то количество посевного зерна. Корабль уходил; непреклонные колонисты зерно не сеяли и не ели, и даже не выбрасывали птицам. Его сжигали.
– Хлеб тут не растёт, – разводили руками островитяне перед государственным инспектором. – Так обходимся…
Седой еретик Иедин Бон, бывший кораблестроитель, подолгу сидел на берегу стылого моря, повыше, чтобы не докатывались холодные зеленоватые волны. Смотрел вдаль, о чём-то думал. Что-то подсчитывал, рисуя острым камнем по песку крупные цифры. Что-то чертил… Наконец, пошёл в кладовую и отобрал несколько молотков и ломиков.
Скоро жители колонии услышали стук в ближних скалах. Его сопровождало гулкое эхо. Поселенцы приходили, смотрели, как Иедин Бон вырубает из камня нечто большое и продолговатое.
– Это будет корабль! – объяснял он товарищам по ссылке. Все решили, что Бон тронулся умом. Он с трудом упросил, чтобы у него не отобрали инструменты.
Шла неделя за неделей. Грохот в скалах стал надоедать. Но тут мастер пригласил нескольких друзей и соседей.
– Помогите к морю стащить.
Те переглянулись, покрутили пальцами у виска. Но помогли.
– Сейчас твоё корыто булькнет.
– Металлические корабли плавают! – ответил старый инженер. – А камень легче металла.
Он осторожно залез в лодку. Гребя большой лопатой, сплавал к соседним скалам и вернулся. Сказал только одно слово:
– Поняли?
Инна во сне чуть посапывала носиком. Отец смотрел на неё с грустью и нежностью. Ему начинало казаться, что дочка сейчас такая же, как была, что с ней ничего не происходило. Сейчас пошевелится, откроет глаза, улыбнётся, потянется: «Ух, как выспалась! Ты что там читаешь?»
И он, вздощнув, опять повернулся к экрану.
…Шли годы. Наследники корабела стали вырубать большие баркасы. Играло роль соотношение водоизмещения и массы корабля. Маленькое судно скорее потонет. Кроме того, каменные лодки были всё-таки тяжелы и брали мало груза. Металличенский корабль, построенный на верфи, мог быть тонкостенным и лёгким. Каменный, вырубленный в кустарных условиях – нет. А ещё очень важно было найти для нового баркаса монолитный, без трещин, массив породы.
Самые отважные наладили сообщение между островами. Корабли стал вырубать весь архипелаг. Одна команда за другой уплывала на Большую Землю. Еретики плыли, пренебрегая смертельной опасностью: при мало-мальски сильном волнении кораблик опрокидывался и тонул, не успев удержать пузырь воздуха… Но восемь из десяти баркасов благополучно достигали материка.
Капитан и его помощник не выходили на берег. Они были обязаны вернуть плавсредство обратно. Кораблей было мало, вырубка их была трудом тяжёлым и долгим.
Тюремщики время от времени навещали острова. Лишь только на горизонте показывалось их судно, маленький каменный флот в бухте уводился с фарватера и притапливался на небольшой глубине под нависшими скалами. Однажды инспекторы, обходя местность, наткнулись на баркас, ещё не отделённый от родного скального массива.
– Это у вас что?
– Памятник.
Инспекторы пожали плечами: что ж, дело безобидное, пусть развлекаются, жизнь тут скучная…
Чиновники замечали: хотя привозят всё новых и новых еретиков и преступников, населения на островах не прибавляется.
– Мрём, – коротко объясняли колонисты.
Конечно, и мёрли, и тонули… Но большинство беглецов всё же оказывалось на материке, раздобывало одежду и всеми возможными путями пробиралось на свой тропический остров. Кстати, и язык они сохранили.
Но удивительнее всего было, что за сотни лет никто не выдал тайну каменного флота! Северный архипелаг обезлюдел, и туда перестали возить кого-либо. Какой смысл? Уж лучше сразу казнить. Да и казни были отменены. Времена смягчились. Тем более, еретики постепенно перестали быть заметны. Одни покорились и стали есть машреб, другие научились искусно маскироваться.
Глава девятая
Без надежды
Опыт убеждает нас в том, что сатана существует, но ничто иди почти ничто, кроме наших претензий и надежд, не позволяет обогатить теодицею личностным или даже и неличностным Добром, Богом.
Милош мог перевести «Книгу Иова», а я не могу читать её без ощущения того, что это история о жестокости Бога, которую верующий может переименовать в Таинство, но я на это неспособен.
Сочинитель не любил выходить из дома.
На улице не было ничего приятного. Однообразные кварталы четырёхэтажек. Смурные сограждане – и хорошо, если не агрессивные. Детей, стариков почти нет. Многие молодые – уроды, калеки, со всякими хворями. И никто их не лечит, потому что безденежные… На тротуарах – плевки, грязь, ямы, мусор всяческий. Особенно неприятна была органика. Приходилось больше смотреть под ноги, чем вперёд и по сторонам. Хотя уж об этом жалеть не стоило. Любоваться нечем. Надо бы, в самом деле, разок выехать с сыном на его натуру.
Улица Мошенников пересекалась с Воровской, которая выходила на площадь Бродячих Собак. Оттуда извилистый Кишечный переулок вёл к магистрали – проспекту Правителей. (Почему не Грабителей? – всегда думалось ему). Там было много продуктовых магазинов и магазинчиков. Имелась и столовая, в которую сочинитель заходил, когда надоедала собственная домашняя готовка.
У него в этот день была неприятная миссия. Каждые полгода приходилось, собрав кучу документов, являться к районным пакостникам, подтверждать право на проживание в занимаемой квартире.
Он высидел в коридоре полуторачасовую очередь. Вошёл в приёмную.
– Давайте ваши документы, – сказала младшая пакостница. – Я их скопирую.
– У меня есть копии. Остались с прошлого раза.
– А старые не годятся. Давайте.
Зажужжал ксеротехнический агрегат. Девушка сняла по четыре копии с каждой бумаги, по десять кредиток за лист. Через полчаса Гелона пригласили в кабинет начальства. За столом сидел жирный человек в мундире с нарукавными знаками старшего пакостника.
– Документы в порядке, – сказал он бесцветным голосом. И замолчал.
После двух минут тишины сочинитель спросил:
– Можно их забрать?
Старший пакостник состроил гримасу.
– Надо платить деньги.
– Так вроде бы не положено…
Пакостник пожал плечами.
– Я, признаюсь, не очень внимательно просмотрел ваши документы. Вполне мог пропустить какие-то неправильности, какие-то уловки, хитрости. Пожалуй, я их просмотрю ещё раз, отложив на несколько дней.
«Не очень внимательно…» А для чего ты здесь сидишь? – подумал сочинитель. Впрочем, он понимал, что сопротивление бесполезно. Найдут уловки и хитрости, проведут через суд, пришлют судебных приставов. Выбросят на улицу.
– Платить в кассу?
– Нет, – почти неслышно сказал старший пакостник. – Сюда. На стол.
– Но это ведь не по закону?
– Я вижу, вы очень неторопливый человек. Кассовые операции могут проходить и месяц, и два. За это время легко можно попасть в должники. Последствия вы себе представляете.
– Сколько просите? – с отвращением произнёс сочинитель.
– Я не прошу, было бы вам известно. Я называю цену оформления. Кажется, придётся всё-таки побить вас палкой.
Эта чёрная палка с удобной рукоятью висела на стене, над головой хозяина кабинета. На торжественных приёмах манстэ обязаны были быть при палках и в нужные моменты салютовать ими. А в повседневной жизни полагалось и колотить ими незаконопослушных (и просто непослушных) граждан.
Нет, нельзя доводить до битья. Официальный статус побитого палкой влечёт за собой множество неприятностей от властей и снимается только через два года.
Деньги пришлось выложить. На стол.
Ему вернули оригиналы и по три копии. А эти-то зачем делали? – подумал он. Каждая собака норовит содрать лишнюю сотню.
На проспекте Правителей, как раз когда он приблизился к остановке, подошёл и раскрыл двери длинный девятиколёсный автобус. Сочинитель дёрнулся войти – и тут было раздумал. Он ценил любую возможность пройти пешком. Но в последний момент всё-таки заскочил в салон. Сегодня не было настроения ходить. Устал от всего: и от унылого города, и от людей, и от войны с властями, с их непомерными аппетитами. Каждый год всё больше требовалось платить за жильё, за связь, за энергию.
И друзья уходят… Недавно, с промежутком в каких-то три месяца, смерть отняла Кугзана и Фальгоба. Прекрасные писатели, умные, душевные друзья. С ними можно было говорить о чём угодно…