В итоге, не желая больше слушать их препирательств, я удалилась в свою гримерку. А Оскар продолжил что-то говорить, доказывать свою точку зрения, пререкаться с продюсером, угрожать жалобами высшему руководству. Но это Голливуд, малыш. Как бы ни были сладки речи о свободе – ее тут нет, и никогда не было.
Закрывшись в гримерке, я свернулась калачиком на диване и около часа пролежала так, тупо вглядываясь в пустоту. Сцена, которую мы сняли сегодня, была для меня последней. Момент, когда героиню сбивает машина, доснимут с девушкой-каскадером. Признаться, мне бы самой хотелось принять участие в этой сцене, но Руперт (мой агент) был против. Он сказал, что это слишком опасно, тем более героизм, проявленный актером на площадке, в зачет на Оскар не идет. Поэтому мне оставалось довольствоваться лишь сценой падения с лестницы. Хотя какое может быть падение с трех ступеней? Я в детстве падала с куда более больших высот. Но, признаюсь себе в этом честно, в моем возрасте даже при условии хорошей физической подготовки это далось нелегко.
В дверь робко постучали. Это была Эмма. Она передала мне слова Оскара. Режиссер остался доволен, полученным результатом и не стал задерживать меня на съемочной площадке. Чем я с радостью и воспользовалась. Однако, когда я собиралась сесть в свою машину, приведя себя в порядок, он подошел ко мне и, потупив взгляд, попросил оставаться на связи. Как и прежде мне пришлось лишь мило улыбнуться, скрыв растущее во мне раздражение, а затем, кивнув головой, я скрылась в полутьме тонированного седана.
Большую часть дороги до поместья семьи Каргилл я провела в молчаливом раздумье, вспоминая свою жизнь. Ненавистная роль-пустышка, какой она видится мне, каким-то невообразимым образом все же зацепила меня, задела за живое, вскрыв старые раны. Перед глазами промелькнули все знаковые события, в которых приходилось балансировать, словно акробатке над пропастью. Прошлое осталось в прошлом, но были ли все содеянные мной поступки оправданны? Правильный ли делала выбор? Какая глупость. Эти мысли не вызывают ничего кроме усмешки. Возможно, Оскар был прав, и эта роль действительно станет для меня знаковой и победной. В ином же случае она станет последней.
Боже, как же я устала! Мне хочется тишины и покоя, будто бабке преклонного возраста! Вся моя жизнь была сопряжена с борьбой. Каждый вызов судьбы – сражение, из которого я не могла выйти проигравшей. И я побеждала. Всякий раз зубами вырывала победу, но теряла при этом частичку себя. Крошилась, как фарфоровая кукла под гнетом времени. Как итог, к своему юбилею подошла абсолютно разбитой. На миллион мелких осколков.
Мы были на полпути до дома, когда в зеркале заднего вида я заметила обеспокоенный взгляд молодого водителя. Симпатичный юноша работает у нас недавно, около полугода. Так получилось, что мне пришлось ему помочь. Не без корыстного интереса, разумеется. У меня есть некоторые надежды на то, что он заинтересует Алису, заставив ее задержаться дома. Но кого я обманываю. Мой терновый плод никогда на это не пойдет.
Чтобы отвлечься, я решила заговорить с ним:
– Ник, а ты ведь не знаком с моей дочерью Алисой?
Он отвел взгляд. Должно быть, почувствовал себя неловко.
– Нет, миссис Каргилл.
Каргилл. Мне больше нравилось быть Павловой. Меньше ответственность. После замужества я взяла фамилию мужа, а девичья осталась жить в виде псевдонима на постерах к фильмам.
– Что ж, у тебя, возможно, появится такая возможность, – подавив раздражение, я ответила, смотря в окно. – Если, конечно, моя непутевая дочурка соизволит поднять трубку телефона или ответить хоть на одно мое сообщение.
Хотя думаю, номер, на который я их выслала, ей уже не принадлежит.
И снова этот настороженный взгляд со смесью сочувствия и любопытства.
– А почему Вы спрашиваете?
– Мне кажется, вы могли бы найти с ней общий язык. Ты хороший парень, Николас. Кто-то вроде тебя способен спасти ее.
– Спасти от чего, мэм?
Я помедлила с ответом. У меня начинала болеть голова из-за чего, кажется, сболтнула лишнего. Вот дура!
– Нет, нет, нет. Не тот вопрос, Николас. Ни от чего, а от кого.
– И от кого же?
Я перевела свой взгляд и теперь смотрела в отражение глаз Ника в зеркале заднего вида:
– От самой себя. Разумеется.
И от одиночества. После смерти моих родителей, у нее кроме меня никого не осталось. А не стань меня…
Но эта мысль осталась невысказанной. Вместо этого я, молча, смотрела на него из темноты заднего сидения, ожидая его реакции. Мне хотелось знать выдержит ли он мой взгляд. К счастью Ник промолчал, переведя свое внимание на дорогу. Проявил учтивость. Все же, зря я завела этот разговор. Оставшуюся часть дороги пришлось провести в молчании, рассматривая проплывающую картинку за окном в ожидании знакомого пейзажа.
Машина сбавила ход, когда мы свернули на проселочную дорогу, уходящую вверх по холму. Забравшись на него, я, наконец, увидела, как из-за густых деревьев выплыли высокие квадратные сложенные из песчаника сторожевые башни поместья Каргилл-Холл.
– Вот мы и дома.
Слова сами слетели с моего языка. Сделали это тихо и безрадостно, полностью олицетворяя мои эмоции. Мне тут никогда не нравилось. Дом слишком большой, претенциозный и смахивает на декорации типичного дома богатой семьи из дневной мыльной оперы. Плюс я не была в нем хозяйкой. Это поместье принадлежало семье мужа несколько поколений, и я не могла претендовать на него. Да и не хотела. После свадьбы Джон подарил мне небольшой домик на восточном побережье, и именно он стал для меня тем самым местом, куда хочется возвращаться. Стал моим Эрмитажем4, где я смогла упокоить свои тайны, и где когда-нибудь упокоюсь сама. Но поскольку половине гостей, приглашенных на празднества в эти выходные, было удобнее добраться до Лос-Анджелеса, чем до Риджвуда, штат Коннектикут, я решила и в этом вопросе уступить мужу.
Николас остановил машину у главного входа и вышел, чтобы открыть для меня дверь. Мне не хотелось покидать салон автомобиля и вновь окунаться в мир чванливости, кой царил в этом унылом месте. Но могла ли поступить иначе? Скрепя сердце, я все же покинула свое уединенное место, выйдя оттуда, мило улыбнувшись, как и подобает хорошей жене. Окинула взглядом украшенный лентами по случаю празднества портик над главным входом в дом и заметила, как в окне на втором этаже дернулась занавеска. А вот и Жаклин. Как всегда, на своем посту. Пассивно-агрессивная старая сука.
У меня не сложились отношения со свекровью. Видит Бог, я старалась! Пыталась быть милой, не покушалась на деньги мужа и не пользовалась его авторитетом. Но ничего из этого не было оценено ею по заслугам. На данный момент положение дел таково: мы обе ненавидим друг друга. Терпеть не можем. Но к чести обеих никогда не показываем это посторонним. Мы ни разу не скандалили и не злословили друг про друга. Просто делали вид, что не знакомы.
I don’t know her.
Не желая с ней пересекаться, я постаралась не задерживаться в холле. В этом году конец октября выдался изматывающе жарким и душным. Недавно мне пришла в голову мысль о том, что слишком часто страдаю от мигрени, находясь в этой части страны. И думаю, что причина головных болей сокрыта именно в этом – в жаре. Сегодняшний день не был исключением, а за счет напряженного съемочного дня, голова буквально раскалывалась на части. Поэтому, не обращая никакого внимания на работников, занятых оформлением дома, я поднялась на второй этаж, где находилась наша с Джоном спальня, и, попросив прислугу не беспокоить меня до приезда мужа, уединилась там.
Через несколько часов Джон застал меня у напольного зеркала, возле которого я примеряла белое коктейльное платье. С напряженным выражением лица, я крутилась перед зеркалом, рассматривая свое отражение, и даже не заметила, как он прокрался в спальню. Несколько минут Джонни просто тихо стоял, облокотившись на дверной косяк, заворожено наблюдая за своей женой. Наконец, кашлянув, он привлек к себе мое внимание, заставив от неожиданности вздрогнуть, а после тихо засмеяться:
– Джон! И как давно ты подглядываешь за мной?
Муж подошел ко мне и, ласково обняв, тихо произнес:
– Вот уже двадцать прекрасных лет. И каждый день я благодарю Бога за эту возможность, – его слова были наполнены все такой же нежностью, как и на заре нашего знакомства. От его близости по моей коже пробежали мурашки.
– Прекрати, – мне пришлось отстраниться от него, улыбнувшись. – Если кто и должен быть благодарным, так это я.
– Что ж, с тобой трудно спорить, – с ухмылкой произнес Джон, а после поцеловал.
– Мерзавец, – засмеялась я в ответ. – Мог бы и возразить ради приличия! – вырвавшись из его объятий, повернулась спиной: – Лучше помоги мне расстегнуть платье.
– Так и думал, что ты не устоишь перед моим шармом, – отшутился он, бережно расстегнув замок. – Но мама еще не спит, стоит чуть-чуть подождать.
– Джон, – я с легким укором отмахнулась от него.
– Да шучу, я, шучу! – смеясь, Джонни занял кресло у зеркала и уже серьёзнее спросил: – Как прошел твой день?
– Отлично, – не медлив с ответом, произнесла я, отойдя к открытому окну, чтобы видеть мужа, и развернулась, облокотившись на него спиной. Я знала, что Джона волнует конкретный вопрос, который он постеснялся высказать. Каким бы прожжённым и циничным дельцом он не был в бизнесе, в семейной жизни он оставался скромным простаком. – Съемки для меня официально окончены. И если тебе вдруг интересно, я очень устала.
Джон сидел с серьезным видом и внимательно слушал, подмахивая головой.
– Что ж, – сложа на груди руки, ответил он, – я рад, что все так сложилось.
– И все? Просто рад?
– Ну… Нет, – Джон сделал паузу, словно что-то обдумывая. – Я очень рад! – он вскочил на ноги и вновь кинулся ко мне с объятиями. Хохоча, мы кружились по комнате, а потом повалились на кровать, словно юнцы, щекоча друг друга. Не знаю, чем бы закончилось дело, но раздавшийся телефонный звонок прервал нас.
Это мой телефон.
– Подай, пожалуйста, – попросила я его. – Он на туалетном столике.
– Сейчас, – отозвался Джон, встав с кровати. Он сделал несколько шагов. – Неизвестный номер. Любовник? – с коварной ухмылкой муж провел пальцем по экрану телефона и, поднеся его к лицу, максимально сурово ответил: – Джон Каргилл слушает.
Все это время я с улыбкой наблюдала за выражением лица своего мужа, которое сменилось от наполненного карикатурным коварством до растерянного.
– Все же это тебя, – он протянул мне телефон.
– Кто?
– Какой-то ребенок-фанат.
Пожав плечами, я взяла телефон и ответила:
– Алло?
Разговор не длился и трех минут. И на всем его протяжении я не произнесла и слова. Просто стояла с мягкой улыбкой на лице и лишь иногда кивала головой. А когда человек на том конце отключился, какое-то время еще продолжала улыбаться. Как умалишенная.
– Все хорошо? – поинтересовался Джон. – Кто это был? Кто-то знакомый?
Но еще один телефонный звонок (на этот раз его телефона) заставил повиснуть в воздухе заданные вопросы.
– Извини, мне нужно ответить, – пояснил Джон и быстро вышел в коридор, столкнувшись в дверях с девушкой из нанятой прислуги.
Мне дико захотелось закурить. Спросила у девушки, не курит ли она, и та утвердительно кивнула головой. Я знала, что расстрою своим поступком Джона, но мой запас терпения был исчерпан.
Он снова вернулся в комнату спустя десять минут, весело напевая Strangers in the Night Синатры. Воздух внутри был наполнен сигаретным дымом, и Джону пришлось пересечь комнату, чтобы открыть приоткрытое окно настежь. Но стоило ему это сделать, как со двора в спальню беспардонно ворвался женский крик. Джон выглянул в окно, и его сердце, надеюсь, сжалось в тиски. Ведь там внизу, пронзенная пиками стального бордюра, раскинув руки, лежала я.
ГЛАВА 2. ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ
Полуденное солнце пробилось сквозь истертую полосатую шторку и, быстро проскользив по потемневшей от загара коже, нежно прикоснулось к ее лицу, оставив на нем яркий отпечаток. Не прошло и пары секунд, как, недовольно поморщившись, Алиса была вынуждена отвернуться от навязчивого незваного гостя, издав при этом стон, который приглушила подушка.
Она очень старалась вновь уснуть. Но бесполезно. Сон безвозвратно исчез.
Тяжело выдохнув, Алиса открыла глаза. Продолжая лежать плашмя на животе, девушка с трудом оторвала свою голову от пропахшей сигаретным дымом подушки, ведомая одним только желанием – понять, где же ее угораздило заснуть. Но голова предательски закружилась, налилась свинцом и тут же автоматически вернулась в начальное положение. Как оказалось, удерживать тяжелую, плывущую по волнам еще не отступившего алкогольного опьянения голову было для нее непосильной задачей.
Ее мутило от этих потуг. Идея перевернуться тоже оказалась неудачной. Она давно уяснила, что ей не стоит переворачивать голову на правую сторону пьяной. Та от этого начинает лишь сильнее кружиться. Алиса порывалась было погуглить, есть ли какое-то научное объяснение этому явлению, но постоянно находила занятия поинтереснее. Не хотелось бы в этих поисках диагностировать у себя рак.
Девушка вновь закрыла глаза в надежде вздремнуть часок другой. Вопрос о месте пробуждения можно было временно отложить. Вариантов на самом деле у нее не много. Скорее всего, даже один. Судя по тому, что прямо сейчас она елозит по посеревшей от времени простыне нагишом – ночка выдалась крайне бурной. Уйти из бара с незнакомцем Алиса никогда себе не позволяла (это не в ее стиле), а, значит, удача улыбнулась кому-то из двух барменов. Но вряд ли это Рауль «Железная челюсть». Ей очень хотелось верить в то, что это не он.
И все же сон не возвращался. В комнате слишком душно. Тело стало липким от пота. Отравленный дьявольской смесью мозг нервно пульсировал под коркой ее черепа, отстукивая изнутри траурный марш по всем умершим этой ночью клеткам. Тишина сдавливала перепонки. Сколько же текилы она влила в себя вчера?
– Зараза, – раздраженно выругалась девушка, осознавая всю безысходность своего положения.
Ей все же придется встать.
Надеясь отдалить этот момент, как можно дальше, она вновь перевернула голову на левую сторону.
Солнце никуда не делось, но за счет собственных темных волос, которые после мотания головой обвили ее лицо, словно кокон, стало лучше. Да и голова немного успокоилась: вертолеты, наконец, приземлились, и перестали тревожить ежика, которого она, судя по коликам в животе, проглотила.
«Ну, ничего. Стоит лишь вздремнуть пару часиков, и жизнь снова наладится!».
От этой мысли, Алиса расплылась в улыбке. Она практически чувствовала, как приятные мягкие волны сна начали медленно обволакивать ее. Чувствовала, как они, превращаясь в стальные путы, сковывали тело, готовые утянуть за собой в мир сновидений. Сопротивление бессмысленно. Тело расслабилось и обмякло. В голове стали всплывать размытые образы.
«Сон, милый сон», – эхом донесся до нее собственный внутренний голос.
Наверное, она бы даже все-таки уснула, если бы не скрип половицы, бестактно вырвавший ее на полпути по дороге в Царство Морфея. Тонкая иллюзия треснула и со звоном разлетелась на мелкие осколки, заставив Алису нервно вздрогнуть. Сердце требовательно застучало в груди.
«Я тут не одна?».
Глупый вопрос. Конечно, не одна. Ведь где-то здесь должен быть тот, с кем она провела недавнюю ночь. Очевидно, что это его квартира.
«Хоть бы не Рауль».
Девушка прислушалась, затаив дыхание, но не подавала вида, что проснулась. Алиса страшилась узнать правду. В комнате было все так же тихо. Однако, странное необъяснимое чувство, что она не одна, не отпускало ее. Девушка не смогла бы описать его, даже под пытками. Как можно объяснить чье-то молчаливое присутствие?
«Показалось?».
Не успела она подумать, тихо выдохнув, как услышала тихий звук похожий на шелест подола юбки (или платья?) со стороны изножья кровати.
«Кто-то только что прошелся там?».