Вместо ответа, девушка подалась немного вперёд, погрузив мужское естество ещё глубже. Широкие мужские ладони, блуждавшие по мягкому и нежному женскому телу, продолжали возбуждать и без того перевозбуждённую Женевьеву. Похоже, ей нравилось чувствовать себя хрупкой и беззащитной, рядом с высоким и сильным самцом.
После того, как дама сама двинулась навстречу, Говоров стал более активен и напорист. Его движения приобрели более быстрый и размашистый темп. В ответ, барышня принялась размеренно постанывать.
Дурман наслаждения разом развеяли голоса, вдруг донёсшиеся с обратной стороны каютной двери. Герман замер, чуть затаившись. Однако очень скоро голоса начали затихать. Двое мужчин, похоже, успели удалиться на почтительное растояние. Говоров продолжил в несколько ускоренном темпе.
И тут, как назло, утопая в океане удовольствий, Женевьева непроизвольно выкрикнула. Очевидно, в какой-то момент, девушка потеряла над собой контроль. Говоров тотчас зажал её рот своей ладонью.
«Твою ж мать, что ж они так орут?.. – чертыхнулся про себя офицер. – …Причём, орут в самый неподходящий момент».
Вновь прислушавшись к голосам за дверью, ундер-лейтенант понял, что они полностью стихли. То ли ушли, то ли услышав девичий крик, мужчины притихли. Говорову отчего-то стало стыдно. Стыдно за то, что он злостно нарушает дисциплину на судне. Тем не менее, Герман очень скоро успокоил себя мыслью о том, что ни даму, ни его самого – никто не видел. Быть может, лишь услышали короткий окрик. Если в его каюте, далее будет тихо, никто и вовсе не узнает, кому именно принадлежал тот довольный голосок, полный похоти и страсти. И главное, никто не узнает, из какой именно каюты он прозвучал. Потому и продолжал Герман держать свою ладонь на устах Женевьевы до тех самых пор, пока сам глухо не застонал.
– Ох, какое блаженство!.. – с тяжёлым выдохом произнёс офицер. – …Ты прелесть. Такая горячая, такая… Прости, если сделал тебе больно. Я не хотел, просто ты не сказала, а я думал…
– Да, всё нормально… – тихо усмехнулась партнёрша, упоительно потягиваясь на скомканной кровати. – …Не бери в голову. Мне было вовсе не больно. Ведь я не девица. Ранее, у меня уже был мужчина. И не просто мужчина, а штурман с голландской шхуны. Единственное, что я могу о нём сказать: весьма похотливый самец. Здоровый, сильный, не знающий ни сострадания, ни жалости. Однако, как партнёр, он тебе и в подмётке не годиться. Ведь ты гораздо мягче, обходительней… – девушка нежно провела своей мягкой ладошкой по спине Германа.
Не обращая внимания на отпущенный в свой адрес комплимент, на приятное поглаживание, Говоров напрягся всем телом, повторив про себя: «штурман с голландской шхуны».
– Не припомнишь, как звали того штурмана? – офицер пристально глянул в глаза дамы.
– Разве женщина может забыть того мужчину, который, собственно, и сделал из неё женщину… – усмехнулась в ответ длинноволосая блондинка. – …Имя штурмана Ван Дей Кюйст…
И тут Говоров открыл глаза.
Он проснулся. В каюту пробивались первые лучики рассвета.
«Эх, чёрт!.. Ведь я вовсе не успел расспросить Женевьеву о том штурмане. Меж тем, именно с него всё и началось. Точнее, с его колоды… – проговорил про себя ундер-лейтенант, и тотчас его разум посетила несколько неожиданная мысль. – …А быть может, кто-то не пожелал, чтобы я услышал её ответ, потому и не дал он девушки договорить, разбудив меня в самый неподходящий момент.
Ага. Всё же «разбудив». Как не крути, а я действительно проснулся. Выходит, всё происходившее нынешней ночью было исключительно моим сновидением. Да, и хрен с ним, с этим «кем-то», меня разбудившим. Как и с тем чёртовым штурманом…
Непроизвольно Говоров взял в руки колоду. Перебрал её и очень скоро отыскал в ней Женевьеву (то есть, «тройка бубей»).
«Эх, хорошая девочка… – с некоторым сожалением вздохнул Герман. – …Я был бы вовсе не прочь провести с ней ещё одну ночку. Из всех предыдущих барышень, она, пожалуй, оказалась самой лучшей и не только потому, что похвалила меня в сравнении с иным мужчиной… Ну, вот. Вновь вспомнил об этом штурмане. Пожалуй, мне необходимо навсегда выкинуть голландца из своей головы».
Тем не менее, на протяжении всего дня Говоров невольно возвращался своими мыслями именно к Ван Дей Кюйсту. Стоило Герману отвлечься от своих прямых служебных обязанностей, в его разум тотчас же просачивался ряд вопросов. Таких как: почему Ван Дей Кюйст передал колоду карт именно ему? Почему он сам, так легко отказался от фактически бесконечного ночного блаженства? Почему штурман выглядел как старик, если моряки с Фортуны» или та же Женевьева описывает Ван Дей Кюйста, исключительно как крепкого, молодого самца?
Толком, не ответив ни на один из вышеозначенных вопросов, ундер-лейтенант решил дождаться следующей ночи в надежде предметно расспросить о штурмане, уже следующую ночную гостью.
Очередной гостьей каюты ундер-лейтенанта, оказалась Бланка.
Бланке было около девятнадцати. Темноволосая барышня вовсе не пыталась разбудить офицера, не лезла к нему под одеяло, не прижималась, не приставала со своими поцелуями. Она сидела тихой мышкой на самом краешке кровати Говорова и молча ожидала, что будет дальше. И если бы Германа не начал мучиться жаждой, если бы он не проснулся среди ночи с пересохшим горлом, то Бланка возможно и просидела бы так, с краю, до самого утра, до той же поры проспал бы и ундер-лейтенант.
Узнав имя ночной гостьи, Говоров попытался тотчас увлечь её под своё одеяло, однако та не поддалась.
«Может, и к лучшему… – не стал настаивать офицер. – …Вначале, немного поговорим, а уж после, когда дама немного пообвыкнется, мы и перейдём к главному. То есть, к любовным утехам».
– Бланка, тебе ни о чём не говорит имя: Ван Дей Кюйст? – как бы, между прочим, поинтересовался Герман.
– Он извращенец. Ван дей Кюйст лишил меня девственности… – несколько безучастно ответила дама.
– Вот даже как! – едва ли не присвистнул Говоров.
«Вторая девица подряд, которая уже не девица. Причём, как в первом, так и во втором случае, успел-таки наследить именно тот самый голландский штурман. Вот уж точно: наш пострел везде поспел… – усмехнулся про себя Герман и тотчас спохватился. – …Интересно, в каких эпитетах будут описывать свой первый сексуальный опыт те же Карин, Кризанта, Берта или Хейла? А впрочем, с Хейлой, похоже, и без того, всё понятно. Эта дамочка, наверняка, опишет меня, как самого распоследнего злодея…»
– Почему «извращенец»? – меж тем, поинтересовался ундер-лейтенант.
– А как иначе?.. – переспросила Бланка, после чего поведала Говорову довольно-таки занимательную историю.
«…Когда ж голландец затащил меня в постель, мы уже были абсолютно голыми. Я сразу почувствовала, как к моему животу прикоснулось нечто мерзкое. Это был его отвратительный детородный орган. Причём, он был в самом боевом состоянии. Ван Дей Кюйст совершенно не думал его скрывать. Напротив, он старался теснее потереться им о моё тело и прижаться ко мне как можно плотнее.
Я задрожала, когда его крепкая рука легла на мой живот, когда она начала шарить по моим бёдрам. Дыша мне в лицо, своим омерзительным перегаром, голландец ещё и целовал меня в щёку, непрерывно спрашивая: дескать, хорошо ли мне; приятно?
Идиот. О каком возбуждении вообще могла идти тогда речь, когда меня едва не выворачивало от его стойкого запаха: не только алкогольного, но и пота. Дабы не взбесить голландца, я всё же отвечала ему: мол, мне приятно. Сама же отворачивала свой нос как можно дальше в сторону. Тут-то и впился он своими губами в мои губы и принялся подминать меня под себя. Мне оставалось лишь терпеть и исполнять то, что требовал от меня этот бесцеремонный мерзавец.
Лишь в самый последний момент, когда Ван дей Кюйст почти полностью был на мне, я вдруг поняла, что будет лучше, если я сама раздвину ножки. Иначе, в порыве страсти, он их попросту мог сломать. Как только я это сделала, тотчас же почувствовала его омерзительный отросток. Он наглым образом проник в мою нетронутую «девочку». Боль была просто невыносимой. А этот извращенец принялся неистово двигать своим тазом, тереться об меня своим жарким и потным телом. Я уже не могла себя сдерживать, потому и начала стонать. Нет, вовсе не от наслаждения, как очевидно показалось Ван дей Кюйсту, а от дикого жжения, которое причинял мне каждый его толчок.
Казалось, данная пытка длилась целую вечность. Моряк никак не мог закончить. Возможно, данный ляпсус случился из-за того, что голландец был слишком пьян. Он лапал меня за бёдра и оставлял засосы на моей груди. Помниться, входя в меня на всю длину своего хозяйства, он ещё и приговаривал, дескать, ух ты, как туго идёт. Превозмогая мучения, я как могла, сдерживала себя от крика, хотя боль становилась всё сильнее и сильнее. Она была уже невыносима.
«Ох, как великолепно… – стонал он, двигаясь во мне как в своём кармане. При каждом следующем проникновении он буквально вдалбливал меня в койку. – …Такая узенькая девочка, просто прелесть…»
Подчиняясь лишь одному единственному стремлению: заставить его поскорее кончить (ведь тогда прекратиться и моя боль), я решилась ему подыграть. Потому и застонала, эмитируя блаженство.
«Всё, милашка… Кажется, я уже могу разрядить свой ствол…» – наконец-то захрипел штурман.
Кончал он, опять же, чересчур долго, успев перепачкать своей противной жидкостью всё моё тело, в том числе брызнув несколькими каплями и на моё лицо. В общем, всё было до того мерзко и противно, что я равнодушно, если не сказать, полностью отрешённо отнеслась к его последней фразе, дескать, спасибо тебе, солнышко за то, что спасла меня от стояка. Мол, обещаю, что в следующий раз, я буду с тобой более обходителен и обязательно доставлю тебе изысканное наслаждение.
Вот такой паскудой оказался тот самый голландец, о котором ты меня спрашивал…»
От рассказа Бланки, Говоров невольно распалился. Её повествование было настолько подробным и насыщенным эмоциями, что у Германа возникло стойкое ощущение, будто бы он лично присутствовал при совершении вышеозначенного акта. Офицер приблизился к даме и провёл своей рукой по изгибу её спины…
Возможно, Бланка относилась к тому самому типу женщин, которые по своим психика физиологическим показателям очень трудно испытывают какое-либо влечение к противоположному полу. А, быть может, именно первый интимный опыт, оказавшийся для Бланки, чрезвычайно неудачным, травмирующим её психику, сыграл в том вопросе решающую роль… Так или иначе, но едва ли не целую ночь Говорову пришлось совращать барышню к соитию.
Тот процесс выглядел достаточно утомительным, потому и не станет автор вдаваться в достаточно скучные подробности, которыми он сопровождался. Отмечу лишь то, что терпение и упорство в достижении поставленной цели, в конечном итоге, было всё же вознаграждено. Более того, под самое утро ундер-лейтенант даже услышал под собой слабый писк. Как позже выяснилось, то был экстаз Бланки, которая впервые в жизни испытала хоть какое-то удовлетворение от интимной близости с мужчиной.
Глава 7
В сравнении с Бланкой, Лаура (следующая гостья Говорова) оказалась, её абсолютной противоположностью. Да, и цвет волос у Лауры, в отличие от прошлой гостьи, оказался огненно рыжим. Лишь по возрасту девушке оказались несколько схожи. И той, и другой было около девятнадцати. Глядя на новую гостью, на её несколько хитроватый, с прищуром взгляд, Герману так и хотелось сказать: «рыжая лисица».
Итак, та самая «лисица» разбудила офицера ещё до наступления полуночи. С весёлым смехом она нырнула к нему под одеяло. В тот же момент её губы встретились с губами молодого человека. После чего их уста слились в долгом французском поцелуе.
Впрочем, игривость Лауры была легко объяснима – девушка прибывала немного подшофе. Герман сразу уловил благородный запах, только-только употреблённого алкоголя. В данной раскрепощённости и относительной доступности имелась определённая пикантность, которой грех было не воспользоваться.
Не прерывая поцелуй, Говоров скинул с девушки какие-то тряпки, и разделся сам. Он уже не мог противиться возбуждению и желанию обладать столь обворожительным телом. В том же возбуждении, похоже, прибывала и его партнёрша. Переполняемый положительными эмоциями ундер-лейтенант с трудом соображал, что он делает. В его голове всё путалось.
Сейчас им двигали исключительно инстинкты: его естество, интуиция – то есть, нечто природное, если не сказать: животное. Именно поэтому, офицер ни на секунду не останавливался, продолжая и развивая интимную игру, последовательно доводя её до следующего, вполне логичного этапа.
– Ох, Герман!.. Возьми меня!.. – чуть оторвавшись от губ ундер-лейтенанта, зашептала Лаура. – …Овладей мной!.. Да-да!.. Поскорее проникни в меня!..
Едва успело случиться то, о чём просила офицера дама, как Хитрая Лиса изогнулась всем своим телом. Издав какой-то непонятный стон, она задрожала в мелких конвульсиях. Скорее всего, её возбудила сама ситуация. То есть, алкогольный дурман, случайность встречи, крепкий молодой человек, который был вовсе не против неизбежного соития.
Да, какой там против? Без какого-либо алкоголя, Говоров был нынче опьянён нахлынувшим на него наслаждением. Он по-настоящему утопал в чрезвычайно роскошной даме, посланной ему, не иначе, как самими небесами.
Не прошло и минуты, как Лаура вновь громко застонала. При этом она старалась как можно шире раздвинуть свои ножки. Герман был на седьмом небе от удовольствия. Он целовал губы девушки, в то время как его ладони непрерывно блуждали по женскому телу. Мужским рукам нынче позволено было всё.
– О Боже, какой он здоровый и длинный!.. – вырвалось у Лауры, когда Говоров, уже не в силах сдержаться вогнал своего дружка до самого отказа. И практически одновременно офицер испытал незабываемую разрядку.
Дама была чересчур разгорячена, чтобы довольствоваться тем, что она только что получила. Едва позволив Герману восстановить дыхание и хоть немного прийти в себя, Лаура протянула свою нежную ручку к его, изрядно ослабевшему мужскому достоинству. Взяв инициативу в свои руки, Лауре понадобилось совсем немного времени и нежных поглаживаний, дабы в бесформенной массе непонятно чего, вновь затеплились слабые признаки возрождения. Похоже, уверовав в свои способности оживлять уже умершее, девушка оседлала офицера сверху, втолкав в себя то, что очень скоро обещало приобрести упругость и строгие формы. Темп при этом был выбран весьма и весьма тихий. Точнее, то был даже не темп, а лишь плавное перекатывание из стороны в сторону. Очень скоро, тот эротический массаж принёс и свои плоды. Скорость движений начала увеличиваться: быстрее, быстрее, ещё быстрее, глубже, быстрее, ещё глубже.
– Давай, офицер!.. Возьми меня, как следует!..
Просить дважды даме не пришлось, так как сразу после её слов Говорова будто подменили. Он уже не был безразлично-аморфным телом. Герман быстро подстроился к ритму партнёрши и постепенно принялся его ускорять. Движения становились всё более и более резкими и размашистыми.
Наслаждение вот-вот должно было накрыть Лауру, низ её живота уже начали сковывать первые спазмы. Она упала на грудь Говорова, обвила его своими руками и сильно впилась в неё своими острыми коготками. В ответ, офицер принялся двигаться просто с бешеной скоростью, так, что кровать его начала ходить ходуном и стучать ножками по деревянному полу. Не выходя из Лауры, Герман перевалился, так чтобы барышня оказалась уже под ним. Сильно задрал дамские ножки вверх, дабы именно он, мужчина, мог держать ситуацию под своим контролем, задавать необходимый темп; в конечном итоге для того, чтоб его дружок мог проникнуть как можно глубже.
В очередном экстазе «лисица» громко застонала и задёргалась всем телом, будто бы в припадке. Пока Лаура билась в истерике, Герман ни на секунду не замедлился. Он абсолютно забыл обо всём вокруг: где он и кто его партнёрша. Говоров вообще не понимал, что происходит. Он погрузился в сладостную истому наслаждения, фонтан положительных эмоций заполнил собой весь его разум.
Дама кричала и стонала от упоения и страсти, которая рвалась из её тела. При этом Говоров оказался джентльменом, он дал Лауре возможность до конца выплеснуть все свои эмоции. И только после того, как девушка чуть обмякла, испытав полноту своих наслаждений, Герман позволил себе приглушённо застонать.