Собеседник, в волнении, вскочил с дивана, но не удержался на ногах. Как-то странно осел и повалился на бок. Я кинулся к нему, вытянул по дивану и перевернул на спину. У него были открыты глаза, но меня он не видел. По телу пробежал холодок: "Что делать? А вдруг умрёт! Что говорить и на работу точно опоздаю!" Осторожно потрепал попутчика по щекам: помогло. Даниил вздрогнул и зашевелился. Повернул ко мне голову. Я с облегчением вздохнул.
– Ох, и напугали вы меня! Что с вами? У вас бывают некие приступы? Может от коньяка?
Очнувшийся мужчина поднялся и сел за столик. – Нет, Артём, не от спиртного. Это от приступа злобы и необузданного чувства мести, они, иногда, почти лишают меня разума.
– Так кто же вы? Я думал, что военный, возможно, побывали в плену и подверглись садистским издевательствам!
– Ах, если бы это было так! Но, знаете, бывают свои люди хуже врагов!
Даниил опустил голову. Затем плеснул остатки коньяка в стаканчики. Поднял свой.
– За святую вендетту! – произнёс он тост и выпил. Закусил шоколадом, помолчал.
– Артём, вы грамотный, развитый человек, говорите, что пишите что-то. Думаю, поймёте мои страдания, боль. Хотите, я поведаю вам о своих мытарствах и последних "героических" похождениях, а вы, может, и сварганите книжонку. Уверяю вас, она будет очень интересной и поучительной для других. Конечно, всё не передашь словами, это надо испытать, но всё же…
Я расскажу свою страшную историю, которая длится и по сей день, уже около десяти лет, после того как я вышел на свободу. Остались ещё два человека, которые не должны жить в своём качестве в этом мире, потому что они не люди. Это служители ада в человеческом обличии! Они даже получили от меня соответствующие прозвища: Бельфагор – демон сладострастия и Аполлион – бес убийства. И я их обязательно "опущу" или лишу жизни! Как получится. Для "обиженных" уркаганов "жистянка" со своими прелестями уже недоступна. Они сдохнут, как шакалы, но непременно испытают то, что переносят униженные от их садистских выдумок и истязаний. А потом, наверное, умру и я. Бытие давно потеряло для меня смысл. Живу только ради мести. Лишь она поддерживает во мне тлеющий огонёк существования. Но сейчас предлагаю пойти пообедать, а потом поведаю вам о своей непутёвой житухе.
Глава 3
Мы закрыли купе и отправились в ресторан. Я заметил, что Даниил сел задом к обедающим, стараясь быть более незаметным для проходящих по вагону. После обеда мой попутчик купил бутылку коньяка, и мы вернулись на свои места. Я не стал дожидаться, когда он начнёт толковать и подстегнул его вопросом: – Даниил, могу записать ваш рассказ для памяти?
После некоторого колебания он сказал: – Только с условием, что его никто не услышит кроме вас.
Я пообещал ему это и включил на запись бывший со мной портативный магнитофон. Помолчав немного, Даниил начал говорить: – "Артём, есть одно замечательное утверждение: если в этом мире что-то происходит, то обязательно есть тот, кому это выгодно! А теперь о себе: мне неприятно "польстило" то, что вы увидели в моём облике героического военного, но, увы! Нет и нет, даже в армии не служил, некогда было. Я сидел в тюрьме и не в качестве какого-то отчаянного "жигана", а в положении самого презираемого там существа. Причём, что самое обидное, попал туда случайно. Дознаватель постарался навесить на меня то, к чему я был вовсе не причастен, но оказался невольным свидетелем бандитской перестрелки и последующей затем, кражи милиционерами их денег. В тюрьме со мной произошло самое страшное, что можно сотворить: сделали не человеком! Как я потом узнал, меня, по "просьбе" следователя, ему нужна была моя отрицаловка того, что мне предъявляли, специально поселили в камеру с отъявленными уголовниками…".
Рассказчик раскраснелся, у него дрожали губы, а в моменты пауз ходуном ходили желваки. Видно было, что разговор давался ему с большим трудом, так как до чёрточек сузились глаза, обострились скулы.
Видя его состояние, я перебил собеседника: – Даниил, успокойтесь и расскажите мне с самого начала вашей эпопеи. Кто вы, где учились и на кого, кем были по жизни до заключения? У вас умное выражение лица и вы создаёте впечатление порядочного человека.
Он остановился от неприятных воспоминаний и напряжение начало спадать. Лик стал принимать спокойное выражение.
– Извините, Артём, я волнуюсь и мне непросто сосредоточиться. Конечно, надо по порядку. Но это будет долгая история. Я схожу к проводнице и оплачу свободные места, чтобы нас не беспокоили.
Не успел я и слова сказать, как он выскочил из купе. Вскоре вернулся. Потёр руки: – Отлично! Мы будем одни. Но что же мы беседуем на "сухую"? – сказал он и наполнил стаканчики. – Ваше здоровье!
Даниил, медленно, со смаком, выпил коньяк. Взял кусочек шоколада. – До чего же приятное сочетание! – изрёк он.
– "Я постараюсь без лишних подробностей, – начал бывший зек, – так как основные события произошли уже после того, как попал в тюрьму. А жизнь моя была такая: родители, образованные люди. Мама филолог, работала библиотекарем, а папа был успешным конструктором в неком закрытом предприятии. Я появился у них поздно. Оба пристрастились к чтению и мне привили любовь к книгам. В старших классах увлекался романтическими историями и… не очень хорошо учился, в общем, "болванил", как и множество учащихся граждан нашей страны.
Так же, как у всех, были у нас и родственники: у папы сестра, а у мамы брат. У них также были дети, но я с ними как-то мало общался. Почему-то они редко бывали у нас. С двоюродной сестрой я всегда находил общий язык. Она тоже любила читать, и была полна всевозможными историями, догадками и предположениями. Но все они были девчачьими: наивными и пустыми.
А вот с братом Юркой, сыном сестры папы, я не ладил. Он был грубым, своенравным, всегда стоял на своём, даже и когда был явно неправ. Несколько раз мы подрались с ним, а после десяти лет перестали видеться. Семья съехала на жительство в другой конец города. О её делах и состоянии я изредка узнавал из разговоров родителей.
Когда мне было шестнадцать лет, они приехали к нам в гости. Юрка вытянулся, но не стал умней: то же упрямство, резкость в суждениях и… восхваление блатного мира. Сидя в моей комнате, стал превозносить "романтику" жизни "рыцарей пистолета и ножа", по сути, воров, бандитов и всевозможных налётчиков. Завидовал им, называл "бродягами по жизни", "правильными пацанами" и, соединённой некими узами "содружества", братвой. Меня почему-то это смешило, и я никак не мог представить себе подобные вещи. В конце концов, он обозвал меня бараном и ничего невидящим, непонимающим ослом, хотя на самом деле им был он сам. Меня это разозлило.
Я сказал ему, что в гостях не я у них, а он у нас и стоило бы вести себя скромней. Это привело его в ярость и даже сменило с лица. Уходя, сказал, что меня никогда не любил и у нас разные житейские пути. Мы никогда не поймем, друг друга, и посоветовал не попадаться на его дороге жизни. Это может плохо кончиться для меня. Хлопнув дверью, ушёл, не дождавшись родителей.
Я действительно в то время был ишаком: ничего не видел и не слышал. У меня к нему не было зла и, наверное, поэтому совершенно не тронула угроза брата. Ну, что мог мне сделать этот непутёвый родственник? Ох, как я ошибался!
Был ещё у меня закадычный друг Миша, – глаза рассказчика взялись поволокой, – дружили мы с ним ещё с детского сада. Потом вместе в одной школе. Затем, поступили в педагогический институт. Почему именно туда? Не буду кривить душой: потому что в другой не зачислили бы, учились неважно. А здесь, нетребовательные экзамены, абитуриентов мало, потому и брали почти всех подряд. А образование-то всё равно высшее. И это является главным во все времена. Определились мы с ним на факультет физвоспитания. Возможно, могли бы стать известными спортсменами, но… не получилось. Видимо не судьба!
В это время, как-то к нам приехала сестра папы и плача поведала о том, что Юра связался со шпаной и попал в милицию. Ограбили некую пустовавшую квартиру, за которой приглядывали соседи. Они и вызвали работников правопорядка. Всех троих повязали с приготовленными к выносу вещами и драгоценностями. Скоро суд. Адвокат говорит, что ему, как самому молодому, светит три года тюрьмы. Теперь тётя Света просит отца и меня навестить его и поговорить с ним: её он совершенно не слушает. Наоборот, весёлый, не унывает и говорит, что наступило время стажироваться, набираться опыта и ума.
Когда же он увидел меня с папой, то нагло засмеялся и попросил конвоира увести его. Не захотел говорить с нами. Уходя, погрозил мне кулаком.
Вообще-то, раньше, я думал, что личность сама делает свою жизнь. Оказалось, что нет! И поговорку "От сумы и тюрьмы не зарекайся", до того времени попросту даже и не слышал. А уж, чтобы она как-то могла подействовать на моё бытие, естественно, не предполагал. Но… "жистянка" человека зависит от обстоятельств, в которые он попадает и от людей, в чьей власти может оказаться. А их деяния в большой степени зависят от соблюдения незыблемых постулатов нашей веры и морали. Настоящих, не показных, как принято сейчас. Это влияет на все стороны жизни. Отсюда нечестность, бессовестность, безответственность.… В общем, всё злое, неправедное. И отступники диктуют зависящему от них линию жизни. Часто совершенно противную от его воспитания и характера. И ничего невозможно сделать с этим. И тогда сломанный гомо сапиенс отдаётся року. Один плывёт по волнам, не стараясь выгрести куда-то, потому что нечем управлять. Другой пытается сопротивляться стремнине, но порогов столько много и каждый доставляет такую боль, что едва хватает сил терпеть её. И он воет волком, скрипит зубами и живёт только надеждами на задуманное будущее. Что тут сделаешь? У каждого свой фатум! А умное лицо это ещё не признак большого ума. Все глупости делаются именно с этим выражением на физиономии!
Года через три с небольшим повторилась та же картина. Снова нас посетила плачущая тётя Света и рассказала, что через две недели после выхода из заключения, Юрий опять попал в органы. Вновь грабёж квартиры, которая оказалась под охраной милиции. Теперь ему светит немалый срок, так как уже был судим. А он, при свидании, только смеётся. Впечатление такое, что лишь рад случившемуся. И вообще, стал грубым, наглым и ничего не хочет слушать.
И снова "загремел" негодяй, только теперь уже на шесть лет. Тётя Света на суде была сама не своя, а её сынок ничего не хотел говорить, нахально смеялся и дерзил судье.
В начале девяностых годов мы с Мишей окончили учебное заведение: нашей радости не было предела. А как же. Высшее образование! Это всё-таки институт! Звучит. Решили "отметить" это событие. Подзаработали деньжат на разгрузке вагонов и, как деловые, пригласили наших подруг в ресторан, "обмыть" и "объесть" радостное событие. Девушки учились с нами в универе, но курсом ниже.
Стояло тёплое лето. День был солнечный, и ничто не предвещало трагедии, так круто изменившей наши жизни. Весёлые и радостные, одетые соответственно случаю – при галстуках, мы подошли к женскому общежитию. Вскоре оттуда выпорхнули две хохотушки и подбежали к ухажёрам. Возбуждённые от того, что идут в ресторан. Не часто обычные люди бывают там, а особенно студенты. Девушки тоже приоделись во всё лучшее. Мы были приятно удивлены: раньше, в повседневной одежде, наши подруги выглядели далеко не так, как сейчас. Под их весёлый и несмолкаемый щебет, мы отправились в незнакомое для нас и потому волнующее место.
Заведение общепита было знаменитым, но малодоступным для заурядных граждан. Свою родословную вёло ещё с дореволюционного времени. Среди людей ходили слухи о том, что его завсегдатаями была "блатата", но что нам было до них? К тому же, мы никогда не задумывались над этим общественным явлением. И тем более, не сталкивались с преступным миром в своей короткой жизни. В общем, как и большинство двуногих не представляли, что это такое? И какая угроза может исходить даже для простого обывателя, имеющего в своём распоряжении хотя бы только одно здоровое "очко".
Глава 4
Итак, в семнадцать часов мы подошли к ресторану. Швейцар критически оглядел нас и нехотя открыл дверь. Видимо, опытным взглядом он одновременно оценил наши достоинства и возможности. И понимая, что от нас ему ничего не светит, неохотно, но всё же впустил нас. Время было раннее, и зал оставался полупустым (потому мы и оказались внутри). К нам, с кислой физиономией, подошла работница заведения с крутым мягким местом, видимо, от частого хлопанья по нему, и пригласила следовать за собой. В углу помещения сидела небольшая, но шумная компания и толстозадая посадила нас через стол от неё. Возможно, чтобы меньше ходить при обслуживании. Нам это не понравилось, и я спросил: – Женщина, а нельзя ли нам сесть в противоположном углу, дальше от этого шума?
Официантка бросила на меня уничтожающий взгляд, зевнула и сказала: – В-первых, я ещё не была замужем, а значит, девица, но никак не дама!
Во-вторых, все столы заказаны заранее и ждут своих клиентов. А чем вам здесь плохо? Несколько шумно, но это наши постоянные завсегдатаи, потому и ведут себя, как дома! Впрочем, я попрошу их вести себя тише.
Мы стали усаживаться за стол, а "мадемуазель" подошла к гулящей компании и стала что-то говорить. При этом трое парней повернулись к нам и один из них, со смехом, спросил её: – Это они порядочные люди? Да эти "фраеры" первый раз в жизни надели костюмы с галстуками. А на последние деньги пригласили тёлок в ресторан, в надежде трахнуть их пьяненькими. При их-то жизни, они ещё живой "шмоньки" не видели! И вообще, мы можем показать, кто здесь хозяин! – начал он угрожать, привставая.
А мы, опешившие от данной нам характеристики (прямо как в воду глядел), сидели и не знали, что делать дальше? Нам бы уйти в то время, но что ты?!
Мы хотя и не пьяные, но до крайности возбуждённые речью "урки", остались на месте. Милана и Римма принялись уговаривать нас: – Мальчики, давайте покинем это заведение и отметим торжественное событие в каком-нибудь кафе.
Но что ты! Заиграла, забурлила кровь глупых физкультурников. Да я, да мы…! Успокоили девушек и остались на месте, хотя у наших подруг явно не было настроения. Официантка вновь подошла к нам. Заказали бутылку марочного вина и небольшую закуску. Мы же пришли в культурное заведение, как нам тогда сдавалось, посидеть, поговорить о будущей жизни. А выпив, мы совсем забыли о неприятных соседях.
Между тем, народа прибавилось мало, но заиграла музыка, появились танцующие пары. Внезапно Римма и Милана вскочили с мест и прямо потащили нас танцевать. Они увидели двух "уркаганов", направляющихся к нашей компании. И опять девушки стали уговаривать нас уйти отсюда. Видимо чувствовали женскими сердцами что-то неладное. И вновь два "дятла", внутренне уже готовые к драке, уговорили их остаться здесь. Мы с Мишей понимали, что, судя по кидаемым на нас взглядам "блатных", потасовки не избежать, но ничего не предпринимали против этого. Что хотели этим доказать и кому? Ушли бы, и моя жизнь была бы другой, и Миша был жив. Но нет, сами пёрли на рожон! Уж драться-то мы умели!
Как только сели за стол, к нам подошли двое развязных парней и откровенно ухмыляясь, спросили: – Можно пригласить ваших "тёлок" на танец?
– У меня кружится голова! – заявила Милана.
– А я не танцую с незнакомыми! – отрезала Римма.
– Какие непонятливые "шмары"! – усмехнулся один из "блатарей", – нам нельзя отказывать!
– Они вам не ясно сказали! – встал на защиту девушек Миша, – оставьте их в покое!
– Которая из них твоя "марьяна"? – спросил урка и внезапно ткнул кулаком Римме в лицо. Она упала со стула. И тут началось!