– М-м… Вообще-то… едва ли… – ответил, подумав, Лисанов. – А к чему ты клонишь?
– А ты сам не догадался? Ведь если никто не видел, как трупы увозили, значит…
– Значит, они где-то на кладбище? – закончил Лисанов.
– Конечно! Их надо искать там. И я их найду.
5
Игоря похоронили на стеклозаводском кладбище. А поскольку могилу рыть поехали я и Сашка Бородин, то по договорённости и за «умеренную» плату со служащими кладбища, выкопали мы её недалеко от главного входа.
Копали мы могилу почти весь день. Не торопясь, с длинными перерывами, во время которых пили «горькую» за упокой души своего лучшего друга… Но не пьянели. Лишь сильнее появлялось желание рыть и рыть. Чтобы было Игорьку хорошо и спокойно лежать.
Был месяц май. Солнце грело во всю свою весеннюю силу. Песок оказался мягким и копался легко…
Обычно не очень разговорчивый Борода всё время говорил. Я его слушал, иногда поддакивал. Говорили мы об Игоре… Хотя, если честно, мы намеренно тянули время. Не хотелось видеть его, лежащего в гробу. Не хотелось видеть слёзы Инги, его испуганных и зарёванных дочек. Какое-то чувство вины заставляло нас упорно рыть песок, чтобы хоть как-то реабилитировать себя перед умершим другом: за бессилие перед неизбежностью судьбы…
Копать могилу нам никто не мешал, не отвлекал.
Раза два подлетала огромная, иссиня-чёрная ворона, садилась недалеко на соседнюю могильную плиту. Ходила по ней, выискивая что-то среди ржавых венков, и косилась на нас блестящим глазом. Других ворон поблизости не было, и это казалось странным. Обычно эти птицы летают группами. Борода зачем-то кинул в неё комом сырого песка. Недовольно каркнув, она улетела…
– Делать что ли нечего? – спросил я, выбрасывая очередную лопату песка.
Борода пожал плечами:
– Пусть отсюда подальше летает, а то накаркает чего-нибудь…
Когда она появилась второй раз, мы сидели на лавочке у соседней могилы. Выпили по стакану водки и молча жевали хлеб с колбасой.
– Смотри, – сказал Борода, – опять прилетела.
Он бросил в сторону вороны кружок колбасы. Она сначала отскочила, вращая головой в разные стороны и недовольно каркая, но потом, поглядывая блестящим глазом в нашу сторону, боком – боком подскочила к колбасе и стала шустро теребить её своим мощным клювом.
– Жрёт, зараза, – пробормотал Борода, и бросил ещё один кружок колбасы.
Ворона в этот раз не отпрыгнула, а с каким-то достоинством, уже без суеты, принялась клевать.
– Однажды родственника хоронил, – сказал Борода, глядя на ворону. – Перед тем, как крышку гроба закрыть, замешкались мы с мужиками. Смотрим, птичка какая-то прямо на грудь покойнику села. Бабки сразу запричитали, что это душа в образе птички прилетела…
Я недоумённо взглянул на Сашку. «Бородой» его звали не из-за фамилии. Сколько его помню, он всегда носил небольшую аккуратную тёмную бороду, от которой млели все девицы. А вот его жене, Ольге, борода не нравилась, но заставить сбрить её она Сашку никак не могла.
– Это что же, в ней душа Игорька сидит? – спросил я, кивнув на ворону.
– Кто знает, – усмехнулся Сашка, задумчиво глядя на чёрную птицу. – Всё может быть…
Вдруг ворона суетливо соскочила с надгробия и исчезла в сухой, высокой траве. Откуда-то из-за редких сосен вышел небольшого роста мужичок в сером, китайском свитере, военных камуфляжных штанах и грязных кирзовых сапогах. Лицо у него было какое-то не запоминающееся, блеклое. Выделялись на нём только нос-пуговка и светлые, хитрющие глазки. На голове с редкими волосами небрежно сидела вязаная шапочка. В одной руке он держал наполненный чем-то белый полиэтиленовый пакет.
– Здравствуйте, – сказал он неожиданно густым, сочным баритоном, останавливаясь возле нас. – Кого хороните?
Его хитрые глазки зацепились за бутылку водки и никак не желали отводиться в сторону.
Отвечать мне не хотелось, так же, как и не хотелось наливать неизвестно кому выпить за упокой души друга. Но Борода был иного мнения. Он придерживался гласных и негласных житейских традиций, поэтому молча налил полстакана водки, положил сверху кусок хлеба с кружком колбасы.
– Друга хороним. Очень хорошего человека, – сказал Сашка, протягивая мужичку стакан с водкой и закуской. – Выпей за упокой его души…
– Благодарствую, – с достоинством сказал тот, и поставил пакет на землю. Внутри него что-то легонько звякнуло.
«Бутылки собирает, – подумал я. – Но на бомжа не походит».
– А я здесь живу и работаю, – сказал мужичок, переводя хитрые глазки на меня. Кроме хитринок, в них прятался и умишко.
Мне стало не по себе оттого, что он догадался о моих мыслях. Непонятная тревога зашевелилась внутри меня, выдавливая хмель.
– Как друга звали? – спросил мужичок.
– Игорем, – ответил Борода.
Мужичок хмыкнул и, взяв хлеб с колбасой в левую руку, а в правой оставив стакан с водкой, сказал:
– Меня тоже так зовут… – Он вздохнул. – Ну, пусть земля ему будет пухом! – и одним большим глотком выпил водку. Отломил кусочек хлеба, понюхал и съел. Остальную закуску засунул в пакет и пояснил: – Потом доем…
Разговаривать мне совсем не хотелось. Не только с мужичком, но и, вообще… Поэтому я молча спрыгнул в могилу и стал копать дальше.
Борода налил ещё по стакану, спросил у меня: «Ты будешь?» Я отрицательно мотнул головой. Они выпили и стали о чём-то вполголоса разговаривать. И хотя они были от меня недалеко, понять их разговор мне не удавалось. Хотя, помимо своей воли, я напрягал слух, пытаясь разобрать слова.
Тревога внутри меня уменьшилась, но появилось раздражение, и я, глядя в сторону разговаривающих Бороды и мужичка, крикнул:
– Борода! Кончай базар! Копать надо!
– Ладно, ладно. Сейчас… – откликнулся Сашка. Он торопливо распрощался с мужичком и направился ко мне. Мужичок, взяв пакет, направился в другую сторону.
Спрыгнув в могилу и взяв лопату, Борода стал ковырять песок.
– Интересный мужик, – сказал он, немного погодя.
– Мужик, как мужик, – буркнул я. Раздражение прошло, опять полезли в голову всякие мысли, которые крутились, в основном, вокруг предстоящих похорон Игоря. – О чём говорил с ним?
Я перестал бросать песок из могилы, решив немного передохнуть.
– Колдун, вроде бы, – Борода опёрся на черенок лопаты, моргнул голубыми глазами. – У меня зуб ныл, а он как-то об этом догадался. Рукой провёл по щеке и всё… Не ноет.
Борода усмехнулся и потёр широкой ладонью свою щеку, как бы убеждаясь ещё раз, что зуб не болит.
– Водка всё лечит, – сказал я.
– Да нет… Водка здесь не при чём, – Борода повернул голову в ту сторону, куда ушёл мужичок. Мне показалось, что Сашка не всё сказал о разговоре с ним. Но расспрашивать не стал. Борода такой человек: когда посчитает нужным, сам расскажет.
6
Почти час разговаривал с кладбищенскими землекопами Лещинский. Он застал их за работой, и на его вопросы они отвечали, не выпуская из рук ломы и лопаты. Четыре худых, крепких мужика без особого интереса поглядывали на Лещинского: он был хотя и «мент», но не по их части, и потому особой угрозы они в нём не видели. Не видели, впрочем, и особой причины откровенничать. Да, те пять могил рыли они, как и многие, которые есть на этом кладбище. Да, иногда приходится работать и ночами: дело такое, похороны ждать не будут. Работали ли в те ночи? А кто же это теперь упомнит, они учёта не ведут, всё на доверии, по совести. Нет, ничего особенного по ночам на кладбище они не замечали.
– А ты, лейтенант, – с плохо скрытой усмешкой сказал один из землекопов, старший среди них, наверное, бригадир, – ночь на кладбище посиди и всё увидишь.
– А что увижу? – спросил Лещинский.
– Всё – повторил мужик и как-то сразу потерял к лейтенанту интерес. Но Лещинский хорошо подготовился к встрече.
– Вот здесь могила Чесменской, – он поставил на наспех начерченной схеме кладбища крестик. – Так? А вот здесь вы в ту ночь работали, я проверил. Верно ведь?
– Может, и так, – пожал плечами бригадир.
– Но ведь здесь метров двадцать от силы! – провёл Лещинский карандашом прямую линию.
– А здесь вот кусты растут! – чиркнул бригадир грязным ногтем поперёк линии Лещинского. – Сквозь них ни хрена не увидишь. А потом, мы ведь не лежали: копали, долбили. Ничего не слышали, одним словом…
– А ещё бригады есть? Может быть, они копали в ту ночь? – спросил Лещинский.
– Есть ещё одна, – бригадир махнул рукой вдоль аллеи. – Там где-то, они заказную могилу копают. Но в ту ночь они не работали, это точно!
Лещинский распрощался с землекопами в твёрдой уверенности, что они знают больше, чем говорят. Но как он мог их уличить? Он пошёл по аллее в поисках других землекопов. Пройдя несколько кладбищенских кварталов, он увидел огромную кучу песка, которая перегораживала половину аллеи. На вершине сидел худой, цыганистого вида парень в спортивном костюме, и курил сигарету.
Обойдя кучу, Лещинский неожиданно оказался перед квадратной ямой, размером примерно три на три метра и глубиной метра два, обложенной по периметру мощными фундаментными блоками. В ней три мужика в голубых фирменных комбинезонах монтировали из гипсокартона стены, используя металлические стойки. В готовом углу необычного строения двое других начинали выкладывать паркет из ламинированных досок. Ещё двое вырезали в гиспокартоне окно. Рядом стоял приготовленный к монтажу белый стеклопакет.
– Не понял! – громко сказал вконец растерявшийся Лещинский.
На его реплику откликнулся только парень, что сидел на куче песка.
– А чего тут понимать? Богатенькому покойничку вечное жильё готовим. Родственники и друзья пожелали, чтобы он покоился в современном интерьере. Вот и лепим… – парень выплюнул окурок и спустился с кучи, подойдя к Лещинскому. Чёрные глаза с нехорошей усмешкой смотрели на лейтенанта. Лещинский решил сразу представиться и показал милицейское удостоверение. Парень кивнул головой, и крикнул тем, кто копошился внизу:
Конец ознакомительного фрагмента.