На этих же плечиках висел и его красный пионерский галстук. Взяв его в руки, Дима только и смог, что не весело улыбнуться, вспоминая прошлое. По его воспоминаниям, пионерской организации осталось жить около шести лет, а потом вся эта старая символика вместе с комсомолом и коммунистической партией советского союза полетит в тартарары.
Он только на мгновение задумался над этим, и принялся повязывать галстук. К его удивлению, руки прекрасно помнили, как это делается. Через минуту он уже с интересом разглядывал, дело рук своих.
Закончив с костюмом, он поглядел на себя в зеркало и ужаснулся. С костюмом и галстуком все было в порядке. Проблема была в прическе. Этот ужас, который он носил тогда на голове, опять вернулся. Его тонкие, вьющиеся волосы, никак не хотели ложиться в прическу. После нескольких расчёсывании они упрямо поднимались вверх, как знамя непобедимых. Он очень ярко вспомнил, как мучился тогда с ними и ничего не мог поделать. Они ни за что не хотели выглядеть красиво и аккуратно лежать в прическе. Сейчас, глядя на них, он только улыбнулся. Главное в том, что они есть, а не в том, как они лежат. Он только теперь смог осознать эту истину.
Немного помучившись с этими непокорными прядями он, наконец, плюнул на них.
Вернувшись в спальню, он нашел там свою сумку, в которой как он надеялся уже лежат нужные книги, иначе он их просто не смог бы собрать. Забросив ее, как и раньше, на плечо, пошел одеваться. Время для выхода в школу уже подошло.
Подошел брательник, бесцеремонно оттолкнул его от вешалки и стал одеваться. Дима немного опешил от такой наглости, давно с ним никто так не обращался, но немного подумав, успокоился. Это все-таки старший брат, ему можно. Пока.
Дождавшись, когда он наденет свое пальто и отойдет в сторону, Дима тоже стал надевать верхнюю одежду. Это было его старое пальто в крупную клетку. Он узнал его, увидев висящим на вешалке. Надев его, он только вздохнул. Время пуховиков и дубленок еще не настало. Придется довольствоваться тем, что есть.
Намотав на шею очень неудобный, мохеровый шарф, он заметил на той же вешалки свою кроличью шапку ушанку. Как ее можно было не узнать? Это была она, старушка, с которой он еще пройдет горки и снежные битвы, метели и зимние дожди. Она была еще новой, значит, ее только недавно купили.
Обувая тяжелые, зимние ботинки, он нашел взглядом сумку со второй обувью. Тогда еще школа требовала носить с собой вторую обувь, чтобы облегчить труд уборщиц.
Брат уже успел одеться и вышел в холодный коридор. Дима успел заметить, с какой неохотой он пошел на улицу. Он тут же вспомнил, что дела здесь и у него были не очень, пока классные отморозки или как их тогда называли «хулиганы» не закончили восьмой класс и не ушли из школы.
– Ничего брат, – быстро подумал Дима. – Все будет хорошо. И мы еще устроим здесь в школе, настоящую козью морду.
Он шагнул следом за братом, и его тут же поглотила морозная февральская ночь. Она обняла его давно забытым морозом и очень сильным ветром, с падающим снегом.
Глава 4
В их доме еще не было веранды, и поэтому дверь из коридора вела сразу на крыльцо. Здесь было светопреставление. Мело так, как будто наступил конец света, и демоны вечной ночи собрались окутать землю своим влиянием.
Видя эту круговерть, Дима только улыбнулся. Ему не надо было никуда ехать в такую погоду, а пройти пешком, пускай даже в мороз и ветер, это было ему не страшно.
Недолго думая, он распустил шнурки своей кроличьей шапки и ее теплые уши, покрытые кроличьим мехом, тут же закрыли его голову теплым щитом. Надел шерстяные варежки, и сделав два выдоха смело шагнул в эту снежную кашу.
Идти было легче, чем он думал. Тропинка была уже утоптана людьми, которые прошли здесь раньше. Ветер бил в спину и поэтому только подгонял идущего.
Дорога была длинной. Что-то около двух километров. Но она нисколько не пугала его. Он шел и вспоминал, как ходят в эту же школу дети его знакомых в его время. Почти всех возят на машине. Вдруг детки устанут. Он только смеялся про себя над этими страхами. И тогда и тем более, сейчас.
Жаль, что рассмотреть окружающий пейзаж он не мог. Мешала пурга, но он не грустил об этом. Еще насмотрится. Вот он пересек замерзшую реку с довольно высокими берегами и с небольшим пойменным лесом, сейчас почти до берегов забитую снегом. Здесь он только обратил внимание на то, что подвесного моста еще нет. Он будет построен летом следующего года.
Его путь теперь пролегал по улицам поселка. Здесь снежный буран был чуть- чуть слабее, его сдерживали стоящие рядом дома. Видно стало лучше, но темнота была еще непроглядная, редкие фонари очень плохо освещали путь. Поэтому он решил больше не вращать сильно головой, а ускорить свое движение.
Еще несколько минут неторопливым шагом и вот он влился в поток школьников, которые спешат на занятия. Поднялся по большому крыльцу школы и почувствовал, как застарелое чувство ненависти к этому заведению, в котором ему пришлось испить до дна чашу унижений, опять захватило его. Сжав зубы, он продолжил свой путь.
Дима плохо помнил, что ему надо делать дальше и где находится раздевалка. Школа была выстроена в форме римского дома со свободным пространством внутри кольца. В одном ее крыле были начальные классы, в двух других остальная школа. Раздевалка учеников представляла собой как будто клетки денников, из одного в другой дети переходили по мере их взросления.
Дима был в пятом классе, значит, по логике вещей, его клетка должна быть не далеко от входа. Поэтому надев вторую обувь у входа, и неся зимние ботинки в руке, он направился в этот загон. В нем он увидел несколько одноклассников, которые занимались там кто чем.
Девочки посмотрели на него как на пустое место и не ответили на его приветствие. Это были две классные красавицы и их серая мышь, которая тянулась к ним как луна к солнцу. Два одноклассника из простых, поздоровались с ним за руку.
Сняв пальто и шапку, он несколько секунд постоял, привыкая к мельканию лиц, проходящих мимо. Ему это очень сильно не нравилось, но поделать он сейчас ничего не мог. Он был интровертом. Сейчас, в восемьдесят пятом году, и слова то такого никто не знал, но он знал его очень хорошо, и прекрасно понимал, почему ему так не комфортно в большой толпе.
Наконец пребывание в раздевалке стало не выносимым, а тут еще одноклассники набирались. Приходилось со всеми здороваться. С кем-то, из параллельных классов, просто кивком, со своими одноклассниками, за руку. Надо было уходить, чтобы избавить себя от этих мучений, но он совершенно не знал, какой у них урок первым и в каком классе.
Наконец он увидел одноклассника, из простых, то есть не принадлежащего к верхушке класса и обратился к нему с вопросом.
– Олег привет. Какой у нас урок первым?
Тот удивленно на него уставился, но потом все-таки спросил
– Ты, и не знаешь? Ты же у нас все всегда знаешь.
– Хорош прикалываться. Лучше скажи, что у нас по расписанию. Я все забыл.
– Ну ладно. По-моему, литра. Пошли.
Подхватив сумку, Дима двинулся за своим одноклассником, судорожно пытаясь восстановить в памяти расположение школьных кабинетов. За время движения ему это почти удалось, и действительно они пришли почти к тому кабинету, о котором он подумал, двигаясь за своим провожатым.
За время пути ему на глаза попадались школьники, которых он помнил уже взрослыми мужикам и женщинами. Вот этот сопьется и умрет в снегу. Вот эта красивая девушка к сорока годам превратится в огромный бочонок с салом. Он шел мимо тех, с кем его когда-нибудь сведет жизнь, и удивлялся ее насмешливому отношению к людям.
Наконец они подошли к классу. Здесь возникло новое препятствие. Он совершенно не помнил с кем и где он сидел за партой. Его так много раз за пять лет учебы пересаживали, что эта мелкая информация давно испарилась из его памяти. И теперь он стоял столбом и не знал, куда ему сесть. А класс между тем наполнялся учениками. Дима наблюдал за ними стоя в углу у окна и вспоминал, вспоминал.
Вот появились красавицы, вот пришла зануда, староста класса. Перебирая их в уме, Дима вспоминал, кого, как зовут очень быстро, а ведь многих из них он после школы больше ни разу не видел. Некоторых уже после восьмого класса.
Наконец к нему подошла девочка с восточной внешностью и спросила – Дима привет. Ты домашку по алгебре сделал?
На что он только недоумевающе пожал плечами. – Нет.
– Почему? Ты же обещал мне помочь, – она капризно надула губы.
– Ну, извини. Забыл, – только и смог ответить он.
– Эх ты. А чего ты не садишься? Пошли, покажешь мне хотя бы, что нужно. Может, успею сделать на перемене.
И она потащила его по проходам к предпоследней парте. Похоже, это и было его место.
Дождавшись пока она сядет и покажет этим, где ее место, он сел рядом и начал доставать учебник.
Для начала вывалил на парту все содержимое свое сумки. Он так и не успел с ним ознакомиться, поэтому хотел сейчас понять, что он имеет.
Быстро пересмотрев все, что нашел в ней, он уже начал убирать ненужное обратно, когда услышал ехидный смех у себя над ухом.
– А чё это новенький тут делает? Порядок наводит?
Несмотря на прошедшие годы, Дима сразу узнал этот ненавистный голос классного хулигана, который изводил его три года, пока не ушел из школы после восьмого класса. Дима тогда струсил, и не дал ему достойного отпора. В результате почти все пацаны, присоединились к этой травле, которую устроил на него этот тупой и глупый хулиган.
В этой своей новой жизни, Дима уже был не намерен терпеть издевательства над собой, и у него очень сильно зачесались руки, от нестерпимого желания ударить в эту тупую ухмыляющуюся рожу. Но он сразу же сдержал себя. Рано пока было показывать всем, что он изменился. Нужно было привыкнуть к новой жизни, а потом уже менять ее. На это привыкание Дима отвел себе неделю и решил твердо придерживаться своего графика. Поэтому он только заискивающе улыбнулся, и вяло пробормотав что-то начал еще быстрее убирать все в сумку.
Хулигану, такая победа показалась не очень убедительной, и он для острастки скинул на пол несколько книг, гордо удалился.
Как всегда, класс был на стороне заводилы. Мальчишки боялись его, и радостно подхватывали все, что он делал, чтобы быть такими же «крутыми» как и он. Девочкам он нравился.
Дима так никогда и не смог понять, почему. Почему девочкам и девушкам всегда и во все времена нравятся такие придурки? Это было сейчас, это будет и позже, когда он уже вырастет и столкнется с братками, за которыми бегали эти самые девушки, в надежде стать подругой «героя». У него не было ответа. За свою жизнь он научился презирать женщин. В основном все, с кем он встречался, включая его жену, были меркантильными суками, которым нужны были только деньги и любовь. Причем именно в такой последовательности. И если они не получали первого, то быстро теряли второе и превращали жизнь мужика в ад. Те, кто послабее из мужчин, быстро ломались те, кто посильнее спивались, а самые сильные расставались с такими женами. Такая участь постигла многих его знакомых. Поэтому после своего развода он уже никогда не искал женского тепла и участия. Оно где-то было, он слышал о нем, но ему никогда не доводилось его испытать на себе. Он просто стал использовать женщин для удовлетворения своих естественных желаний, не больше. И сейчас глядя на этих хихикающих красоток, ему стало противно.
Быстро собрав в сумку не нужные книги, он оставил на парте только литературу, дневник и тетрадку с ручками.
Прозвенел звонок и в класс вошла учительница. Он помнил ее в лицо, уже не молодую женщину, сын которой учился с ним в параллельном классе, но имя ее прочно вылетело из головы.
Она поздоровалась с классом, посадила всех на свои места и неторопливо начала урок. Дима почти не слушал ее. Потому что то, о чем она говорила, уже всплыло из его памяти. Он понял это и заскучал. Стараясь не привлекать к себе внимания, он стал неторопливо листать дневник, чтобы познакомиться с набором предметов, которые они изучают. Затем перешел на учебник.
– Москаленко!
Раздался вдруг резкий окрик учительницы.
Услышав свою фамилию, Дима напрягся и, оторвав взгляд от учебника, посмотрел на учительницу.
– Ты, похоже, уже все знаешь?
– Почему вы так решили?
– Ведь ты же меня не слушаешь, а читаешь учебник.
Диме пока конфликты были не нужны, еще не пришло время. Поэтому он только извинился и, закрыв учебник, преданно стал взирать на преподавателя.
Увидев такое послушание, она быстро успокоилась и продолжила урок.
А Дима, не сводя преданных глаз с учителя, далеко улетел мыслями из класса. Надо было мысленно отшлифовать свой дальнейший жизненный план, чтобы не было никаких не предусмотренных нюансов. Конечно, он знал, что самый лучший план никогда не сможет предугадать появления бабушки на перекрестке, но это были нюансы, которые вполне можно было бы обогнуть или нивелировать дальнейшим планированием.
У него впереди пять лет школы и если он не предпримет никаких мер по изменению этой ситуации то, скорее всего, просто сойдет с ума. Потому что как он уже понял, находиться взрослому мужику среди детей долго, было просто невозможно. Слишком сильно отличается их мировоззрение. Значит, надо было, как он и думал переходить на экстернат, но для этого нужны причины. Так просто его бы не перевели на заочное обучение. Для этого нужно было привлечь тяжёлую артиллерию, ну, например, в виде отца. Это раз. А во-вторых нужно будет устроить в школе террор, чтобы учителя сами захотели избавиться от него. Причем ругаться с ними было нельзя. Им еще ему оценки ставить.
Устроить террор одноклассникам и другим ученикам нужно было тоже умеючи. Иначе, его вместо экстернатуры, отправили бы для начала в спецшколу, а потом на малолетку, если бы первое не помогло. Значит, террор должен быть только в виде защиты. Защиты от нападения старших. Это было довольно легко устроить, так как вспыльчивые старшие не терпели никакого неповиновения. Тем более к верхушке хулиганов школы принадлежали ребята не слишком умные, и их легко можно было вызвать на агрессию, а вот уже с ней он знал, как поступать.
Додумать он не успел. Раздался звонок и, дав домашнее задание, учительница отпустила всех.
Записав задание, Дима собрал сумку и двинулся вслед за остальными учениками в следующий класс.
Здесь было уже легче, потому что он знал, где он сидит и с кем.
Была алгебра. Он достал учебник и тетрадь и осмотрел ее. К его удивлению домашнее задание было выполнено. Значит, его исчезнувшее Альтер-эго, успел сделать домашку. Это радовало.
Во избежание конфликтов с хулиганами он не выходил из класса до звонка, делая вид, что повторяет домашнее задание, а сам напряженно пытался вспомнить, как это все решается. Ведь за все эти прошедшие почти тридцать лет после школы, ему ни разу не понадобилась алгебра, за исключением конечно института. Но и те знания о высшей математике и математической статистике он так и не сумел применить. Потому что было негде. Они оказывается нужны только здесь, в школе, а в жизни это пустой багаж, от которого надо избавляться, что он и сделал. А вот теперь сидел и вспоминал.
Алгебру преподавала самая взрослая учительница в школе. Людмила Сергеевна. Ей было уже за пятьдесят. Если рассуждать абстрактно, она была чуть старше его самого, прежнего. Он даже выругался мысленно.
– Хватит возвращаться к прошлой жизни. Ее больше нет. Надо строить новую, а в ней ты еще ребенок. Ребенок, который не может самостоятельно принимать решения, так как официально тебе еще нет восемнадцати, и ты несовершеннолетний, а значит не дееспособный. Здесь в новой жизни решения за тебя, пока, будут принимать родители, и ничего ты с этим сделать не можешь. Смирись уже и поступай по ситуации.
Хорошо, что он не привлек внимания Людмилы Сергеевны. Иначе пришлось бы возвращаться из мыслей на грешную землю и думать, что ей ответить. А это сделать очень непросто, когда твои мысли полностью заняты планированием своего дальнейшего существования.