– Готовность подтверждаем, – ответил Прохор.
– Старший помощник Тюрго, – повернулся я к Димону, тот сидел возле станции управления бес-пилотами и вожделенно крутил палец гант-манипулятора: – Снимите показания гражданских чипов у пассажиров.
– Так точно, мусье, обер-сверх-супер-капитан! – Подлец перенял тон Льва Николаевича. Взяв ординатёр-табло, он ушёл.
В рубке остались я и Прохор. Тот вдруг отпустил руль:
– Капитан Муссенар, полагаю, вы хотите сами отправить судно в полёт.
Нет, этот Прохор Фекан просто клад! Настоящий член экипажа. Я встал у руля, а Прохор вообще вышел из рубки. Он снова догадался, что я хотел бы оторваться от причалки в одиночестве.
«Э-э-э, Месть Сестры? – засопливила рация. – Причальные зажимы деактивированы. Начинайте манёвр. Коридор подъёма – триста».
Как можно более уверенным голосом я отчеканил:
– Есть коридор триста.
Неторопливо стал отводить рукоятку высоты. Корпус аэронефа снова дрогнул, а фигура отца исчезла из обзорного поля лобового стекла. Тень «Сестрёнки» быстро уменьшилась.
«Сестрёнка Месть» набирала высоту, как ракета. Я ревностно следил за каким-то частным дирижаблем с оболочкой, расписанной узорами. «Расписной» отчалил вместе с нами.
Я дал системе команду отслеживать дирижабль – тот поднимался на несколько метров быстрее нас. Тогда я переместил руль высоты на одно деление. Возросшая сила тяжести заставила меня ухватиться за перила.
«Тьфу-ты ну-ты, капитан Бориска, молодчик – закряхтела общая связь. – Поддай газу! Не боись, мы разом всех уделаем!»
Когда расписной дирижабль остался далеко внизу, я удовлетворённо вернул руль высоты обратно и стал разворачивать аэронеф, готовясь выйти на трассу.
5
– Видел тёлочку из второй каюты?
Димон бросил ординатёр-табло на стол навигатора, сел в кресло и крутанулся. Иногда он пытался вести себя как видавший жизнь мужчина, воображал, что уже отрастил бороду. Выглядело это комично.
– Старпом Дмитрий Тюрго, – принял я свой «капитанский» тон. – Полагаю, обращение «тёлочка» неприемлемо к клиенту, которому мы оказываем транспортные услуги.
Димон проигнорировал замечание:
– Молоденькая, как мы. Но сиськи – во!
Я встревожился. После случая с инфеткой Марин Лебэн, я не доверял молоденьким. В Моску, шляясь с однокурсниками по студенческим кабаре, я в каждой девушке подозревал зловредную инфетку. Из-за этого ни с кем и не познакомился. Даже на спектакли с Мими Вронской ходил с опаской. Слишком она напоминала мне Марин.
Я резко поднялся с кресла и открыл угловой шкаф. Когда-то там хранилось ружьё, которое давало осечку чаще, чем стреляло. Теперь в шкафу висели три новеньких ствола «Охотник По-по».
Преодолев соблазн вооружиться, я взял с полки аптечку и вышел, бросив Димону:
– Следи за рулём.
– Ха-ха. Презервативы что ли прихватил?
Определённо, надо как-то выправить дисциплину! У Димона никакого уважения к капитану.
Перед дверью второй каюты я задержался. Очень уж всё походило на случай с Марин. Только вместо кастрюли с кашей, я держал аптечку. Конечно, я поступал глупо, полагая, что пассажирка будет обязательно инфанкой. Но если я что и уяснил в жизни, то это факт – лучше выглядеть глупым, чем мёртвым.
– Открыто, – ответили мне на стук.
Я кашлянул и вошёл. Пассажирка сидела на откидной кровати с книгой на коленях.
– Борис Муссенар, капитан судна.
– Алёна Бастьен, э-э-э, торговка.
Димон, как всегда, всё преувеличил. Алёна старше нас. Ей лет двадцать. Волосы непонятного коричневатого оттенка, будто девушка не решила, в какой тон покраситься. А сиськи так себе, обычные. Симпатичная, слегка полноватая. Понятно, почему Димон ею восхитился.
Я открыл аптечку:
– Приветствую вас на борту аэронефа «Сестрёнка Месть», Алёна. Пардон, вам необходимо пройти верификацию.
Алёна взяла из моих рук упаковку:
– Проверка на инфанность? Ваш старпом только что сканировал мой гражданский чип. Если бы я была на инфанной терапии – это было бы указанно… Кроме того, по мне заметно, что я не подросток.
– Или верификация или мы расторгаем контракт об услугах перевозки.
– Вы говорите не тем тоном, каким следует общаться с клиентами.
– Есть причины.
– Хорошо, капитан, как скажете, – Алёна подозрительно быстро сдалась. – Этот тест… на него нужно…
По чистому просторному коридору я проводил Алёну до гальюна.
Ситуация так напоминала случай с Марин, что я стал подозревать: у меня психическая травма, из-за которой воспроизвожу события годичной давности.
Журчание за дверью гальюна прекратилось. Скоро появилась Алёна и протянула мне мокрый кусочек бумаги:
– Видите, капитан, я не инфанка. Хотя мерси за комплимент.
Осознав, какой я всё-таки болван, смутился и ринулся в свою каюту, пробормотав:
– Ещё раз пардон.
6
Ночную вахту несли я и Димон. Как можно спать, когда тебе семнадцать лет, а под твоим управлением аэронеф с новым мощным мотором, с новейшей бортовой электроникой и тремя бес-пилотами?
Димон притащил несколько банок алкоситро. Поначалу я хотел свирепо наложить на старпома дисциплинарное взыскание, но понял, что не стоило. Одно дело показывать авторитет перед Прохором или Генриеттой – они люди новые. Одно дело ругаться со Львом Николаевичем – он человек старый и не в своём уме. Димон – дело другое. Мы с ним немало пережили. И экзамены, и попытки проникнуть в кабаре, где подавали пудру, и драки с кадетами Военной Академии в Гранд Парке и студенческом кабаре «Ра-ра».
Как говорил преподаватель навигационной геометрии Андрэ Битов: «Капитан – это не только строгость, но и честность». Я по-честному хотел бухнуть с другом прямо в капитанской рубке. В нарушение всех регламентов.
После первой банки у Димона всегда заходил разговор о половых сношениях:
– Как ты думаешь, Алёна мне даст?
– Догонит и ещё даст.
– Как ты думаешь, Генриетта и Прохор шпехаются? – не унимался Димон. – А Генриетта и Лев Николаевич? Как думаешь, у старика ещё стоит? Что если Генриетта шпехается сразу и с Прохором и Львом Николаевичем? Присоединяйся, ты же любишь старых. Отшпехаете её втроём.
– Кончай, Димон, ещё услышит тебя кто-нибудь.
– Как ты думаешь, Генриетта тебе даст? Я же видел, что она тебе понравилась. А как думаешь, второй пассажир и Алёна шпехаются?
Чтобы увести разговор от сношений, я спросил:
– Кстати, а кто второй пассажир? У него самый габаритный груз, десятиметровый контейнер.
– Мутный тип. Вроде наш, имперец, но повадки ханаатца. По документам в контейнерах какие-то списанные шасси от бронепежо.
– Странный груз, – сказал я. – Понимаю, если бы он тащил металлолом в Нагорную Монтань или Сан-Свень, у них хорошо за это платят. Но зачем тащить лом в Кунград, в провинцию, где это самое железо добывают?
Но Димона не так-то легко сбить с любимой темы:
– Как ты думаешь, ханаатские тёлки шпехаются лучше наших? Я бы шпехнул ханаатку. Правда, у них сисяндры маленькие.
Чем сильнее Димон увлекался разговором о половых сношениях, тем сильнее я смущался и тревожился. Ведь я совершенно не разбирался в этом вопросе.
– Ты можешь говорить о чём-то другом, кроме шпеха и сисяндр?
– Могу. – Димон вскочил с кресла и натянул перчатку гант-манипулятора. – Чур, я первый.
7
Димон держал растопыренную ладонь в гант-манипуляторе, покачивая то вправо, то влево, при этом сам наклонялся корпусом, словно бес-пилотом управляло его тело, а не рука. Мне ужасно хотелось сорвать с Димона шлем телеуправления и закричать: «Теперь моя очередь!»
Но пришлось делать вид, будто мне безразличны детские забавы. Встал у лобового окна и всмотрелся в ночную черноту, где мигал зелёный огонёк бес-пилота.
– У-а-а! – воскликнул Димон. Сжал кулак и быстро растопырил пальцы – сигнал «максимальная скорость». Огонёк бес-пилота пропал в ночи. Снова сжал кулак и потянул руку на себя – бес-пилот так же быстро вернулся.
– Всё, – не вытерпел я. – Моя очередь.
– Обожди! Я придумал! Полетели к тёлочкам. Вдруг они шпехаются?
Димон вывел изображение с бес-пилота на один из сверхтонких экранов.
Камера бес-пилота перешла в режим максимальной светочувствительности. Борт «Сестрёнки Месть» ясно проступил на экране. Стали видны даже заклёпки на обшивке гондолы. Небо вокруг аэронефа превратилось в синий мерцающий фон из плывущих узоров и светлых точек – это звёзды, которые человеческий глаз не улавливал из-за постоянной пелены облаков над жилыми землями.
– Круто, – восхитился я. – Если гражданские бес-пилоты так видят в темноте, представь, как видят военные?
– Ща и мы кое-что увидим.
Бес-пилот обошёл правый борт аэронефа, качнувшись в струе из газотурбины, и приблизился к иллюминатору каюты. Камера снова адаптировалась и показала внутренности помещения.
Худощавый морщинистый мужчина стянул с себя ханаатскую рубашку без воротника. Повесив её на дверцу шкафа, встал на колени и начал бить поклоны, оттопыривая зад, прикрытый маленькими чёрными трусами.
– Фу, не то окно. Кстати, этот тот самый пассажир с железяками. Вероотступник проклятый. Поклоняется ханаатским чертям, вместо Иисуса-девы-марии.
Димон крутанул рукой, перемещая бес-пилот к иллюминатору каюты Алёны Бастьен. Я перестал делать вид, что мне неинтересно. Каюта была пуста, но за полупрозрачной дверью шкафа двигалась женская фигура.
– Вовремя, – довольно прокомментировал Димон. – Сейчас выйдет. Оценишь её сисяндры.
Дверь закрылась. Алёна была одета не в пижаму или бельё, как можно было ожидать, но в странное обмундирование: куртку, застёгнутую до самого подбородка и брюки военного покроя. Сев на кровать, она принялась зашнуровывать высокие ботинки на толстой чёрной подошве.
– Чего это она так вырядилась? – недоумевал я.
– Пухлые тёлки любят тёмное. Стройнит.
Любительница тёмного, достала из сумки шапочку, натянула на голову и опустила на лицо – на шапке были вырезы для глаз и рта. Из той же сумки она достала небольшой ломик и фонарик. Ломик сунула за пояс, а фонарик надела поверх шапочки. Осторожно подошла к двери. Отодвинула и выглянула в коридор.
Я метнулся к экрану и вывел на него изображение коридорной камеры.
Убедившись, что в коридоре никого не было, девушка выскользнула из каюты и двинулась к лазу в трюмовую гондолу.
Димон снял шлем и тоже смотрел на экран:
– Воровать пошла?
– Следи за управлением, – приказал я.
Выхватил из шкафчика ружьё и выбежал в коридор.
8
«Опять баба в трюме. Если такое повторится в третий раз, я стану женоненавистником. Одни проблемы от них. Особенно от молоденьких… Впрочем, Марин была старушкой. Иисус-дева-мария, способность баб создавать проблемы не зависит от их возраста» – так думал я, шагая по трюму и корябая пальцем рифлёную поверхность приклада ружья.
На этот раз в трюме полнейшая темнота. Впереди мелькнул свет фонарика. Петляя меж ящиков и стеллажей, я подобрался к источнику света. Стоя на коленях, Алёна взламывала дверь десятиметрового контейнера, принадлежащего ханаатцу.
– Попалась, – крикнул я и вышел из укрытия. – Руки вверх!
Алёна замерла. Потом резко развернулась и метнула ломик – со свистом он ударил в ружьё, выбивая из рук. В следующую секунду Алёна уже выкручивала мои руки за спину и била меня головой об ящик:
– Имбециль, не смей так подкрадываться. Могла бы и убить тебя!
Да что же это такое? Вместо того чтобы объяснить, чем бабы занимаются в трюме моего аэронефа, они начинают меня обвинять. При этом бабы всегда мастера рукопашного боя.
Алёна ударила меня последний раз и отпустила. Стянув с головы шапочку-маску, сказала:
– Пардон, капитан. Дело такое, что я не могла иначе. Я всё объясню.
– Ага, – я чуть не плакал. – Вы все говорите, что объясните, но все ваши объяснения – ложь.
– Борис, меня зовут Алёна Бастьен, я агентка Имперской Канцелярии.
– Пф! В этом трюме я встречал принцессу. Агентка канцеляритов – слабая выдумка.
Алёна достала из кармана удостоверение и ткнула мне в лицо, продолжая:
– Под видом торговки я захожу на аэронефы и досматриваю груз. Да, я знаю, что проще провести досмотр вместе с капитаном. Но моя задача не просто обнаружить груз или арестовать того, кто его провозит, а отследить конечную точку назначения. Для этого я тайно осматриваю крупногабаритные контейнеры. Уже восьмой аэронеф…
– Контрабанда?
– Гостайна.
– Чёрная пудра?
– Борис, – вздохнула Алёна. – Канцелярия не занимается ерундой. Пудровозов ловят жандармы.
Меня оглушил треск ломаемых досок и звон разорванного металла. Посыпались щепки и пыль. Мою щёку оцарапала просвистевшая мимо железяка.
Невидимая сила выбила изнутри одну из стенок контейнера, который ранее пыталась взломать Алёна. Внутри контейнера вспыхнул сноп электрического света, словно кто-то водил мощным прожектором. Сам гигантский контейнер закачался и запрыгал, касаясь верхушкой потолка. Вместе с ним раскачивались и трюмовая гондола с аэронефом.
– Иисус-дева-мария, – взвыл я. – Что это?
– То, что я искала, – закричала Алёна. – Но почему ЭТО живое?
Контейнер окончательно распался. В центре трюма на нескольких полусогнутых лапах стояло огромное механическое чудовище. Вместо глаз у него было два прожектора. Один, правда, тускло мигал, будто садилась батарейка. Остальное тело терялось в темноте.
Я достаточно разбирался в технике, чтобы узнать чудище – это австралийский механикл. Боевые самоуправляемые машины часто показывали в военной хронике, иллюстрируя зверства австралийцев. Во время войны, они убили немало наших бойцов. Но для нас, пацанов, механиклы были чудом техники. Мог ли я предположить, что это чудо окажется в трюме моего аэронефа?
Алёна выхватила из-за пояса пистолет и подобрала моё ружьё:
– Я его отвлеку, а ты беги в рубку и отцепляй трюмовую гондолу.
– Весь груз потеряем… – заныл я. Хотя понимал, что лучше потерять груз, чем жизнь.
Перебирая лапами, механикл принялся крушить контейнеры. В воздухе разлился запах духов, цистерну с которыми он перерубил лапой. В мечущемся свете прожекторов я видел, что на концах его двух передних лап крутились пулемётные дула. Слава Иисусу-деве-марие, у него не было боеприпасов!
– Беги!
Я не стал ждать повторного приглашения и полез вверх по лестнице. Из рассечённой щеки лилась кровь, из-за неё мои руки скользили по перекладинам лестницы. Добравшись до верха, бросил последний взгляд на Алёну.
Она вышла из-за укрытия и сделала несколько прицельных выстрелов, высекая искры из корпуса механикла. Он направился в её сторону, раскидывая ящики с посудой, которые хозяин заботливо обернул в несколько слоёв поролона. Алёна перебежала в дальний угол гондолы.
Я бросился по коридору к рубке. За дверями кают слышались голоса:
– Тьфу-ты ну-ты! Хто дверь заблочил? Бориска, сопляк, опять за старое принялся?
Ему вторила Генриетта из своей каюты:
– Что происходит? Почему аэронеф качается? Почему мы заперты?
Только Прохор молча долбил в двери своей каюты чем-то тяжёлым. Дверь уже вздулась пузырём и почти вылетела из проёма.
Но я и сам задавался подобными вопросами. Что происходит? Почему двери заперты? Какое это отношение имеет к механиклу в трюме? Заблокировать замки кают можно было только из капитанской рубки.
Я вбежал в рубку:
– Димон, почему каюты…
Димон забился в угол. Выставив перед собой ружьё, повторял:
– Не подходи, пристрелю, не подходи, пристрелю!
На него надвигался пассажир номер два, владелец контейнера с механиклом. Морщинистый ханаатец был в тех самых неприлично маленьких трусиках, в которых молился своим богам. В руке он держал кривой ханаатский кинжал, чья форма напоминала кривизну его ног.
– Не подходи, пристрелю! – повторил дрожащим голосом Димон.
Дурак, как он стрелять собрался? Он же не переключил предохранитель. Не размышляя далее, я прыгнул на спину ханаатца, выкрикивая: