– Хорошо, я помогу тебе, – сказал я. – А твои старейшины отправят меня домой. По рукам?
Я протянул мальчику руку. Но он не пожал ее, а только подозрительно посмотрел на меня.
– Что не так? Тут разве люди не жмут друг другу руки?
– А зачем?
– Чтобы поздороваться, заключить соглашения, да просто из дружеских чувств.
Парень осторожно пожал мою руку своей худенькой, замершей ручкой.
– Ты бы перчатки надел, а то у тебя руки, как у мертвеца холодные.
Парень ничего не ответил, но, достав перчатки из кармана своей утепленной куртки, надел их на руки.
– Слушай, а как мы найдем твоих странников? Пока я тут был, людей не видел. Да и как нам помогут эти путешественники, если появится крестоносец или еще кто?
Мальчик пожал плечами.
– Ты поспишь, а я сбегаю, поищу их снаружи. Когда найду, вернусь за тобой и мы нагоним странников. А насчет крестоносцев и других скажу так: они не подходят к ним. Когда ты рядом со странником, крестоносцы тебя будто не видят, а при пересечении границ лучше спрятаться в повозке, их не осматривают. Чистильщики и миротворцы тоже не подходят к странникам без нужды, а судьи вообще сидят себе в своих хаусах-убежищах внутри секторов, им нет особого дела до других. Надеюсь, нам повезет.
– Ладно, будь по-твоему, – сказал я, уже проваливаясь в сон, но какая-то тревожная мысль, появившаяся на границе моего сознания, заставила вновь открыть глаза.
Мальчик уже направился к выходу из подвала. В этот момент я понял, что меня еще тревожит, не позволяет заснуть. Окликнул его.
– Постой. А как далеко нам идти и сколько времени у тебя осталась до вакцинации?
– Идти далеко, но со странниками выйдет быстрее. А сколько до вакцинации, не знаю. Когда я потерял часы, то оставалось около половины от моего лимита, но это было давно.
– А кто заставил вырасти мертвые грибы и откуда взялись эти крестоносцы, миротворцы?
– Не знаю.
Сквозь тягучие оковы сна я задал последний вопрос.
– А как мы пройдем через туман?
– Забудь о тумане, спи. Больше он не появится.
Уверенность мальчишки передалась и мне. Я закрыл глаза и отпустил тревоги и переживания дня, погрузившись в сон.
Глава 4. Странники
«И дам двум свидетелям Моим, и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище.
Это суть две маслины и два светильника, стоящие перед Богом земли.
И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрет врагов их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту».
Стих 3, 4, 5, глава 11 Откровение Иоанна Богослова
И был день. Я стоял в поле, которое поросло чертополохом и прочей сорной травой. Земля была сухая. Невдалеке от меня стоял одноэтажный дом. Хотя правильнее его было назвать бараком. Вокруг него был сад, в котором стояло множество сухих яблонь, но были и такие, на которых еще сохранилась частично листва. Было душно, в траве стрекотали кузнечики, стояло настоящее пекло. Вблизи дома бурьян практически вырос с саму постройку.
И я двинулся по полю к бараку. Сухие стебли травинок больно кололи, словно иглы, проникая через ткань брюк. Стрекот кузнечиков нарастал. Внутри меня рождалось странное чувство, с одной стороны, любопытство, с другой – предчувствие чего-то плохого.
Окна дома были заколочены досками, а в некоторых местах и большими листами фанеры или оргалита. С невысокой крыши вспорхнула какая-то серая птичка, наверное, воробей. А с ветки одной из яблонь подала голос старая серо-черная ворона. Скрежетание ее голоса диссонировало какофонии кузнечиков. Я вздрогнул и на мгновение остановился, услышав неприятный звук.
Вот и дом.
И я с трудом стал пробираться, разрывая руками стебли сухой травы, переплетенной в тугие косы. В нос попала пыль и я чихнул. Трава вплотную подступала к дому и упорно не хотела пропускать вперед. От работы на моем лбу выступил пот. Дыхание сбилось.
Наконец, я прорвался к одному из окон. Дернул руками лист фанеры. Оказалось, он практически не закреплен и я вместе с ним отлетел обратно в густую высохшую повитель, улегшуюся поверх сухостоя.
Встав, я отряхнулся.
– Твою душу! – выругался я, когда заметил на моей ладони глубокий порез и кровью запачканные брюки.
У чернеющего проема на меня нахлынули смешанные чувства радости и страха. Подоконник был невысокий, поэтому я беспрепятственно проник внутрь, перешагнув через него, и попал в небольшую пустую комнату, стены которой были поклеены отходящими от нее выцветшими желтыми обоями, с каким-то причудливым рисунком.
И я прошел ее и вышел в темный коридор. Тут меня в затылок кто-то ударил. Я понял, что падаю.
Я проснулся.
Открыв глаза, я увидел недовольное лицо Фреда, который трепал меня за грудки.
– Слава судье, проснулся! Нам нужно поторопиться, если мы хотим успеть за странниками. Я видел двоих из них.
Тело ужасно замерзло. Руки и ноги задеревенели. Мой разум не сразу принял действительность, отказываясь верить, что события прошедшего дня и нынешнее мое место и время пребывания реальны, а не часть сна.
Когда мы оказались на улице, мне показалось, что там стало намного светлее. Серый цвет уже не казался таким унылым и монотонным. Он словно заиграл разными оттенками. Ветер дул мне в лицо, сметая остатки сна. Я чувствовал в каждой клеточке своего тела усталость и боль, но от этого был только счастлив. Если у тебя что-то болит, значит, ты еще жив.
Фред не был настроен на разговоры, он тут же отвернулся и быстрым шагом направился к выходу. Я последовал его примеру, что далось мне с трудом.
Как же так вышло? Вот живешь себе, работаешь, воспитываешь ребенка, а потом раз – мир выворачивает наизнанку все, что было тебе привычно. Законы, по которым ты жил, превращаются в пустой звук. Цели, которых ты пытался достичь, рассыпаются прахом. А виной тому чье-то безумное решение нажать на «красную кнопку». И вот здравствуй, первобытный строй. Хотя нет, общество и цивилизация все-таки еще сохранились.
Мальчик стал ускоряться. Я же и в прежнем темпе еле за ним поспевал. Сил на рывок не было и расстояние между нами стало медленно, но уверенно увеличиваться. Я окликнул Фреда, но ветер унес мои слова и мальчик не услышал меня. Через какое-то время усталость и колющий бок заставили меня остановиться.
«Да, нельзя недооценивать детей. Кажется, он еще маленький, а на деле, меня, взрослого мужика, как нечего делать обогнал».
Наконец Фред заметил, что я отстал, и остановился, ожидая, когда я его нагоню.
– Валера, я ожидал от человека «из-под времени» большего, слабоват ты оказался.
Слова Фреда меня задели, но обижаться на них не было времени.
– Да уж, давно не бегал!
– Вон там странники. Сейчас они подойдут к углу дома, – сказал мальчик, махнув рукой в сторону дома-великана, который был наполовину разрушен и стоял от нас на удалении трехсот-четырехсот метров.
– Вот и замечательно. Побегу за тобой и дальше.
Но парень не спешил бежать.
– Я должен тебе кое-что сказать, – немного смутившись, сказал мальчик.
– И?
– Я о торгах со странниками. У меня ничего нет, что им можно предложить, да и у тебя тоже. Но ты торгуйся едой, водой или оружием, которое они получат в моем секторе. Можешь пообещать им уплату налога за проход через нашу зону на два цикла вакцинации.
Я по сути понятия не имел, чем мне предстоит торговаться, но уяснил, что без странников нам не выйти из проклятой пустоши. У меня возникал только один вопрос – если у нас ничего нет, то с чего странникам нам верить, где гарантии того, что мы не обманем?
– А с чего ты взял, что эти странники мне поверят?
– Будь убедительным и будем надеяться, что нам повезет. Пообещай им в качестве залога твою и мою свободу.
Слова мальчика звучали резко.
Я кивнул головой, и мы снова пустились в путь. Бежать стало намного легче. Тело успело привыкнуть к нагрузке и все реже давало о себе знать в виде покалываний в боку. Мы завернули за угол и я увидел странников.
Две бесформенные фигуры виднелись на расстоянии полусотни метров впереди. Именно в этот момент я задался вопросом:
«Как следует говорить с ними? С чего начать разговор?»
Я же толком ничего не знал об этом мире. Ни его традиций, обычаев, ни манеры поведения. Та реальность, к которой привык я, жила по законам и была предсказуема. На то и государство, чтобы делать нашу жизнь прогнозируемой и стабильной. Как общаться с людьми в мире, где тебя могут взять в рабство и продать, как вещь или просто лишить жизни?
– Как мне начать разговор? – спросил я, переходя на ходьбу.
– Привлеки их внимание, окрикни, а когда тебя заметят, иди к ним с поднятыми руками. Так будет безопаснее для тебя и меня, а то могут стрельнуть.
– Вовремя ты вспомнил о безопасности. Мог бы и раньше сказать, – упрекнул я Фреда.
– Подойдешь, назовешься и скажешь, что ты хочешь.
– А что я хочу?
– Мы хотим добраться домой в сектор семь.
– А что насчет номеров, у тебя он есть, а у меня нет?
Мальчик задумался.
– Ну, назови только имя, думаю, этого будет достаточно. Они вообще-то немногословны. Так что все будет нормально.
«Да уж, будем надеяться».
В тот миг я подумал о своем сыне и решил, что он бы не смог сделать в такой ситуации и десятой части того, что делал Фред. Общался и мыслил мой новый знакомый как взрослый человек, хотя некоторая детская наивность все еще сохранилась в нем. И все же уже не было больше в мальчике ребенка, видно, в сером мире нет места детству. Из-за того, что мой сын был просто ребенком, мне вдруг стало стыдно перед Фредом, который был лишен этого счастья. Неожиданно я почувствовал свою вину за то, что дети будущего так быстро взрослеют. И пусть не я бомбил Россию, но мной ничего не было сделано, чтобы это предотвратить. Хотя, что может изменить такой обычный человек, как я?
Предстоящая авантюра все меньше и меньше нравилась мне, но отступать было поздно. Да и других вариантов, как добраться домой, у меня не было.
Больше поговорить нам не удалось. Нас заметили. Один из странников остановился и повернулся к нам. Он тут же окликнул второго и направил на нас свое оружие. Я благоразумно поднял руки вверх, как и Фред, но он это сделал на мгновение раньше меня.
Из кожуха второй странник достал бинокль. Он рассмотрел нас, после чего махнул нам рукой, предлагая подойти. Когда до странников оставалось метров десять, один из них поднял руку вверх, приказывая нам остановиться.
С близкого расстояния мне удалось разглядеть этих людей. Они были одеты в маскирующую одежду защитного цвета армейского образца, с множеством кармашков, которая имела мешковатый внешний вид. Одежду странников подпоясывал широкий армейский ремень, его бы я ни с чем не спутал, так как полтора года сам носил такой. На нем крепились кобура, по паре кожухов, фонарь и чехлы с ножами. На их спинах были среднего размера рюкзаки, о содержимом которых я мог только догадываться. На ногах у них были обуты берцы. Хотя их лиц почти не было видно, но я понял, что один из них – мужчина, а другой – женщина. Возле странников стояла тележка, накрытая грязным брезентом, в которую были запряжены семь собак. Я не очень разбираюсь в породах, но, по-моему, это были лайки или хаски. Мужчина держал на изготовке странного вида винтовку. У нее была визуально сильно утяжелена дульная часть. Женщина просто смотрела на нас, держа в руке бинокль.
Чем ближе мы приближались к странникам, тем более неуверенно я себя чувствовал. Щемило в груди, рот пересох, в руках появилась легкая, предательская дрожь. Я не переговорщик и не дипломат, оружие же, направленное на нас, могло в любой момент выстрелить.
Порывистый ветер дул нам в лицо, кидая пригоршни песка прямо в глаза. Из-за этого они стали слезиться, по крайней мере, у меня. Фред шел позади и о его присутствии я знал только по звуку шагов паренька.
Дальше все происходило так, как мы с Фредом и предполагали. Я сказал, что нам нужно попасть в зону семь, представился сам и за мальчишку, сказал, что готов заплатить едой или водой по прибытию на место. Про гарантии в случае неисполнения нашего поручения я говорить не стал, сама мысль стать рабом повергала меня в глубокое уныние. Вообщем мне даже подумать было противно о возможных неблагоприятных последствиях. Странники слушали меня молча, пристально глядя на нас.
Когда я закончил, они переглянулись. Мужчина что-то негромко сказал женщине. Она так же неразборчиво ответила ему, после чего задала вопрос мне:
– Как вы тут оказались?
Вопросов я боялся больше всего. Меня пробил холодный пот. Я почувствовал себя учеником, который не выучил урок. Вообще в школе был хорошистом, но когда ее окончил, мне долго снились сны, даже тогда, когда стал работать, что стою перед школьной доской и не знаю, что ответить учителю.
«Как ответить на вопрос, ответ на который не знаешь?»
Ситуацию спас Фред.
– Валера, говори им правду, все равно они все узнают. Расскажи им, как мы убегали от собак, как попали в бурю.
Теперь мне оставалось только включить фантазию, что я и сделал. Когда мой рассказ был окончен, по лицам странников мне стало ясно, что их удовлетворила моя история.
– Осмотри их, – скомандовал мужчина.
Женщина сняла защищающую ее лицо повязку и подошла к нам. Она стала бесцеремонно ощупывать нас. Начала она с меня. Вблизи я рассмотрел ее получше. На вид она была мне ровесницей, черты ее лица были немного грубоваты, а на правой скуле красовался старый шрам. От нее довольно сильно пахло какими-то духами. Если в обычной жизни это не вызвало бы у меня никакого удивления, то в мире после ядерного удара это казалось каким-то гротеском. Не обнаружив ничего интересного, она сказала:
«Смотри вперед и стой на месте, не двигаясь».
Сама же пошла к Фреду.
Закончив досмотр, она направилась к мужчине.
– Хорошо, следуйте за нами, – сказал он, поворачиваясь к нам спиной. – Ближе чем сейчас не подходите, если только мы вас сами не позовем.
Так мы и шли по мертвому городу, дважды останавливаясь на большие привалы, когда не только ели, но и спали. От Москвы остались руины. Редкие дома сиротливо возвышались над холмистой пустыней, где ничего не росло и ничего живого не обитало. Они выплывали из серой дымки, как айсберги в океане.
Дымка напомнила мне о тумане, и я содрогался от мысли, что он может вернуться и, поглотив нас, бросить на бетонную плиту, лежащую на рельсах метро возле станции «Выхино».
Собаки неспеша шли, таща, видимо, нелегкую телегу.
«Интересно, что скрыто под брезентом?»
Пока шли, мы разговорились с Фредом. Говорили о разном – простом и сложном.
– А как вы отличаете день от ночи? – поглядывая искоса на паренька, спросил я.
Фред непонимающе посмотрел на меня.
– Что такое день и ночь?
– День – это когда светло и на небе солнце, а ночь, когда темно и светит луна.
Фред пожал плечами.
– У нас тут нет ничего такого. Всегда так, как сейчас. А небо и земля постоянно одного и того же цвета.
Это было странно. Даже если на небе была плотная завеса облаков, что стало результатом взрыва, они хоть как-то должны были бы меняться: там, где они были бы гуще, то выглядели темнее, где тоньше – светлее. Да и в разное время суток они должны были отличаться друг от друга.
Фред о чем-то задумался, а потом спросил:
– Расскажи мне, а каким был мир до того как распустились красные тюльпаны и вырос мертвый гриб?
Простой вопрос, но что ответить на него ребенку из такого вот будущего.
– Он был… Он был понятным, а еще уютным. Наверное, мы жили в лучшее время, какое только было в истории нашей страны. Были государства, в которых жизнь была совсем плохой, да и в России, эта наша страна, тоже было не везде одинаково. Но я жил в Подмосковье, Москве и сам не понимал тогда, как мне повезло. Время, в котором мне довелось жить, было золотым, а место – тихой гаванью среди бушующего моря. Я и люди вокруг просто не понимали этого. Но так уж у людей заведено: человек не может понять, когда он счастлив, до тех пор, пока не лишится его. Поэтому счастье для нас – это или то, что уже было, или то, что еще только будет.