Обычно мы с Фёкой любили гулять по городу. Особенно жена любила сидеть в беседке на самом верху пешеходного мостика, перекинутого через тоннель-автомагистраль. Но это было в те редкие минуты, когда я бывал свободен.
«Может я мало внимания уделял Фёке, и она разлюбила меня? Ну да, конечно! До такой степени разлюбила, что предала, убила нашего ребёнка! Никогда не прощу! Куда теперь? Не видеть бы никого», – ноги сами понесли меня туда, где сейчас было тихо и темно, в парк. Мне захотелось укрыться ото всех в его чаще. Забыться. Жизнь кончена. Моя работа никому не нужна, дома и семьи у меня нет. Всё вокруг – ложь. Одни уроды! Провалились бы все к чёрту, мир ваш. Не видеть бы никого. Я шёл в темноте парка пока не наткнулся на скамейку, больно ударившись. Сел, растирая ушибленное колено. Голова гудела, я откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. То ли сказалось, что я перенервничал, то ли, что выпитое вино, наконец, дало о себе знать, но я уснул.
* * *
– Просыпайтесь! Просыпайтесь! – писклявый голос зудел надоедливым комаром, я отмахнулся и получил грубый тычок в плечо.
– Что надо? Что пристал? – я попытался встать. Тело затекло и плохо слушалось. «Пора матрас менять, амортизация ни к чёрту. Надо сказать Фёке, пусть… Фёка!», – воспоминания обожгли, я опомнился и резко сел. Яркий свет ударил в глаза, заставив зажмуриться, а когда открыл глаза, то увидел толстого низкорослого человека в форме охранника правопорядка. Он стоял, уперев руки в бока. В шаге позади него – второй, за светом фонарика, который он направил мне в лицо, я видел лишь его силуэт.
– Очухался? – проговорил коротышка. – Вы арестованы по обвинению в покушении на убийство. Прошу следовать за нами! Ваши права будут вам зачитаны в машине. Руку! – он схватил меня за запястье. Там, где должен был быть мой браслет, щёлкнул наручник. Моего браслета-идентификатора личности не было! Впервые за всю мою жизнь на моей руке не было браслета. Такого быть не могло. Это то же самое, как если бы не было меня, как будто мир отрезал меня от себя, выбросил вон и забыл, что я существую. Без браслета я не мог ни с кем связаться, ничего купить, никуда зайти. Если только на работу и домой, где в сканеры внесена биометрия лица. Но на работу мне теперь уже не нужно, как, впрочем, и домой. Да и был ли у меня дом? Навалилось одиночество. Мне стало страшно.
– Где мой браслет? – голос мой сипел, и я прокашлялся.
– Ваш браслет у нас. На время следствия вы лишаетесь права им пользоваться. Прошу следовать за нами, – он потянул меня за руку.
Я растеряно смотрел на него. Арестован!
– Хорош тормозить! Пошли уже! – второй тряхнул меня за плечо.
Его грубость прогнала страх.
– Руки убери, – разозлился я, но поднялся. Да чёрт с ним с браслетом. Я есть я, а не какой-то там идентификатор личности. «Бежать!» – мелькнула мысль. – «Глупо, да и куда бежать-то? А плевать, пусть будет, как будет. Вот и выход, не жить же мне вечно в этом парке. А в дом к Фёке и Клео, я больше не вернусь, никогда! Ноги моей не будет, пока они там. Явно Клео донесла, гадина. Жаль, что не придушил её совсем. Плевать, пережду в полиции, а пока потребую развода с Фё… Феклиссой, и пусть выметаются из моей квартиры. Она передана Наукоградом мне, и именно я выплачивал за неё рассрочку. А эти обе пусть катятся! Вернусь, чтобы и духу их не было".
Коротышка бодро шагал на полшага впереди меня по мокрой асфальтированной дорожке, которая петляла среди тёмных деревьев. Снова заморосил дождь, луна пряталась за тучами, и только редкие фонари едва освещали парк. Должно быть, была глубокая ночь. Я оглянулся. Второй шёл за мной и, увидев мой взгляд, мотнул головой, чтоб я поторапливался.
В тесном полицейском электромобиле было жарко и душно, не смотря на то, что на улице похолодало. Я этому был даже рад. Хотелось тепла, чтобы согреться и унять дрожь, которая меня колотила, то ли от того, что я сильно продрог, полночи проспав на скамье во влажной от дождя одежде, то ли нервное. Сквозь бронированные стёкла мелькали яркие пятна, растянутые дождевыми струями в рваные переплетающиеся разноцветные линии. Элизий плакал и растекался зданиями. Оплакивал меня. Мою конченую жизнь.
– Куда вы меня везёте?
Второй, который уселся рядом с водителем, недоумённо глянул на меня, пожал плечами и отвернулся.
Коротышка пробормотал:
– Куда-куда. В тюрьму. Куда же ещё преступника вести?
– В Башню Мира?
– У нас в Элизиуме одна тюрьма, – он навалился на меня и вытащил из заднего кармана брюк небольшой планшет. – Я должен зачитать ваши права, – и, не отрываясь от экрана, забубнил монотонно и нудно.
Я не смог подавить тяжёлого вздоха, и коротышка пропищал:
– Сидите спокойно, и так тесно.
Второй хмыкнул:
– А я тебе сто раз говорил, что надо меньше жрать, ты скоро и один-то не поместишься, – он и водитель засмеялись, я усмехнулся, и тут же получил довольно ощутимый тычок в бок. Толстяк захлопнул планшет, и проворчал:
– А я не могу питаться одной жвачкой, как ты.
У второго покраснели уши, но он ничего не ответил, только клацнул мини-тубус, и уши патрульного мерно задвигались. Видимо, он принялся за очередную жвачку. Теперь уж захохотал коротышка, ему было вторил водитель, но второй так глянул на него, что у того смех перешёл в кашель. Всю оставшуюся дорогу молчали.
Сквозь бронированные стекла электромобиля я смотрел на никогда не засыпающий Элизиум. Скоро впереди слева увидел огромный смазанный дождём разноцветный силуэт Башни Мира. «Смазанная гармония», – мелькнуло в голове. «Смазанная гармония»…
***
Вспомнился день, когда нас, первоклашек, возили из моего родного элизия «Донские просторы» на экскурсию в Элизиум. Мой детский восторг от увиденного: слияния круговых огней этажей, уносящейся в небо Башни Мира, в огромную сферическую радугу. Помнится, Учитель тогда так и сказал, что радуга Башни Мира – самого высокого двести пятидесятиэтажного здания Элизиума, единого центра управления Землёй – символизирует единство и гармонию нашей цивилизации; что каждый её цвет – необходимая часть этой всеобщей гармонии.
Самые нижние этажи Департамента Юстиции, Правопорядка и Религиозного Согласия – переливались красно-рубиновым цветом.
Над ними чётким оранжевым поясом обозначился Департамента Энергетики и Ресурсов.
Он переходил в радостный солнечно-жёлтый цвет этажей Департамента Сельского хозяйства и Продуктов питания. Человечество отказалось от искусственной замены продовольствия и обратило свой взгляд на уникальные свойства растений, которые росли круглогодично и почти в любой точке Земли чему способствовали технологии климатического регулирования. Но были и любители мяса животных, рыбы и птицы, во множестве выращиваемых частными ферми, расположившимися вокруг городов – Элизиума и элизий. Впрочем, фермерские продукты пользовались всё меньшим и меньшим спросом.
Солнечно-жёлтый цвет перетекал в зелёный почти изумрудный цвет Департамента Человека и Охраны среды обитания. В нём решались все вопросы, связанные со здравоохранением и социальным здоровьем человека; охраной природы и изучением природных явлений; чрезвычайными ситуациями и катастрофами; урбанизацией в природной среде.
Почти сливаясь с небом в солнечный летний день, голубым цветом сиял Департамент Промышленности и Бизнеса. Искусственный интеллект при моделировании и планировании экономического развития Общества, объединённого в единый организм, не только обозначил необходимость сверхкрупного промышленного производства, но и позволил чётко организовать его процессы, анализируя потребности и желания людей и мгновенно реагируя на поставленные ему задачи о перепрофилировании. Однако люди сознательно отказались от тотального укрупнения и полной роботизации, давая возможность каждому выбрать занятие по душе и способностям. Роботов разрешалось использовать только на тяжёлых, вредных или механических работах; на работах, требующих ювелирной точности, быстрого расчёта и реакции, а вся область творческого труда оставалась за человеком. Машины считали своими помощниками, но никак не заменой себе. А потому повсеместно процветали эксклюзивные бутики – пошивочные, салоны красоты, обувь и шляпки на заказ, выполненные вручную, домашняя расписная утварь, фермерские продукты и прочие, и прочие. И совсем не обязательно, что покупатель этого эксклюзива должен быть в шаговой доступности. Через интернет вещей каждый такой маленький шедевр можно было приобрести из любой точки Земли, исключая только услуги, которые требовали непосредственного присутствия их покупателя.
Голубой плавно перетекал в синий цвет Департамента Науки, Образования и Культуры.
И уже в самой вышине, высоко в небе Башню венчал огромный вращающийся купол. Именно там ежегодно проходил Планетарный Конгресс Мира, где подводились итоги года Общественного Сотрудничества и согласовывались планы планетарного развития на будущий год. Именно вон из той яркой фиолетовой точки, снизу похожей на сияющую звезду, через глобальный искусственный интеллект устанавливалась одновременная связь с каждым человеком, где бы он ни находился. Может быть, в этот единственный день года каждый чувствовал, что он не одинок и что он часть великого сообщества, и не просто часть, а именно у него в руках ответственность за жизнь и процветание планеты Земля. Двадцать пятого сентября – в день, когда Первый Планетарный Конгресс Земли принял главный закон Общества – «Декларацию о Сотрудничестве» – стал национальным праздником и днём, когда и проходил ежегодный Планетарный Конгресс Мира.
Сам купол и десяток этажей под ним, мерцавших фиолетовым цветом, были зоной "КАРМА"[i] – искусственного интеллекта, детища Андо Альдениса, выдающегося учёного, последователя легендарного Творца Астерия Беклашева, сумевшего реализовать давнюю мечту учёных о глобальном искусственном интеллекте. «КАРМА» не только моделировал общественное развитие и обеспечивал его через сбор и перераспределение налогов, но и был непосредственным координатором общественно-производственных взаимосвязей.
В Башне Мира расположились рабочие кабинеты Управляющих – членов Совета Мира – исполнительного высшего органа Общества. Их было семеро. Семеро Управляющих. Каждый из них – профессионал в своей отрасли, достигший первой ступени Седьмого уровня социальной ответственности по рекомендации искусственного интеллекта. Это была одна из функций «КАРМА» – анализ деловых качеств каждого члена общества и ежегодное представление рекомендаций профессиональным квалификационным комиссиям уровней социальной ответственности для принятия ими решения о профессиональном соответствии человека своему социальному статусу.
***
Башня Мира. Сейчас она огромным разноцветным смазанным дождём пятном заслонила всё. «Смазанная гармония», – усмехнулся я, вспомнив своё детское восхищение. Тогда нам, первоклашкам, не рассказали, что на минус первом – минус втором этажах разместились судейские и судебный зал заседаний, ещё ниже – изолятор и распределитель. А начиная с минус одиннадцатого этажа, глубоко вниз уходила территория тюрьмы с зонами проживания и обширными производственными секциями, которые простирались далеко за пределы площади Башни, а, возможно, и за пределы Элизиума.
Второй наклонился над рацией:
– Дежурный! Я – патруль 234. Через пять минут будем на месте. Нарушитель с нами. Встречайте.
_______________________________________________________
[i] ЧИВ – Часовой Индивидуальный Вклад. Один ЧИВ – один час необходимого рабочего времени, потраченный человеком для создания его вклада в Общество. ЧИВ – это ценность для человека, по которому оценивается его вклад в Сотрудничество.
[i] КАРМА – компьютерно-авторизированные региональные модели администрирования.
Глава 5
Миновать площадь перед Башней Мира и обогнуть её по периметру до пропускного пункта, было делом нескольких минут. Сканер скользнул по номеру машины, по лицам людей, сидящих в салоне, и чугунные ворота дрогнули, разъехались, прячась в каменные стены. Мы въехали в цокольный этаж Башни.
Электромобиль остановился, но никто не тронулся с места, пока ворота также медленно не закрылись, и я не услышал металлический голос:
– Патруль – 234, вам разрешается покинуть машину.
Дверцы машины бесшумно поднялись вверх.
Толстяк пыхтя выбрался наружу и нетерпеливо кивнул мне, поторапливая. Я вылез. Остальные последовали нашему примеру. Машина пискнула сигнализацией, и уехала в широкую нишу напротив входа, видимо, на автостоянку, где я успел разглядеть несколько патрульных машин. Мы же пошли налево к едва приметной двери в стене, за ней обнаружился длинный тускло освещённый коридор. Узкая ядовито-зелёная дорожка убегала вперёд и терялась в глубине. Грубые каменные стены прорезали мрачные серые бесконечные металлические прямоугольники, расположенные друг напротив друга. Однако меня не повели ни в одну из них. Патруль свернул к лифту справа от входа. Он открылся мгновенно и, проглотив нас, рухнул вниз. У меня замерло сердца от неожиданной стремительности. Но уже через несколько секунд двери лифта открылись, и я увидел прозрачную стену и на ней светящуюся красную надпись «Этаж минус 5. Приёмный изолятор».
Я замешкался, осматриваясь, и толстяк нетерпеливо подтолкнул меня. Второй уже прикладывал браслет к небольшому чёрному квадрату, расположенному справа от надписи. Прозрачная стена разъехалась, впуская нас в небольшое два на два метра зеркальное квадратное помещение. Патрульные разошлись по углам. Я остался на месте. Раздался голос:
– Прошу занять место в центре.
– Я и так в центре, – пожал я плечами. Второй ткнул пальцем на едва заметное продолговатое углубление в самом центре пола, и для убедительности поторопил меня пинком. Шофёр заржал.
Я резко обернулся. «Дать бы ему в морду», – и забыв о наручнике, уже было шагнул к нему, но толстяк дёрнул меня за руку и кулаком стукнул второго в плечо, кивнув куда-то под потолок. Второй закатил глаза и отвернулся. Толстяк укоризненно глянул на него и неестественно громко сказал, уже обращаясь ко мне:
– Встаньте, пожалуй, в углубление в центре пола.
Я встал в углубление и перевёл дыхание: «Вежливый какой. Видеонаблюдение что ли».
Мгновенье ничего не происходило, затем сканер пронизал комнату сверху донизу, и следующая дверь открылась. Мы вошли в огромное помещение.
Множество стеклянных отсеков делили пространство на ровные ряды. За толстыми матовыми стенами ничего невозможно было разглядеть. От неожиданности увиденного, и попытки рассмотреть, что же там, я несколько притормозил, и тут же получил тычок в спину, который направил меня к стеклянному кубу, возвышающемуся в центре. Ещё одно сканирование и двери куба разъехались, впуская нас.
Внутри оказалась довольно уютная небольшая комната. Прямо напротив входа стена куба имитировала открытое окно в весёлый пронизанный солнцем берёзовый лес. Иллюзия была настолько явственной, что я втянул воздух и ощутил свежесть, наполненную ароматом лесных цветов, услышал отдалённое пение птиц. Интересно, показалось или действительно с элементом погружения? На диване, занимавшем всю правую сторону куба, сидела женщина лет сорока. Быстрый взгляд внимательных карих почти чёрных глаз из-под густой чёлки тёмных коротко остриженных волос, и она отложила на диван книгу, встала, одёрнув чёрный китель, из рукавов которого виднелась узкая полоска белоснежной кружевной рубашки, такое же кружево украшало и воротник. Громко цокая каблуками белых туфель, узкие мысы которых выглядывали из-под чёрных брюк, облегающих стройные ноги, она подошла к патрульным и поздоровалась с ними за руку. Мне руки не подала, только чуть кивнула, слегка нахмурив чётко очерченные бровки. Потом прошла к пульту, в центре которого разместился компьютер в окружении множества каких-то кнопок, тумблеров всевозможных форм и размеров. Над пультом всю стену занимал экран. Чуть поддёрнув узкие брюки, она села в кресло перед пультом, и, крутанувшись на нём, повернулась к нам, с интересом разглядывая меня. Толстяк, видимо, старший патрульный, уже расстёгивал планшет. Доставал оттуда мой браслет и передал женщине.
– Ребят, хотите кофе или чай?
– Можно, – сказал второй.
– Заметьте, это не я сказал! – проворчал толстяк и с довольным видом покосился на сервировочный столик, который стоял недалеко от дивана, рядом с полуметровым шкафом-меню.
Он кивнул мне на металлический стул, одиноко стоящий в углу рядом с входной дверью. Я сел, а толстяк, отстегнув с моей правой руки наручник, пристегнул его к стулу.