Виктор сглотил слюну и осмотрелся ,не сбавляя шаг. Они подошли к серому высотному зданию, которое было недостроено и заброшено. Виктор оглянулся : сзади из темноты на него смотрели десятки собачьих глаз. Смотрели без зла и без испуга, просто смотрели. Когда Виктор шел -они шли за ним, когда останавливался -останавливались и они.
–Виктор Сергеевич.-представился он.
–Хорошо. А кто вы по роду деятельности? Что тут делаете ?-продолжал человек, спускаясь куда-то во тьму. Виктор на секунду остановился и продолжил движение, понимая что он уже зашёл слишком далеко, чтобы попытаться дать заднюю. Он шел за ним почти на ощупь. Было лишь ясно, что они уже прошли поле и спускались куда то по твердой поверхности.
–Ничего не видно.
–Ой, прошу прощенья. Запамятовал. -Сказал человек и включил фонарик, освещающий красным светом бетонные стены помещения.
–Зачем я сюда иду? Мелькнуло в голове у Виктора.
Войдя в дверь, которая по цвету и строению выглядела как бетонная плита открылся вход в потайное помещение. Спустишвись по винтовой лестнице на пару пролетов вниз, они оказались в темной комнате в которой стояло много компьютеров и различной аппаратуры.
–Вам наверное может показаться странным, что в такого рода заброшенном строении, может быть такая… такой отдел. -сказал Евгений Генадьевич.
Глаза Виктора уже привыкли к темноте, освещаемой светом от мониторов компьютеров.
–Присаживайтесь. -сказал человек, указав на кожаное кресло. Виктор, завороженный происходящим послушно сел.
Человек в очках развернулся и помешивая чай сделал из кружки пару глотков, поморщившись начал:
–Позвольте начать издалека. Дело в том ,что я всегда был за хорошую жизнь для народа, но наше государство, наше отечество не хочет уважать наши изобретения. Продаваться западу я же не хочу. Пусть я лучше тут буду одиноким волком, чем там -собакой послушной.-начал человек. То, что он начал диалог было приятно, хотя со стороны это было похоже на параноидальный бред. -Но к счастью я не один. У нас всё еще есть думающие люди. И я думаю, что вы один из них.
–Иван Петрович был гениальным человеком, но он не понимал одного, а я понимал! Он не понимал, что будущее за генетикой! Иван Петрович отказался, даже в условиях разрухи уехать в Швецию, где ему обещали золотые горы! А я что что-ли уеду?! -человек перешел на крик, но вдруг резко успокоился, и утер слюну с уголков рта, платком, который он носил в рукаве.
–Я был у него младшим научным сотрудником… Да не имел я образования, но я понимал что нужно делать! Бабкин всё так же в кишках рылся! Нет, я конечно понимаю, что это важно и все, но ведь нельзя же просто так не рваться туда, где есть знания?!-,человек взглянул на непонимающее лицо Виктора.
–Простите за эмоции. Вырвалось, накипело. Дело в том ,что я был в команде Ивана Петровича Павлова по исследованию ВНД. Образования у меня не было и я работал… как сказать… санитаром. Но я учился и перенимал у него лучшее. Я даже выбил через него спонсирование на исследование своей идеи… Я думал, что получу премию, а вместо этого… Вместо славы, меня облили из позорного ведра, меня вычеркнули из всех статей и всех работ, после смерти Ивана Петровича… И я был вынужден устроится в восьмидесятом году охранником. Мне нужно было место для проведения работ. Место, где никто не сможет мне помешать…
Человек отхлебнул чай и поморщился.
–Я еще до войны начал свои исследования. По примеру Ивана Петровича я начал их на собаках… Я исследовал регенеративные процессы.
Виктор нервно проглотил слюну.
–Ой, простите, а я и не предложил вам чай.-сказал человек и быстро наполнил чашку из электрического чайника и четким движением плесканул заварки из чайника так, что не одна капля не упала мимо и протянул Виктору. Виктор принял с благодарностью чашку из рук Евгения, отхлебнул и кивнул в знак благодарности.
Евгений стал прохаживаться по комнате с чашкой в руках, на секунду остановился и приспустил с глаз очки, взглянув на Виктора, но тут же поправил и продолжил.
–Молодой человек, вы и представить себе не можете, как я вас сейчас понимаю. Но именно поэтому! -он сделал паузу.– Я и поведаю вам многое, без задней мысли. Мысль если и имеет место быть, то не в моей голове, а в вашей. Вы ведь наверняка думаете кто я, что я несу здесь? А я вам скажу, я вам всё расскажу, потому что я знаю, что вы поймете! Откуда я знаю? Да какая разница.-сказал Евгений, поставил чашку и в один резкий прыжок преодолел расстояние комнаты и оказался перед Виктором.
–Может быть вы хотите задать мне какой нибудь вопрос или несколько?-спросил он, повторно обдав Виктора запахом аммиака.-Как вас зовут?
Виктор слегка одернул руку, видимо это была проверка на честность. Евгений не выглядел тем, кто склонен к забывчивости.
–Виктор Сергеевич. Виктор…– сказал он он.
–Очень хорошо. Я думаю вы готовы. Морально я имею ввиду.-сказал человек и с силой крутанул стул на колесиках.
–Сколько вам лет?-спросил Виктор, по лицу которого гуляло сомнение.
–Мне ? Как вам сказать… Мне либо 31 либо 80, либо 107. Как вам больше нравится?-спросил Евгений и улыбнулся.
–В каком смысле?-уточнил Виктор, ерзая на стуле. В такой ситуации ему бывать еще не приходилось. Он абсолютно не понимал и не контролировал происходящее.
–В прямом… Ну или в косвенном. В настоящем смысле. Вы ведь медик по профессии?– В любом случае я тоже. Я окончил медицинское училище. Но это не означает, что я должен выносить утки за инвалидами !-ругнулся он и отхлебнув чая, поморщился.
Скрипнула дверь и в комнату, пошатываясь вошла собака. С фистулой торчащей изо рта.
Виктор прижался к стулу, приготовился нанести удар. У собаки в колбочку, закрепленную на ошейнике, через фистулу, соединенную шлангом текла слюна.
–Не бойтесь. Это Драш.-сказал Евгений и потрепал собаку в загривке. Собака развернулась и ушла.
–Она бешеная? -спросил Виктор.
–Все мы в каком то смысле бешеные.-пожал плечами Евгений. Вы кстати знаете, что бешенство отнюдь не всегда смертельно?
–Конечно. Существуют препараты… И если успеть…-сказал Виктор.
–Да причем тут успеть! Вы знаете, что при бешенстве 3% особей выживают, сохраняя часть витальных функций ?
–Нет.
–А вы знаете, что у человека и собаки схожи 97% генов?
–Я что-то такое слышал, только вроде про мышей…-ответил Виктор.
Евгений подошел к Виктору почти вплотную и снял очки. Виктор увидел, что радужка у его собеседника почти во весь глаз, а белок лишь слегка виднеется с края. Он увидел злость в глазах человека, ему стало не по себе и он попытался оттолкнуть его резким движением руки, но Евгений не напрягаясь поймал на лету его руку.
–Не надо, молодой человек. Мы оба должны понимать, что это ни к чему не приведет.
–Позвольте мне продолжить моё повествование. Я работал, исследуя регенеративные процессы у собак. Дело в том, что при жизни Ивана Петровича я имел статус… Докторской у меня как таковой не было, так как я не имел диплома высшего образования… Подумать только! -Какая-то несчастная бумажка может значить для людей больше чем опыт, который у меня к счастью был. Ведь выражение «заживает как на собаке» имеет под собой определенные научные предпосылки, вы когда нибудь задавались вопросом, как собака, потерявшая ногу может дальше жить, бегать? Никому тогда и в голову не приходило исследовать этот феномен. Никому-то есть мне… Я, так сказать, никто. Но, еще до того как в мире начали исследовать стволовые клетки я начал, конечно при помощи Ивана Петровича, изучать строение слизистых у собак, и свойства их энтеральных жидкостей, таких как кровь, слюна, желудочный сок… И я выяснил одну, на первый взгляд весьма незначительную вещь: собачья слюна способна не портится в течении нескольких месяцев, и к тому же она обладает прекрасными бактерицидными свойствами. При нанесении собачьей слюны на рану или иное повреждение эпителия, будь то внешнего или внутреннего, правда с внутренним существовали проблемы нанесения, и она смещалась под воздействием пищи или естественных сокращений перистальтики… Но тем не менее, было выявлено замедление некротических и апоптических процессов. Почему так происходило было выяснить невозможно -не было ни инструментов ни средств. Но факт оставался фактом, хоть и не обоснованным научно.
–В лаборатории меня все не любили, презирали, считали живодером. Но я сам, сам испытывал страшное чувство вины, причиняя страдание невинным животным . Я делал это не из-за своих садистических наклонностей, которые мне не по праву приписывали, я делал это на благо науки, на благо людям, а они решили отплатить мне черной картой…
–После того, как я был исключен из исследовательской группы. Причем смею заметить, всеобщим соглашением. А держался я там только благодаря Ивану Петровичу, и когда его не стало, я ушел из мира. Я ушел в свою деревню и стал там жить… Более чем за тридцать лет с 36 по 70 я не получил ни одного письма от бывших коллег… Даже на день победы.
–Когда я только приехал в деревню, я обнаружил свой дом старым и заброшенным, с выбитыми стеклами и прогнившим полом. В деревне никого не было, все уже тогда начали стремится в Москву или ближе к ней. От деревни до ближайшего населенного пункта было тридцать километров…
–Не буду грузить вас излишними подробностями, скажу лишь, что побродив по деревне, я нашел в заброшенных домах инструменты и бумагу. Я приютил у себя во дворе четырех собак. Я восстановил свой дом и начал вести хозяйство как робинзон. Все эти тридцать и четыре года не выходил за пределы деревни. В деревню часто бегали мальчишки и смотрели на меня, называли лешим и колдуном. Один раз они видимо хотели принести мне в жертву своего товарища, и избив его бросили у меня под забором. Когда я подошел к нему в своей дряхлой одежде, он испугался и начал кричать, звать на помощь… Мне стало обидно, стало жалко себя и я сел рядом с ним и заплакал… От чего же они меня считают зверем, ведь я никому ничего плохого не сделал?! Мальчик, увидев, что я не собираюсь его жрать живьем, не призываю демонов, подполз ко мне и взглянул мне в заплаканное лицо. Он ничего не говорил, я уж и не знаю, от испуга или просто он был немой, хотя первое скорее. Я осмотрел его: его друзья в шутку сломали ему берцовую кость. Я встал с земли, посмотрел на него, а он смотрел на меня просящим взглядом, тогда я взял его и занес в дом. При помощи подручных средств я смог зафиксировать ему ногу, дал болеутоляющий отвар и, взяв его на руки понес в ближайшую деревню. Чтобы он не волновался я старался разговаривать с ним, улыбался ,говорил что сейчас мы придем домой, что все будет хорошо. Хотя говорить я и сейчас не очень хорошо могу. Речь путается. Мысли убегают вперед. Не уверен, что так можно успокоить.
–Мне признаться было страшно тогда выбираться из своего дома. Я начал боятся людей… Но я пересилил себя, потому что я очень хотел помочь этому мальчику. Я так и не узнал его имени… Когда я с ним на руках пришел в деревню, я так и думал что это его деревня, потому как кроме этой ему неоткуда было взяться, ко мне подошел здоровый мужик и ударил меня по носу. От боли я взвыл, зажал руками нос и уронил мальчика. Удары от мужика стали повторятся всё чаще и чаще, кажется к нему потом присоединились другие. Бежать у меня тогда просто не было сил. Пройти тридцать километров по жаре, с мальчишкой, пусть и маленьким, на руках… И получить за это в лицо… Потом, когда я под вечер нашел себя лежащим в крови в канаве, я понял, что это те «друзья» свалили всё на меня, чтобы не огрести по своим шапкам…
–Мне повезло, что переломов у меня не было, только рассекли бровь.-Евгений показал место, оно приходилось точно по линии брови, отхлебнул чай и продолжил.-Выбили челюсть, насажали синяков и ссадин. Отлежавшись пару дней в канаве, я набрался сил и в ночь отправился домой. Дорога была долгой и тяжелой, я шел, постоянно спотыкаясь и падая, вставал и шел. Потому что понимал, если с утра меня найдут на дороге живым мне не уйти. Дома я сам вправил себя челюсть, правда, как вы видите, немного криво, зашил себе бровь и лег, чтобы набраться сил…
–Но на утро я был разбужен стуком сапогов в дверь. Я хотел было бежать, но понял что далеко не убегу. Я открыл. По заявлению граждан ко мне прибыл нарком, осмотрев меня, он открыл папку и начал выяснять обстоятельства. Выслушав мою версию и согласившись с тем, что она более правдоподобна чем версия поселенцев об маньяке-извращенце, в котором вдруг взыграла совесть и он решил принести на руках искалеченного ребенка.
–Но не всё было хорошо. Он предъявил мне бумагу, в которой говорилось, что я там больше не живу и не имею права жить и должен убираться втечении недели.
–Я лишь кивнул ему, как он поспешно вышел и перекрестился. Советский человек, работник партии, а такие вещи! Я стал собирать вещи, в основном это была бумага. Труды, которые были описаны, но научно не подтверждены. Мне было трудно расставаться с этим домом, но я понял, что это судьба -Москва зовет.
–За две керосиновые лампы и медный самовар, мне удалось добраться до железнодорожной станции. За немецкий портсигар дореволюционного образца и набор золотых столовых приборов, мне удалось попасть на состав идущий до Москвы. Причем в купейном вагоне, вместе с проводницей. Которая постоянно смотрела на портисигар и говорила, что подарит его мужу. В этой поездке я бездарно тратил добро, спрятанное по деревне и схороненое от продразверстки в чуланах, подвалах и на чердаках. В Москву я прибыл уже гладко выбритый, в почти новом костюме и с дипломатом, в котором у меня помимо трудов покоился паспорт старого образца. За который я тоже был оштрафован краснощеким милиционером на две золотые запанки с имперским гербом.
–Но я смог найти себе комнату, которую я стал снимать. Я начал искать работу, естественно по специальности и чтобы было можно продвинуть свои труды. Но на меня все смотрели как на идиота, как на лешего, хотя я был одет по последней моде, которая сильно изменилась, как и всё в Москве. По улицам то и дело проскакивали автомобили, конечно не столько как сейчас, но и не столько как раньше…
Виктор сидел завороженный рассказом, кружка с чаем, которую он сжимал в руках совсем успела остыть.
–Ах, да! Переехал я в Москву вместе с собаками.. Точнее с их приплодом, я не мог оставить там их на волю судьбе… Сначала все было хорошо и хозяйка квартиры не сетовала, они у меня приученные были -ничего не грызли, дома не гадили… Но потом, она стала повышать цену за квартплату с меня, поняв что мной при помощи собак можно управлять… Запас ценных вещей у меня был не бесконечный и однажды, прийдя домой, проведя очередной уже наверное сотый день, так как прошло больше трех месяцев как я искал работу, я обнаружил что дома нет собак. Спросив хозяйку в чем дело, она сказала, что она их вышвырнула и что я должен следовать за ними. Непоняв в чем дело, я хотел уточнить, может её не устраивала исправность и стоимость моей оплаты проживания? Я хотел предложить ей все что у меня осталось, лишь бы она позволила еще месяц прожить у нее. Но войдя в комнату, которая была моей, я не обнаружил своих вещей. Ни драгоценностей ни бумаг. Я кротко спросил, где мой чемодан с бумагами, на что она сказала ,что выкинула его к чертовой матери на помойку, и пригрозила вызвать милицию, если я не уберусь сейчас же.
–Я вышел на улицу к подъезду. Хотя бы паспорт был со мной, в кармане и мелочь на транспорт. Я начал понимать, что мои собаки не ушли бы далеко от дома и понимал, что с ними произошло… Я воспитывал их покорными и они никогда даже не рычали ни на кого. Многие сказали бы что это невозможно, что это в их генах… На что я бы ответил, что в генах человека преобразовывать среду, в которой он обитает… Я так и представляю, как их душат ремешками и они просто смотрят прямо в глаза и просят сострадания, как тот мальчик, которого я спас…
–Я остался один, совсем один. На улице и без денег. И без тех, кто был мне дорог, и кому я был дорог… Я пошел в последний бой -пошел в академию медицинских наук, пробоваться на пост профессора… Когда я изложил свою позицию и свое мнение, они лишь поправили очки на объетых мордах и указали мне на дверь.
–Я шел по улице и наткнулся на надпись о частном мед. центре. Первого в тогдашнем союзе. Я зашел туда, несмотря на охранника вошел к глав врачу и открыл все карты…