Думов настороженно подумал: «Непонятно, чего ждать от этого типа, который пугает и в то же время завораживающе притягивает к себе предчувствием колдовского успеха».
Наконец, Звездочет облегченно перевел дыхание, словно ему, наконец, удалось поставить посетителю точный диагноз:
– Петр Павлович, насколько я понимаю, речь идет о серии неудач, преследующих вас на протяжении всей пока еще не очень длинной жизни.
– Откуда вы знаете?
– Существует золотое правило: если экстрасенс или колдун задает вопрос, зачем вы к нему пришли, то немедленно бегите от него прочь. Это шарлатан. Поэтому ваше недоумение о моих возможностях проникнуть во внутренний мир человека довольно обидно. Вас прислал весьма уважаемый человек, и я обязан оказать помощь. Но прежде всего, нам надо решить несколько принципиальных вопросов. Почему вы решили, что неудачи в личной судьбе это плохо?
– А кто станет утверждать обратное?
– Скажите, вы человек верующий?
– Я агностик: в церковь молиться не хожу, но и существование Бога не отрицаю.
– Ваша логика понятна: окружающий мир не познаваем, а, значит и доказать существование, как и отсутствие Высшего Разума невозможно. Очень удобная позиция. Но если вы пришли ко мне, значит, верите в предопределенность личной судьбы и чудо. А это уже не материализм. А для истинно верящего православного христианина страдания и несчастья здесь на земле это благо.
– Каким же это образом?
– Все просто: жизнь это подготовка к вечности, а смиренное терпение страданий и лишений и есть прямой путь к радостям Царства Небесного. А вы не желаете страдать, и пришли ко мне с просьбой наладить судьбу и освободить от житейских напастей.
– Да я обычный человек и хочу простых людских удовольствий ещё здесь на земле, а не в мифической загробной жизни, которая, скорее всего и не существует.
– Но я не Хозяин Вселенной, а всего лишь дипломированный психотерапевт и врач- гипнолог, способной помочь пациенту в мобилизации его подсознания. Моя методика достаточно эффективна, но стопроцентной гарантии не дает. Все зависит от вашей собственной воли.
– Я согласен на эксперимент. Но в чем он будет состоять?
– Наши житейские невзгоды обусловлены не только собственными грехами, но еще и вынужденная расплата за нераскаянные ошибки предков.
– Но я не слышал о кошмарных преступлениях в нашей семье. И лично за собой серьёзных грехов не числю.
– Ну, что же давайте для уяснения истины приступим к делу немедленно. Я погружу вас в гипнотический сон, и вы сами узнаете горькую правду о своих предках. За несколько сеансов мы перенесемся из прошлого в наши дни. Глубокое погружение в карму доступно многим медиумам, но точно и правильно истолковать прошлое, увиденное в гипнотическом сне, могут единицы. В том числе, и ваш покорный слуга. Я жду вашего решения.
– Я же сказал, что готов попробовать.
– Тогда еще одно последнее, но крайне важное предупреждение. В дни проведения наших сеансов с вами и вокруг вас будут интенсивно происходить различные крайне неприятные происшествия. Для познания истины, надо будет потерпеть страдания. Если вас это не смущает, то сядьте в кресле удобнее и закройте глаза. Мы начинаем.
Думов послушно выполнил указания, и тут же в ушах зазвучал ритмичный звук метронома. И он ощутил, как его полностью расслабленное тело стремительно, словно на скоростном лифте погружается в темную бездну времени.
… По парковой аллее неторопливо двигалась молоденькая девушка в длинном белом платье. Вокруг распространялся аромат расцветшей акации. Духовой оркестр вдохновенно играл только вошедший в моду грустный вальс «Мокшанский полк на сопках Манчжурии». По рукам молодежи ходило несколько списков текста популярной мелодии, но Дарье Колесовой больше по душе пришлись строки, где автор обещал жестоко отомстить япошкам за почти полностью уничтоженный при прорыве из окружения героический полк. При ее нетерпимости и неудержимом стремлении к всеобщей справедливости Дарья считала единственным достойным возмездием физическое уничтожение врагов. Она бы ушла добровольно на фронт сестрой милосердия, если бы не ее яростная решимость посвятить себя борьбе с ненавистным самодержавием: «Эти сатрапы не хотят добровольно дать нам свободу. Так пусть страдают их сановники. Умоются кровью и вынуждены будут пойти навстречу нашим справедливым и разумным требованиям».
Людям, заполнившим аллеи городского сада, не могло даже придти в голову, что девушка, похожая на курсистку, пришла сюда по заданию организации эсеров. Время приближалось к полудню. Дарья направилась к крайней скамеечке в конце аллеи. Едва она присела и раскрыла новый томик книги госпожи Чарской «Записки институтки», как к ней приблизился подросток лет пятнадцати, одетый в косоворотку, пиджак и фуражку с лакированным козырьком. Запинаясь от волнения, он старательно произнес условную фразу:
– Барышня, а вам кавалер, пожелавший остаться инкогнито, просил передать презент.
– Я от незнакомых ухажеров подарков не принимаю.
– Тогда открою по секрету. Его Ильей Громовержцем друзья называют.
Пароль был назван правильно, и Дарья протянула руку за перевязанным лентой пакетом, напоминающим упаковку дорогих конфет из французской кондитерской. Ощутив тяжесть изготовленной по заказу боевиков бомбы, Дарья строго приказала явно напуганному секретным поручением юнцу:
– Уходите отсюда быстрее. Незачем вам здесь оставаться.
Внезапно духовой оркестр прекратил играть, и гуляющие люди устремились к эстраде в центре сада. Дарья поняла: прибыл городской голова и надо поспешить.
Она направилась к боковой аллее, где должна была встретиться с исполнителем теракта Вороном. Недалеко от угла эстрады у беседки, она заметила высокого худого человека в очках. Приблизившись к ней, Ворон сделал вид, что ухаживает за девушкой и взял у нее из рук увесистый пакет:
– Что так долго возилась? Нельзя было доставить посылку раньше?
– Не злись, Ворон. Я не опоздала и все сделала своевременно. Успокойся сам, а то нервничаешь слишком заметно для окружающих.
– Есть основания. Городской голова приехал на празднество не один. Его сопровождают жена и сын гимназист. Вынося смертный приговор, мы такой ситуации не предусмотрели. Может быть, отменить операцию?
– Я не знаю. Мне только велели передать тебе «гостинец». Ведь не побежишь сейчас к Грому за советом.
– Ладно. Возьму решение на себя. Мы не щадим себя, почему же должны думать о других? Прощай, Дарья. Живи долго и вспоминай меня чаще. Сама знаешь, почему.
Дарья отвела глаза от бледного лица, идущего на смерть товарища. Она знала, что этот студент в нее давно и безнадежно влюблен. Ее раздражало чувство невольной вины перед этим нескладным человеком, словно она вероломно обманула его радужные ожидания. Резко повернувшись, Ворон направился в сторону эстрады. Оркестр заиграл «Боже, царя храни» и она поняла, что торжественное произнесение патриотических речей закончилось, и сейчас свершится возмездие.
В нарушение приказа покинуть сад после передачи бомбы, она осталась стоять возле входа в беседку. Казалось, время приостановило свой бег. Когда, наконец, до нее донесся глухой звук взрыва, Дарья вопреки всем инструкциям поспешила к эстраде.
Эсерка смогла протиснуться к месту теракта сквозь поредевшую толпу зевак. Среди множества трупов она заметила подорвавшего себя вместе с жертвами Ворона. Но она смотрела, не отрываясь, на десятилетнего сына городского головы, корчащегося от боли на земле, рядом с разорванными телами своего отца и лежащей ничком матери. Взгляд подростка, наполненный болью, был обращен именно к Дарье, стоявшей к нему ближе всех. Глаза мальчишки выражали мольбу о помощи, словно она могла облегчить страдания безвинной жертвы. Не в силах дальше выносить зрелище кровавого месива, Дарья поспешила к выходу. Она обреченно знала, что никогда до конца жизни не сможет забыть этот беспомощный, направленный на нее взгляд погубленного вместе с родителями мальчишки.
Недалеко от выхода из сада, Дарья увидела подмастерья, передавшего ей сверток с бомбой. Его испуганные глаза заставили ее понять:
« Этот паренек тоже ослушался приказа и не ушел отсюда. Если он был просто посыльным, не знающим о содержимом свертка, то теперь ему ясна моя роль в этом взрыве. Надо предупредить Грома».
Дарья ускорила шаг, но при выходе из сада остановилась от внезапной догадки, что узнав об осведомлённости подростка о моей роли в покушении, Гром ликвидирует юнца. Но две смерти юных подростков слишком высокая цена даже для блага революции. И Дарья решила умолчать об ослушании курьера.
…Внезапно в воображении погруженного в сон Думова замелькали как в комиксах отдельные картины из дальнейшей жизни Дарьи Колесовой: работа медсестрой, революция, замужество за офицером Красной армии, арест вместе с супругом в 1937 году, и наконец, смерть от голода в лагере. Женщина терпеливо переносила жизненные лишения, уверенная, что всю свою жизнь справедливо расплачивается за невинную смерть сына городского головы.
В этот момент сознание Думова неудержимо устремилось вверх, пронзая плотные слои времени и пространства. И он очнулся в кресле в квартире старинного дома, расположенного в одном из Арбатских переулков.
Стоящий рядом с ним старик с крючковатым носом требовательно произнес:
– Рассказывайте все увиденное вами в мельчайших подробностях.
Думов начал говорить. Вспоминать было легко: сознание четко запечатлело малейшие детали чрезвычайного происшествия, имевшего место в далеком 1905 году. Думов даже явственно ощущал запах цветущей акации и тонкий аромат женских духов, а в ушах продолжала звучать выдуваемая оркестром грустная мелодия. Окончив рассказ, Думов подвел итог:
– Ума не приложу, что может означать это видение. У нас в роду не было женщин революционерок, участвующих в метании бомб в царских сановников. Это абсолютно исключено.
– Охотно верю. Но ваше погружение в прошлое нельзя трактовать прямолинейно и однозначно. Давайте помолчим, мне надо подумать.
И Звездочет, сев напротив гостя, направил свой взгляд в дальний угол комнаты, где на комоде стояло высокое зеркало в узорчатой металлической оправе. Казалось, что хозяин хочет в отражающем действительность посеребренном стекле найти ответ на заданный клиентом вопрос. Затем, словно очнувшись, Звездочет объявил:
– Как я и ожидал, на основании одного сеанса невозможно поставить диагноз, хотя у меня уже появилась предварительная гипотеза. Для дальнейшей работы мне понадобится колода карт. Попробуем сыграть с потусторонними силами в покер. И в качестве исходной, так называемой, «базовой» карты я предлагаю избрать шестерку бубен. В гадании она означает ближнюю дорогу. К тому же бубновая масть привычно в России изображалась на спине каторжников. А увиденный вами сюжет точно подпадает под этот вид наказания. А сейчас попробуем убедиться в правильности моей догадки.
Звездочет достал из кармана колоду карт, ловко ее перетасовал и, положив перед Думовым, предложил вскрыть верхнюю. Думов быстро перевернул карту: это была шестерка бубен. Звездочет довольно улыбнулся:
– Ну что же, это подтверждает, что мы на верном пути.
Затем, подойдя к зеркалу, обрамленному металлической оправой, показал «волшебному» стеклу вытянутую из колоды шестерку бубен и, словно бросая вызов судьбе, произнес:
– Мы вступаем в игру. Ждите нашего следующего хода.
Затем Звездочет повернулся к Думову:
– А теперь идите домой, и избегайте людных мест, памятуя о возросшей опасности последствий проникновения в потусторонний мир. А потому возьмите с собой в качестве хранящего вас талисмана вытянутую из колоды «базовую» карту.
Выйдя на улицу, Думов зажмурился от яркого солнечного света. Обернувшись, он увидел грязные облезлые стены предназначенного на слом отслужившего людям дома. В этот момент Думову показалось, что чудаковатый Звездочет с его странными атрибутами, картами и зеркалом в кружевной металлической оправе лишь плод его излишне разыгравшегося воображения. Но лежащая в кармане игральная карта отвергала любую возможность усомниться в реальности имевшего места визита к Звездочету и глубинного погружения в карму.
Подчиняясь строгому указанию Звездочета избегать рискованных ситуаций, Думов направился к станции метро, продолжая оставаться под тревожащим впечатлением от совершенного более века назад теракта.
Глава II.
Собачьи бои.
На следующее утро Думов ровно в восемь часов утра поднялся на нужный ему этаж. Он не успел протянуть руку к звонку, как словно видящий сквозь толстые стены Звездочет уже открыл дверь и впустил его в «нехорошую» квартиру. Похвалив Думова за точность, предложил немедленно приступить ко второму сеансу. Казалось, Звездочету самому не терпится получить новую порцию информации из прошлого, и разгадать волнующие его пациента тайны. Думов уже без особых опасений расположился в кресле и послушно закрыл глаза. Воображение, немедленно включившись, закрутило его в водовороте времени, и плавно раздвигая плотные сгустки времени, понеслось вниз, а затем замедлило полет, и спланировала в землянку старшего лейтенанта Родионова, командующего ротой на передовой линии Западного фронта. Было 4 августа 1943г. Родионов с тоской смотрел на капитана Лукина из особого отдела, допрашивающего по очереди его солдат: «Этот особист дело знает досконально. Только все его хитроумные вопросы без толку. Никто из рядовых правду ему не скажет: Никонова из мертвых не воскресишь, а сам Соломатин в преступлении не сознается».
Наконец, капитан закончил бесполезные расспросы и, отпустив очередного солдата, повернулся к Родионову:
– Дело ясное, что дело темное. Этот Соломатин утверждает, что пристрелил своего товарища, пресекая побег дезертира к противнику. Тело Никонова, действительно, нашли на нейтральной полосе с пулей в спине, выпущенной из винтаря Соломатина. Вопрос, зачем этого Никонова понесло в сторону войск противника, выяснить не удалось, а показания Соломатина соответствуют обстоятельствам происшествия. Одно смущает: при обыске в его вещмешке нашли свернутую заметку из фронтовой газеты о подвиге рядового К., застрелившего перебежчика и представленного к награде. Соломатин божится, что эту заметку приберег для самокрутки. А я бы этого корреспондента за подобные статейки в штрафбат отправил. Он ради красного словца соблазн для солдат посеял, как легко в герои попасть. Теперь, полагаю, не раз придется выезжать на передовую и расследовать подобные ситуации. Тем более, ты утверждаешь, что Никонов, прибывший неделю назад с пополнением, труса не праздновал, два раза вместе со всеми поднимался в атаку и не производил впечатления перебежчика.
– Да, и я не верю Соломатину. Скользкий он тип, никогда в глаза не смотрит, все в сторону косит.
– Твоих личных впечатлений недостаточно для обвинения. Кажется мне, что мог бы поведать кое-что интересное молодой веснушчатый солдатик Зубов. Похоже, парень он бесхитростный, но боится этого деревенского здоровяка Соломатина. Придется мне дело закрывать, а тебе писать представление о награждении нашего «героя».
– Все равно, отпуск ему не обломится. Судя по всему, скоро наступать начнем. Идет передислокация, высокое начальство к нам зачастило, да и пополнение, заметь, не из молодняка, а из бывалых частей прибывает. Так что, «солдатское радио» точно доносит: через пару дней в прорыв бросят. Если на Ржевско-Рязанской выступ бросят, то нам кердык. Много ребят уже полегло на этом направлении.
– Похоже, ты прав. Готовится нечто серьезное. Я по своим делам знаю. Участились побеги выздоравливающих раненых из госпиталей. Нам в особый отдел сообщают о дезертирстве, а на самом деле, солдатик к себе в часть стремится попасть, чтобы уцелеть в этой мясорубке. А политруки и газетные писаки эти побеги за героизм выдают.
– Ну, здесь все понятно. Если я, к примеру, с конкретным солдатом, хотя бы сутки под немецкой бомбежкой побывал, то он для меня уже почти родной человек. И в разведку боем, если поступит приказ, прикажу идти не ему, а кому-нибудь из нового пополнения. Незнакомого человека легче посылать на верную гибель.