– Шевелись, малохольный! – я подтолкнул Глицерина.
Дверь открыта. Мы заскочили в подъезд. Я заблокировал дверь удачно повернувшейся шваброй. Теперь на второй этаж. Окно на козырек выбито.
– Лезь!
– Я… – заблеял Глицерин.
– Лезь, индюк!.. Теперь прыгай!
– Ноги сломаю!
– Полицаи тебе все равно их оторвут. Прыгай!
И он прыгнул. Ничего не повредил – внизу оказалась кучка песка.
Дальше мы преодолели переулок, пару двориков.
– Майку переодень, навыворот! – велел я, остановившись.
– Я… Я… – Глицерин тщетно пытался перевести дыхание. У него был вид человека, твердо решившего скончаться на месте.
– Быстрей!
Глицерин стянул майку, обнажив жирное, в складках белое тело. И натянул наизнанку майку – похабно, но сгодится. Главное, не видно приметной надписи.
Мы добрались до метро. В переходе торговали по дешевке разными шмотками, и я купил Глицерину майку с надписью «Я люблю пиво и раков», а себе – с изображением медведя в ушанке. Смотрелись мы теперь колоритно.
Вышли на станции «Кожуховская», где вечное столпотворение рядом с рынком запчастей. Глиценрин остановился, упрямо набычился.
– Ты кто? – глаза у него были испуганные и слегка безумные. – Ты зачем меня вытянул?
– Ты чего, не помнишь?
– Нет! – визгливо воскликнул Глицерин.
– Что-то ты какой-то… – я покачал головой, состроив презрительную мину.
– Какой?
– Да никакой. Голодный, потрепанный, злой. Пошли, горло смочим, – кивнул я на пивной бар. – Стресс надо залить.
– С деньгами не очень, – потупился Глицерин.
– У идейных всегда не очень с деньгами. Угощаю.
В кафешке класса «забегаловка вульгарис» мы устроились в уголке. В зале было многолюдно и шумно. Пиво принесли сразу.
– Ты совсем опух, Глиц? – процедил я. – Мы с тобой у Паука тусили.
Мы действительно встречались у некоего авторитетного деятеля по кличке Паук. Глицерин меня помнил плохо. Я его помнил хорошо. Я вообще много чего помню. Память у меня феноменальная. В ней держатся бесчисленные Абдулвалиды и Хаттабы, Хамиды и Магомеды, нацики и ваххабиты, гринписовцы и футбольные фанаты – послужной список каждого в любой момент готов был всплыть в моем сознании. Их отношения, семьи, слабости. А также эмиссары и террористы, цеерушкники и представителях МИ-6, которые кормили с руки всю эту сволочь. Это моя жизнь, мое жизненное пространство. В этом мире я демон. Невидимая и незримая сила, которая рушит планы и сметает врагов.
– Ну что, забыл? – хмыкнул я. – Ты мне еще что-то там про ядерную войну втирал.
– Про какую войну?
– Что лучше ядерная война, чем это прозябание.
– Я и сейчас так считаю.
– Суров ты, брат. Кстати, я Чак.
– Чак, – прицокнул Глицерин. – Тот самый?.. Помню.
– Вот и отлично, – я поднял кружку. – За неожиданные встречи.
– За встречу, – Глицерин сделал богатырский глоток, и я понял, что одной кружкой мы не обойдемся. На халяву такие захребетники готовы выпить цистерну, бочонок и маленький наперсток.
– Чего у тебя в книгах было? – спросил я.
– Ничего, – насупился Глицерин.
– Свистеть в лесу будешь.
– Так, хлопушка. Звуковое сопровождение митинга.
– Грамм на двести тротила? Угадал?… И за каким хером?
– Так надо, Чак. Так надо… Или ты девочкой стал, что громких звуков боишься?
– Ты за слова готов ответить, пончик? – я сжал кружку с таким видом, что готов опустить ему на голову. – Чувырло сиволапое, ты чего мне сейчас сказал?
– Да не кипятись, – отпрянул Глицерин и с готовностью добавил: – Беру слова обратно.
– Я из-за тебя рисковал. А ты мне что говоришь, чучело огородное?
– Замнем, Чак. Я же извинился.
– Тогда живи. Пока живи.
– Ты-то как? – поспешил перевести разговор Глицерин на другую тему. – При делах?
– С какой целью интересуешься?
– Да ни с какой.
– Это радует, – я потерял интерес к разговору. – Еще по одной пива – и на боковую. Хрена с тобой тереть.
Опрокинули еще по кружке, закушали сухариками и орешками.
– Значит, ты до сих пор фейерверки мастыришь? – бросил я.
– Ну… В общем… В общем, да.
– Могу тебе заказать хлопушки?
– Можешь. Ты можешь… Потому что ты Чак. И у тебя репутация.
– Телефон оставь.
– Пиши, – Глиц надиктовал уже знакомый мне номер. Я ответил тем же.
Потом я посмотрел счет, бросил на стол купюры и поднялся со словами:
– Давай, Глиц, не кашляй… И на улицу реже показывайся. Думаю, тебя будут искать.
– А тебя?
– И меня. И помни – подставился я из-за тебя. Так что ты мне должен.
– Слушай, Чак. А если… – Глицерин задумался. Хотел что-то сказать, но так и не собрался.
– Звони, Глиц, – на прощание сказал я. – Пропустим еще по кружечке.
***
КАМАЗ вылетел на встречную полосу на Щелковском шоссе и снес представительский «БМВ» с блатными номерами с тремя семерками.
Шикарная машина в миг превратилась в уродливую жестянку с запечатанными в ней двумя человеческими телами, из которых уходила жизнь. Скорая помощь прибыла через одиннадцать минут и помочь никому не могла.
Водитель КАМАЗа целехоньким выбрался из кабины и сел в автомашину «Лада-Калина». На сиденье грузовика остались логотип «Альянса действия» и привычное воззвание, позже продублированное в интернете: «Не стало еще одного пса воровского режима».
Этим самым псом был начальник управления по борьбе с организованной преступностью и экстремизмом МВД России генерал-лейтенант полиции Свальнев.
Через день взорвали машину вице-губернатора Смоленской области, когда тот собрался в деревню к родителям. В области народ его уважал как своего в доску, не засланного, не коррупционера – редкий тип народного чиновника. Похороны вылились в митинг против террора, который попыталась оседлать представители оппозиции, но были с позором изгнаны.
– Вы пособники бандитов! Вас надо отправить лес рубить, сучьи дети! – кричал на митинге оратор из работяг, когда его коллеги пинками гнали толпу «синеленточников», среди которых по гламурным одежкам угадывались московские эмиссары.
В кабинете на проспекте Вернадского совещалось руководство «НК». Отсутствовал только бывший альфовец генерал Юрасин.
Атмосфера была тяжелая. Тучи, сгустившиеся над страной, не обошли и этот кабинет.
– Думаю, нет необходимости напоминать о сложившейся ситуации, – генерал Панасенко сдерживался, чтобы не ввернуть крепкое словцо. – За последние две недели семнадцать терактов. Все идет по нарастающей, худшие прогнозы подтверждаются.
– А жертвы? –произнес Куратор. – Есть хоть какая-то система?
– Никакой! Лупят по площадям. Бьют по госаппарату, борются с «чиновниками-эксплуататорами». Мол, чтобы ни один оккупант не чувствовал себя спокойно. Действуют безнаказанно.
– Один теракт предотвращен, – вставил словечко Гаврилов.
– Вы имеете в виду того бомбиста в Москве? – приподнял бровь генерал.
– Он пытался пронести самодельное взрывное устройство, эквивалентное двумстам граммов тротила, на митинг на Дурасовской.
– И где сейчас этот взрывник?
– Упустили сотрудники полиции.
– Зачем тогда мы ставим на каждом квадратном метре по держиморде? Как он ушел?
– Его страховали, – пояснил Гаврилов.
Куратор хотел вставить, что работа ведется, и это усилиями его людей удалось предотвратить теракт. Но что-то остановило его.
– Теперь мы уже не сомневаемся, что события и дальше будут идти по нарастающей, – жестко произнес Панасенко. – И на черта тогда создали ваши сектора?! Где ваши ниндзя?.. Зачем мы тратим народные деньги и нарушаем все мыслимые законы? Чтобы обеспечить государственную безопасность. Расшифровываю – безопасность государства. Не чиновников, не дворника тети Маши. А государства. Это высшая ценность. Потому что без государства не будет ни чиновника, ни тети Маши. Ни нас.
– У нашей службы немалые заслуги, – произнес Гаврилов.
Он был прав. За «НК» длинная череда предотвращенных терактов, уничтоженных рядовых террористов, лидеров терроргрупп и полевых командиров, а также случайно попавшихся под горячую руку граждан – куда ж без этого. Группы контртеррора прекрасно зарекомендовали себя и на Кавказе, и в регионах. Сейчас же начали буксовать в столице, в самом сердце России, когда они были больше всего нужны.
– Прошлое в прошлом, – отрезал Панасенко. – А будущее… Покажите, на что способны.
Тут в кабинете будто стало теснее – в нем возникла громада бывшего альфовца генерала-майора Юрасина. Он вошел энергичным, бодрым шагом. Поздоровался четко, по военному:
– Здравия желаю. Прошу прощения за опоздание.
– Причины уважительные? – сухо осведомился Панасенко.
– Мы нашли базу «Альянса» в Подмосковье. Там склад оружия. Боевики готовятся к акциям. Сегодня ночью и накроем.
Куратор испытал мимолетный укол ревности. Почему не его ребята вышли на них? Но тут же это чувство ушло. Но тут же его захватил привычный азарт охотничьей собаки, вышедшей на след.
– Будьте осторожны при проведении захвата, – напутствовал Панасенко.
– Не подведем, – Юрасин сжал кулачище.
– Сами вперед не лезьте, знаю я вас. Постарайтесь хоть кого-то взять живым.
– Не соскочат, мазурики, – Юрасин кровожадно осклабился.
***
Операция была подготовлена с размахом. В высоте парил невидимый невооруженному взгляду беспилотник, передававший в режиме он-лайн картинки объекта. В трех минутах подлета стоял вертолет КА-226.
На подходах разведчики незаметно расставили видеокамеры, и теперь в штабной машине на экранах можно было увидеть объект штурма со всех сторон. Окраина поселка в стороне от Подольска, бывший совхоз, чью территорию растащили под коттеджи. Территория за высоким забором, где-то соток тридцать. Двухэтажный коттедж, из красного кирпича, стандартный. По периметру несколько видеокамер.
– Доложите о готовности? – приказал в микрофон рации генерал Юрасин. В полутьме штабного микроавтобуса он казался глыбой.
– Первая группа – готова, – посыпались доклады.
– Группа прикрытия – готова.
– Воздух – готов.
– Первая – выдвигайтесь, – скомандовал генерал.
По улице поселка двинулся грузовик с глухой будкой и надписью «Газпром-регион». Машина остановилась посреди улицы, не доезжая до объекта. Один из «работяг» вышел с устрашающим устройством, являвшимся газоанализатором, стал что-то замерять.
– Чисто все, – крикнул он, усаживаясь в кабину. – Поехали.
Следующая остановка – у объекта. Опять «работяга» спрыгнул на асфальт с газоанализатором наперевес.
– На позиции, – доложили по рации.
– Приготовились все, – генерал набрал воздух в легкие, и отдал приказ, который отдавал ни раз, и все равно не мог привыкнуть к этому моменту: – Захват!
Из кузова газпромовского грузовика посыпались спецназовцы. Несколько мгновений – забор преодолен, бойцы рассредоточиваются по территории.
Из-за леса вынырнул и завис вертолет.
Из окна дома хлестнула очередь. Пуля ударила в бронежилет спецназовца. Огневую точку тут же заглушили ответным огнем… Взрыв – запертая дверь вылетела. Светошумовые гранаты полетели в окна. Грохот стоял как в аду.
Спецназовцы проникли в дом.
Тактика отработанна. Сначала светошумовая граната «заря» летит в комнату. После этого можно заходить и брать всех теплыми, живыми.
Первый этаж. Один пленный… Еще два… Около лестницы спецназовцев обстреляли. Ответный огонь перечертил свинцом грудь стрелявшего.
Еще одна группа проникла на второй этаж через окна. Подставляя друг другу руки и плечи вскарабкались и очутились в комнатах. Там тоже – один пленный… Другой… Зачищено!
Подвальные помещения. Еще трое пленных. Один пытался уничтожить какие-то записи, поливал их бензином, но спичку бросить не успел.
– Объект зачищен. У нас потерь нет, один трехсотый, легкий. Среди террористов – двое убитых, остальные живы, – отрапортовал по рации командир группы проникновения – на вид вылитый Терминатор. Снял с головы массивную сферу и вытер рукавом пот.
И вот боевики разложены в ряд в большом парадном зале, где можно закатывать балы. Сюда же стаскивали из комнат и подвалов обширный арсенал. На паркете уже лежали десяток автоматов Калашникова и Узи, штук двадцать пистолетов, коробки с патронами, ящик с гранатами, брикеты тротила.
– Мощно, – оценил Юрасин, входя в зал. – Молодцы, мужики. Хорошо сработали.
Он любил сам идти в числе первых в группах проникновения и жалел, что теперь ему это не по чину. На его счету было немало освобожденных заложников и захваченных террористов. Он отбивал занятые ваххабитами аулы в Дагестане. Брал укрепленные районы в Чечне. И был своеобразной легендой, из тех, кого награждают Героями России закрытыми указами. Настоящий рыцарь спецназа. Бойцам его похвала была бальзамом на раны – они знали ей цену.
Генерал нагнулся над лежащим террористом – мускулистым смуглым красавчиком, не похожим на обычных сопляков, которые являются основой любой террористической организации.
– Ну что, Бен Ладен драный. Пришло время отвечать. Кто старший? На кого горбатишься?
– Хоть убей, сучара, – прохрипел красавчик. – Ничего от меня не узнаешь!
– Убьем. Всему свое время. Но сначала ты все расскажешь.
Юрасин отвесил мощную оплеуху, голова задержанного со стуком ударилась о пол.
– Следственно-оперативная группа скоро будет, – доложил «терминатор».
– Этих оформляем для следствия, – генерал указал на четверых боевиков, умелым взглядом определив шестерок. – А этих двоих на базу. На приватную беседу.
– Есть, – «Терминатор» кивнул бойцам.
Те нагнулись над отчаянным красавчиком – тот дернулся, но его угомонили умелым ударом, и клиент превратился в безвольную куклу. Подняли на ноги. Встряхнули.
– Никогда, жалкие вы уродцы, ваша не возьмет, – сообщил почти дружелюбно генерал, приблизившись к красавчику. – Потому что мы в своем праве.
– Возьмет, – переведя сбившееся дыхание, выдавил красавчик, глаза его фанатично зажглись. – Будешь в мокрой камере сидеть. А я тебя буду бить.
Генерал усмехнулся:
– Помечтай, жмурик.
И это были его последние слова в этой жизни.
Чудовищный взрыв расколол здание.
И похоронил под обломками террористов. Бойцов спецназа. И героя России генерал-майора Виктора Юрасина.
***
– Ежедневно в Республике Конго гибнет до трех тысяч человек в межплеменной войне за контроль над месторождениями колумбита-танталита – основного компонента компьютерных микросхем и печатных плат.
– Эпидемия странного психического заболевания в США, унесшая жизни одиннадцати человек, продолжается. Воображая себя зомби, больные набрасываются на людей, объедая их мягкие ткани.
– Боевыми вертолетами в Афганистане ошибочно расстреляна свадебная процессия. Правительство США принесло официальные извинения семьям пострадавших.
– Микробиологи полагают, что в течение ближайших десяти лет на Земле появится мутировавший вирус гриппа, который уничтожит более девяноста пяти процентов населения Земли, что будет означать конец цивилизации.
По телевидению эпидемии, войны, террор.
В хомо сапиенсе закодирован злосчастный ген разрушения. Проявляется он далеко не у всех, но при благоприятных условиях активизируется, заставляя людей без какого-либо смысла и разума уничтожать себе подобных. Алчный огонек власти над чужими жизнями превращает человека в инфернальную сущность, сеющую хаос и разрушение, конечно, под благовидными предлогами. Сила, власть, насилие!
Сколько я видел пораженных этим геном фанатиков. Сколько зла они со мной сотворили. Я все отлично помню.
Помню беззаботное детство в станице Шелковской. И как все пошло прахом, в мою жизнь ворвалось нечто жуткое – ваххабит, пришедший резать неверных. Эти бесы уничтожили мою семью. Сначала дядю – станичного атамана. Потом родителей. Я их очень любил.