В развитом воображении и изобретательности ни Асе, ни Сан Санычу отказать было нельзя, поэтому первый же “день рабства” занял у них всё свободное время. Рабом провозгласил себя он. Ася тут же объявила себя “дочерью убитого индейского вождя”, а Сан Санычу приказала стать её алчным, беспощадным и похотливым “завоевателем”. Он мгновенно вошёл в роль: расправил плечи, набычился, сделал страшное злорадное лицо, схватил свою жертву, повалил наземь, наступив ногой на грудь:
– Ааа! Ты дочь проклятого вождя! Я видел, как ты подавала ему отравленные стрелы, чтобы сразить моих воинов! Ты умрёшь! – он занёс над её головой воображаемый меч. – Нет!
Пожалуй, я оставлю тебе жизнь ещё на несколько мучительных часов, ты страданиями своими заплатишь мне за гибель моих солдат! Вот тебе! – и он с размаху “ударил” её по голове рукоятью воображаемого меча.
Она “потеряла сознание”. Злорадно рыча, он сорвал с неё одежду и привязал за растянутые руки и ноги к крючьям в стене, “плеснул” в лицо водой:
– Приходи, приходи в сознание, чтобы видеть свои муки, – он “со всей силы” стал хлестать её верёвкой по груди и животу. – Этот бич – ещё только лёгкое прикосновение мотылька по сравнению с тем, что тебя ожидает…
Она извивалась и мучительно стонала, подыгрывая ему. Потом он “жестоко” насиловал её. Она, закрыв глаза, “кусала губы” и рвалась как раненая птица.
– Дело продолжит этот раскалённый железный прут, – он взял черенок лопаты, долго “калил” его, затем стал прикладывать его к нежным частям тела “жертвы”. – Аромат палёной плоти ласкает мне ноздри, а крики и стоны волнуют мне кровь. Ещё не все мои рыцари отмщены!
– О боги! Спасите меня! Пошлите мне смерть! – рыдая, молила девушка.
– Нескоро ты умрёшь – не раньше, чем насытишь мою похоть, – злорадно смеялся над её мученьями “насильник”, раз за разом овладевая её прекрасным трепещущим телом.
– Как жаль, что я сама не пронзила тебя своей отравленной стрелой, презренный бледнолицый! – её рыдания сменились гневом.
– Такая ты лишь больше возбуждаешь мои страсти! Как высоко вздымается твоя пленительная грудь! Мои собаки голодны. Я отсеку твои соски на корм моим собакам. Смотри ж, как славно режет меч… гляди, гляди, дерутся псы, кровавой рады пище, зубами рвут на части твои груди!.. Теперь мой меч, проливший реки вашей крови, познает и тебя!
Жестокий завоеватель медленно, толчками “вонзает меч” во чрево истязаемой жертвы.
– Я погибаю в страшных муках, но и ты подохнешь, злой поработитель! Я отравила своё тело медленным ядом! Смерть твоя неминуема, а муки неутолимы! Я отомщена!
– Ой, ой, огонь терзает моё жало, пылают руки! За что, за что все эти муки ада? – насильник корчится в “адских муках” и хватается за свой “меч”. – О, похотливый член, исчадье ада, основа всех людских страданий! Я отсеку тебя… и руки…
Драматическая развязка прерывается. По закоулкам крепости раздаётся призывный голос Зои, дежурящей на камбузе:
– У-жи-нать!
“Конкистадор” осторожно отвязывает свою “жертву”, а та чмокает его в плечо:
– Сначала – в душ, мой верный раб. Ты мне понравился сегодня!
За ужином Сан Саныч и Ася всё время молчали, не поднимая друг на друга глаз, то ли воскрешая в памяти сладостные минуты, то ли стесняясь и стыдясь своих переживаний. Это не осталось незамеченным окружающими, но подать виду никто не решился.
Потом, после вечерних работ, уже в постели, обнимая тихо посапывающую Асю, Сан Саныч долго раздумывал, почему же так нравится людям наслаждаться мученьями других людей, почему истязаниям чаще подвергаются самые красивые и здоровые, почему так болезненно изощряются над детородными органами, почему животные и прочие твари, не наделённые разумом, не мучат и не убивают друг друга понапрасну. Нет, в это чудовищное свойство человека разумного природа наверняка вложила какой-то смысл.
Ася приоткрыла глаза и произнесла сквозь сон:
– А у нас гости.
Сан Саныч встрепенулся, вскакивая с койки.
– Да это собаки, собаки прибежали, – ласково удержала его она.
– Откуда ты знаешь?
– Я просто вижу. Они у погреба с рыбой.
Сан Саныч встал, накинул одежду и поднялся на мостик, включил прожектор. У погреба, куда складывали заражённую рыбу, он увидел трёх собак. Две из них помельче, неопределённой породы, лапами пытались разрыть плотный снег. Третья, большая, чёрная и мохнатая, ждала в сторонке. От луча прожектора две первые с лаем бросились врассыпную, а большая собака молча сделала несколько шагов навстречу и села.
Сан Саныч выключил луч и спустился к Асе.
– Ася, а как ты узнала про собак? – с удивлением спросил он.
– Не знаю, я вроде вижу их. Две отбежали от луча, а чёрная лохматая не испугалась. Ты знаешь, я, кажется, в этой темноте ощущаю всё, что творится внутри нашей крепости и снаружи… как в полутьме, но совершенно отчётливо. Мне и раньше иногда это казалось, но сейчас это совершенно очевидно, – немного испуганным голосом проговорила Ася. – Все спят, и Юра на вахте… и эти собаки… и как скользит луч прожектора.
– Открылось ясновидение? Ты видишь всё насквозь?
– Не знаю… но вижу, что у тебя в карманах лежит, и в автомате на стене не хватает одного патрона в магазине. А собака эта очень умная и добрая, она, кстати, из России. Её зовут… Арна.
Точно Арна! Она спаслась с погибшей яхты.
– Я всегда считал, что ты – чудо! Ты – богиня, сошедшая на землю.
– Все мы боги, только этого не понимаем…
Сан Саныч проснулся поздно. Ася уже встала, оделась и вертелась перед зеркальцем, с особым старанием прихорашиваясь. Только она заметила, что он открыл глаза, бросилась к нему, опустилась на колени, простёрла свои нежные руки:
– О, повелитель! Приказывай своей рабе. Я истомилась от любви к тебе. Я исполню все твои самые сокровенные желания.
– Асенька, я не могу тобою повелевать, ты же…
– Давай, давай, Саныч, не отлынивай, для кого же я старалась, всю рожицу намалевала, сам же придумал. О, властелин мой, не гони рабу в порыве нежной страсти! Лучше убей!
Сан Саныч взглянул на Асю. Сон мгновенно слетел. На него своим испепеляюще-знойным взглядом смотрела незнакомая женщина ослепительной красоты. Необычно уложенные волосы с вплетёнными ниточками бус, короткая чёрная обтягивающая кофточка, не закрывающая живот, браслеты, серьги, перстни… тонкое чёрное трико.
“Вот женщина, которой должны поклоняться короли! – подумал Сан Саныч. – Надо стать королём, хотя бы на время.”
Он скинул с себя одеяло, оставаясь в одних плавках, развалился, подбоченясь, лёгким важным жестом разрешил к себе приблизиться, снисходительно взирая на свою “рабу”, поигрывая мышцами:
– Прильни ко мне, моя рабыня! В походах долгих и битвах кровавых мечтал я о тебе. Не забывал я твои ласки. И ты, я вижу, ждала меня, мне верность сохраняя. За это будешь ты моею первою женою, царицей всех моих владений.
– Мне только сердцем твоим владеть бы безраздельно – и счастлива была б твоя рабыня!
– За время странствий и в сраженьях я много понял. Что стоят все богатства мира в сравнении с твоей любовью! Один твой поцелуй… да за него и жизнь свою отдали б тысячи из тысяч воинов. Один твой взгляд повергнет страны к твоим стопам. Один твой нежный вздох усладой напоит получше влаги из хрустального кувшина. С тобою близость вожделенней рая. И суждено родить тебе героя!
– Ах, вместо б слов немного дела…
– Иди ж ко мне, моя царица!
Тела влюблённых сплелись в объятиях и страстных ласках, горячее желание постепенно достигло своего предела, захлестнуло жаркими волнами, прошило токами высокого накала и разрешилось буйством плоти.
Принимая душ, он мимолётно взглянул на себя. В отполированном листе дюраля, довольно сносно заменявшем разбившееся зеркало, он увидел спортивного вида мужчину, так не похожего на суховатого и сутуловатого кандидатишку, каким он был до встречи с Асей. Влияние любящей и прекрасной женщины преобразило его. Он делал многое, чтоб дотянуться до своей королевы, какой он видел Асю. Он должен был стать крепким, чтобы защитить её, любимую, несущую дитя.
Вечером, в завершение своего дня “властвования”, Сан Саныч устроил Асе и всем обитателям крепости культурную программу. Вспомнил, что на корабле имеется видеомагнитофон, и, порывшись в видеотеке, организовал просмотр короткометражек Чарли Чаплина, а затем под бутылочку “Каберне” показал очаровательный фильм “Шербурские зонтики”.
Испытывая чудесное настроение, полное утончённых нежных чувств, навеянное мелодраматическим сюжетом и очаровательной французской музыкой, Сан Саныч и Ася долго бродили обнявшись по ледяным тоннелям. Затем лежали в постели… Ася прижала к себе его руку, тихонько тёрлась носиком о его плечо. Они были счастливы и в этот вечер.
Глава 16
Гости с материка
Собаки неожиданно обнаружили себя – забрались в малый туннель, из которого шёл тёплый воздух, и перекрыли его, нарушив вентиляцию крепости. Выманить их оттуда удалось солидной порцией пищевых отходов и несколькими рыбинами. Когда собаки наелись и разлеглись, к ним вышел Юра. Раньше у него была собака, и он немного разбирался в их поведении. Он вытащил им солидную добавку, на неё они сразу же и набросились. Произнося ласковые слова, одной рукой Юра орудовал дозиметром, в другой на всякий случай сжимал пистолет.
Большая чёрная собака действительно отозвалась на кличку Арна и, радостно поскуливая, всё пыталась лизнуть Юрину руку с пистолетом, весело помахивая коротким хвостиком. Она оказалась довольно чистой от радиации. Это была крупная, но порядком исхудавшая самка чёрного терьера.
Две другие собаки, по всей видимости, страдали лучевой болезнью. Шерсть клоками выпала, из ноздрей тянулись тонкие струйки крови. Счётчик радиации около них резво пощёлкивал. Но они тоже вслед за Арной, которую почитали за вожака, завиляли хвостами, проявляя дружелюбие.
Чтобы разделить собак, пришлось им соорудить две конуры по разные стороны крепости, в которые подвели часть тёплого воздуха. Юра указал Арне её место, и смышлёная собака быстро научила двух других не посягать на её жилище. Кормить их стали тоже раздельно. Арну – “с барского стола”, а двух других, обречённых на скорую смерть – досыта отбракованной рыбой.
Арна быстро подружилась со всеми обитателями крепости, часто играла и просила ласки, впрочем, всё-таки выделяя Юру как хозяина. Конечно, собаки были прекрасными сторожами, однако капитан и Славко высказывали опасение, что их лай, слышный издалека, может оказаться демаскирующим фактором. Но Арна совсем не лаяла, издавая в нужных случаях только короткий низкий “гав”, выдававший скрытую мощь. Две другие быстро сдавали, всё больше лежали, грустными глазами провожали обитателей крепости, занятых своими делами.
Радиация спадала быстрее прогнозов. Объяснений этому найти никак не удавалось. Похолодание тоже далеко не достигло предполагаемой силы. Начало ощущаться суточное колебание температуры воздуха. Хоть это были факторы благоприятные, Сан Саныч и особенно Евгений чувствовали себя немного уязвлёнными. А капитан и Славко, два признанных стратега, сделали вывод, что скоро надо ждать гостей, и начали к этому готовиться.
Разыгрывание оборонительных операций с участием всех, кроме повара и Вареньки, стало ежедневным, через день проводились учебные тревоги и бои. Капитан конструировал и мастерил какие-то приборы. Сан Саныч и Юра помогали ему в сборке, не совсем понимая предназначение создаваемых устройств. Евгений обучал “бойцов” приёмам каратэ, а Славко – владению оружием, солдатскому мастерству ведения боя, всяким хитрым уловкам, способам оказания первой помощи.
По вечерам капитан читал пространные лекции по теории ведения боевых действий. Он был изощрён в знании своей науки, образно описывал боевые ситуации и особенности вооружения. Он ловко манипулировал теорией игр и вероятностей, мгновенно указывал наилучшие решения, поражавшие своей неординарностью. Всем казалось, будто они только что просмотрели захватывающий боевик о похождениях гениев войны, побывали в штабах стратегов и лабораториях разработки оружия.
И вот однажды вечером залаяли собаки. Сыграли боевую тревогу. Мгновенно все заняли свои места. Издалека послышалось надрывное жужжание моторов. Звук нарастал, немного смещаясь по горизонту. Замаячил свет фар. Двигались две машины и, наверное, проехали бы мимо, да две глупые шавки, которых не удалось унять, бросились с лаем на свет. Машины, естественно, свернули в сторону крепости и, сопровождаемые захлёбывающимися от лая собаками, упёрлись в неё фарами.
Это были снегоход и потрёпанный джип со снятыми глушителями – нелишняя предосторожность, чтобы не накапливать радиоактивную пыль.
Увидав на снегу множество человеческих следов – это наши стратеги тоже отметили как явный прокол в обороне – разномастно одетые люди вскинули автоматы и осторожно объехали вокруг крепости на расстоянии прицельного выстрела.
– Есть, кто живой? Выходи! Чья берлога? Излишки продовольствия есть? – послышался возглас на ломаном английском, подкреплённый парой выстрелов в воздух.
Шавки, испугавшись пальбы, пустились наутёк и забились в свою конуру, продолжая оттуда злобно рычать.
Крепость молчала. Дизель-генератор заблаговременно остановили.
Снегоход обнаружил погреб заражённой рыбы. Люди начали, было, забивать ею джип. Увидев, что грабители посягнули на их пищу, собаки остервенело бросились на обидчиков, но были остановлены неприцельной автоматной очередью и страшной бранью, в которой защитникам крепости послышалось что-то знакомое.
Покончив с рыбой – а её было не менее полутонны – люди долго о чём-то совещались, мелькая в свете фар, обращая взоры в сторону крепости. Затем, видимо, решив, что затерявшаяся во льдах безмолвная гора льда представляет чей-то потайной продовольственный склад, с опущенным оружием спокойно двинулись к ней на машинах.
Как только машины подъехали совсем близко, капитан гуднул сиреной. Снегоход тут же бросился в сторону, а джип попятился назад и, не выключая фар, остановился на приличном удалении. Через несколько минут машины уехали куда-то в сторону и постепенно исчезли в темноте.
О затерянности “Командора” в ледяной пустыне говорить больше не приходилось. Шавок посадили на привязь так, что можно было из крепости затянуть их внутрь или отвязать на волю. Следы вокруг крепости тщательно замели.
Следующих гостей обнаружила Арна. Она исторгла два коротких “гав” и сделала стойку в направлении, откуда минут через двадцать появились два лыжника на самодельных лыжах. Из темноты вышли старик и мальчик, в масках, закутанные в разнопёстрое тряпьё. За стариком на верёвке волочился большой пластиковый мешок с пожитками.
Капитан распорядился впустить путников в предбанник, не выдавая присутствие корабля. Одел всё военное с кобурой и бронежилетом, стараясь сойти за офицера на дозорном пункте.
Старик-грек прекрасно говорил и на английском, и на немецком, и, наверное, ещё на многих языках. Он оказался учёным-селекционером, бегущим, как он выразился, от “троглодитского кошмара” на материке. Славко, увешанный оружием, принёс горячий кофе и по миске наваристой ухи с сухарями. Путники поели, обогрелись. Старик страдал простудой, обострённой лучевой болезнью, говорил с трудом. Было вообще не понятно, как он проделал столь значительное расстояние, в такой мороз.
– Я скоро умру, – сказал он. – Я хочу только спасти внука. Бандиты забрали его мать – мою дочь – и все средства к существованию. На одном из островов, в сотне километров отсюда, живёт наш состоятельный родственник.
– А если с ним что-либо случилось? – спросил капитан. – Кругом творилось такое…
– У нас нет другого выхода. Там оставаться невозможно. Города и посёлки превратились сначала в руины, а затем в морги с горами замороженных трупов. Мы отсиживались в подземной оранжерее для выращивания грибов. У нас было почти всё необходимое, а грибы могли кормить нас ещё много лет. Дьявол попутал нас, когда мы решили выйти наружу, чтобы обменять излишки грибов на другую пищу.